Наша маленькая компания некоторое время ехала молча, но когда до рынка оставалось примерно две остановки, мальчишка спросил:
- Что вы будете покупать?
- Всякое, – пожимаю плечами. – Дитё требует одёжину с ушами – это у нас фетиш с колыбели. Я хочу ей чего-нибудь тёплого прикупить, да и себе хотя бы пар пять носков.
- Зачем так много? – удивляется.
Нас тряхнуло на повороте, поэтому мне пришлось крепко вцепиться в спинку одного из пассажирских кресел. Вместо меня ответила Сонька:
- Потому, что у нас дома это… – дитё нахмурилось, тщательно выговаривая слова: – Терра Инкогнита, – а на удивлённый взгляд мальчишки самодовольно усмехнулась: – Папа постоянно так говорит, когда не находит второй носок.
Никита прыснул от смеха, прикрывая рот тыльной стороной ладони. Нас снова качнуло – малец не удержался, свалился на какого-то серьёзного деловитого дядьку с чёрным чемоданом подмышкой. Я мог считать себя отомщённым.
- Просто у нас найти пару носков – нонсенс. Вечно они по одному ползают. У нас дома наверняка в каком-то из шкафов вход в Нарнию – должны же они куда-то деваться.
Мальчишка приглушённо засмеялся:
- Думаю, вход есть не только у тебя. Моя мама тоже постоянно жалуется, а так, это, можно сказать, карма всех мужчин, если они не педанты.
- Папа не педант, папа лентяй, – вставила свои пять копеек Соня.
- Радость моя, а кто такой педант? – подловил её «на горячем».
Маршрутка снова остановилась, а дитё замолчало, раздумывая над ответом. Потом чего-то сообразила, подозвала Никиту – он наклонился, и они зашушукались.
- Это нечестно, – притворно возмутился я, но тут, как некстати, позвонил телефон.
Никогда не ставил отдельную мелодию на определённого человека, но сейчас шестое чувство подсказывало, что жаждущий моего внимания товарищ – либо тёща, либо Шурик. Мама тоже периодически звонит, но она мой предполагаемый сон хотя бы ценит, и разговариваем мы часов с трёх. Вот тёща – ранняя пташка, Шурику же хватает наглости звонить в любое время.
Оказалось – Шурик.
- Салют спящим! – жизнерадостно завопил динамик.
- Привет, почему так рано? – гляжу, как дети, кивнув друг другу, удовлетворённо расползаются, а тётенька у окна осторожно его распахивает, втягивая носом прохладный воздух.
- Да вот, кинулась – и позвонить некому. Все либо спят, либо посылают.
- И ты решила обратиться ко мне? – скептически. – Подарить ещё один посыл? До места сама доберёшься или помочь?
- Саш… – переходит на серьёзный тон. – Я тут к тебе еду. В городе никогда не была, но ты ж меня встретишь? Надеюсь, ты не против незваных гостей.
Её слова как гром среди ясного неба. Да, гостья-то незваная, но ничего не поделаешь.
- Встречу. Через сколько ты будешь на ЖД, и будешь ли там вообще?
- Я тебя люблю! Агась, на ЖД, где же ещё? Если навскидку, то прибуду через полчасика.
Я рассеянно провожал взглядом мелькающие за стёклами дома и деревья. Занавески, до которых добирались порывы ветра, трепетали точно попавшие в центр урагана оторванные крылья бабочки.
- Позвонишь, когда сойдёшь. Мы сейчас топаем на базар, но, думаю, до твоего приезда справимся.
- Ура, позвоню обязательно! До связи.
- До связи, – фыркаю, отключаясь.
Внимательно подслушивающая мой разговор Соня, пусть слышала лишь односторонние реплики, но догадалась сама:
- Лёля приедет, да?
Никогда не понимал, почему она так называет Шурика. Но та не возражает – кто их поймёт, этих женщин.
- Ага. Похоже, наша поездка переносится на следующие выходные. Извини.
- Ничего. Если Лёля приедет, мы с ней во что-нибудь поиграем. Я уже соскучилась.
- Лёля, то есть Шурик, то есть Александра, – пояснил я недоумевающему Никите, – это наша мм… общая подруга. Сказала, сегодня приедет.
- Понятно, – лаконичный ответ.
Долгие разговоры у нас с ним решительно не получались, легче – молчать. Да и молчание выходило уютное, без напряжения и недомолвок. У меня редко получается с кем-то так «молчать», чаще приходится сглаживать атмосферу разговорами, по сути – пустой болтовнёй.
Наша остановка. Рынок от неё совсем недалеко.
Мы протолкались сквозь кучу плотно прижатых друг к другу тел и выскочили на улицу.
Халат с ушками Соня не нашла, зато всем сердцем прикипела к белым пушистым наушникам, удовлетворившись этой покупкой. Она примерила пару курток, но так ничего и не выбрала. Я же, как и говорил, приобрёл несколько пар носков. Гуляющий с нами за компанию Никита выдрал в зоомагазине большущую пачку собачьего корма и пару старых подержанных книг в небольшой лавке.
Пока мы ехали на ЖД, выяснилось, что у него дома обитает некое пресмыкающееся, коему ещё потом будет нужно прикупить хавчик. Как оно уживается с лающим нечто – не представляю.
К приезду Шурика мы подоспели вовремя. Она, ёжась от холода, стояла при полном параде: рыжущие волосы, подстриженные под каре, тонкая красная курточка на меху, грудь, чуть не дотягивающая до третьего размера, едва прикрывающая задницу юбка, длиннющие ноги в черных сетчатых колготках и блестящих красных босоножках на умопомрачительной шпильке.
У Шурика, как у большинства представителей рыжих, тонкая бледная кожа. На запястьях, я когда-то разглядывал, чуть ли не каждую венку видно, а лицо и даже плечи усеяны туевой кучей веснушек. Помню, она пыталась с этим бороться – замазывала пудрой, тониками, прочей мутью, но безуспешно, поэтому вскоре наплевала и бросила.
Выходя из-за угла зала ожидания, я поймал взгляд её тёмно-синих глаз. Она вымученно мне улыбнулась: наверняка с дороги устала.
Домой мы не заглядывали, поэтому шли с пакетами на руках. Псина послушно телепалась на поводке сзади.
- Хеллоу, – рыжая приветственно помахала рукой.
Украдкой поморщилась от навязчивой прохлады. Но красота ж требует жертв – особенно в конце октября.
Соня, держа меня за руку, радостно помахала в ответ.
- Никита. Шурик, – привычное обоюдное представление.
Они протянули друг другу руки. Левые. Удивлённо переглянулись, пожали их и расползлись в улыбках.
Я явно чего-то недопонимаю.
- Поехали домой? – обвожу всех вопросительным взглядом. – Никита, ты с нами?
- Если не помешаю.
- Не помешаешь, – отвечает за меня рыжая.
Она мою «политику» знает и разделяет.
- И хватит задавать этот идиотский вопрос, – дополняю ответ. – Если бы помешал, я бы не стал приглашать.
С расшаркиваниями покончено, и мы уже собрались идти, когда Шурик с досадой хлопнула себя по лбу:
- Совсем забыла, мои вещи, – обратилась ко мне: – Не поможешь дотянуть?
И указала на лавку, возле которой расположились большая красная лакированная сумка и громадный серо-серебристый ящик.
- Эмм, – я озадаченно замялся: если первое – куда ни шло, то со вторым в общественный транспорт хрен протиснешься. Не факт, что оно в общественный транспорт вообще влезет. – Это что?
- Сувениры, – хитрющая улыбка до ушей.
- Ты решила подарить нам холодильник? Спасибо, но этого добра хватает, – прикидываю «на глаз» размеры.
- Кое-что получше, – самодовольно заявляет. – Для Соньки это.
И всю дорогу назад, а нам пришлось идти пешком, моё дитё неотрывно зачарованно глядело на презент. Пока дошли, я слегка продрог, впрочем, ничуть не печалясь по этому поводу: свою куртку пришлось отдать Шурику, так как её ледышки вместо рук меня совершенно не устраивали. Девчонка сначала отпиралась, но спустя минуту благодарно закуталась в одёжину. Я-то перетерплю, а к ней болячка прицепится на раз-два.
Честно говоря, подходя к подъезду, я серьёзно задумался, влезет ли сия квадратная конструкция в двери. Пусть она на удивление лёгкая, но всё равно – громадная. К счастью, хотя не знаю, к моему ли – влезла.
А когда мы поднимались по ступенькам, Никита осторожно потянул меня за рукав.
- Я скоро вернусь, только собаку домой занесу. Хорошо?
Вместо ответа кивнул:
- Окей, нет проблем.
Мальчишка хотел было смыться, но его окликнула Шурик:
- Я немного подслушала… ты ненадолго домой, так? – малец кивнул, заставив рыжую на пару секунд задумчиво поджать губы. Затем она обратилась к Соне: – А ты с ним пройтись не хочешь?
- Хочу, но… – дочь просительно посмотрела на меня, – если папа отпустит.
- Папа отпустит, – убедительно заверила девушка.
Я удивлённо приподнял брови: что-то тут нечисто.
- Класс! – воодушевилось моё дитё и, прошмыгнув мимо нас, прямо-таки слетело со ступенек.
- Мы вернёмся через десять минут, – заверил Никита и спустился следом.
Я вопросительно поглядел на Шурика: что за шуточки?
Она вместо оправданий кивнула на входную дверь. Пропустила вперёд, а когда два раза щёлкнул замок и я поставил коробку с сумками на пол, попросила помочь разуться.
При желании, Шурик могла запросто перевоплощаться в дамочку, которой каждый второй оборачивается вслед.
- Проклятая обувка, – проворчала. – Неустойчивая, да и замок заедает, хоть сидя на полу разувайся.
- Не парься, сейчас разберёмся, – заверил, приседая на одно колено. – И всё-таки, с чего ты Соньку выпроводила? Хай бы малой шёл один.
Быстро расстегнув пряжки на босоножках, я, не поднимаясь, посмотрел на девчонку снизу вверх. Она, всё ещё улыбаясь, стала ступнями на пол, но улыбка выглядела такой… приклеенной. Возможно, другие не заметили бы – Шурик умеет талантливо разыгрывать хорошее настроение – но не я, человек, знакомый с ней довольно близко и довольно долго. И постепенно уголки губ начали плавно опускаться вниз – будто кто-то насильно сдирал маску веселья.
- Сашка, – она мужественно подавила всхлип.
Подбородок задрожал, заставив её сжать зубы. Моя храбрая рыжая девчонка почему-то медленно-медленно опускалась на колени, а я понятия не имел из-за чего весь сыр-бор.
- Хей, ну что стряслось? – протянул руки, сгребая Шурика в объятия.
- Сашка, – она прямо на коленях придвинулась ближе, судорожно сжала мой свитер и, по-прежнему не давая себе разреветься, положила лоб на моё плечо. – Саш, – голос готов сорваться. Я почти взволнован, но больше удивлён происходящим, – я хочу… сдохнуть.
========== Глава 7: Траблы ==========
Я терпеть не могу, когда умирают во имя любви. Ссорятся во имя любви, расстаются во имя любви, дерутся во имя любви – пожалуйста, а умирают… Неэстетично, неэтично, неэпично. Умирать нужно ради чести, а ради любви – жить.
Большинство моих знакомых почему-то так не считают. Они разводят сопливые драмы: вот, на этой неделе мы расстались, думал – всё, жизнь кончена.
Когда меня спрашивают на этот счёт, я могу только помочь с выбором: утопиться или повеситься. Как по мне, лучше сразу разобрать себя по органам и отдать их умирающим детям. А то они слишком часто умирают в бесконечных очередях на пересадку.
А как мне стало ясно, что все сопли из-за любви? Да по-другому и быть не может.
Но это я разошёлся. Шурик, видимо, совсем расклеилась, раз дошла до мыслей о суициде.
Даю ей время успокоиться. Она не плачет – ткань свитера сухая. В принципе, чтобы этот неугомонный рыжий энерджайзер разревелся – нонсенс.
Тихо выдыхаю, путаясь пальцами в её непослушных кудрях. Она, прижимаясь, совсем повалила меня на пол и, считай что, улеглась сверху.
- Эй, – шепчу, немного отстраняясь, – сейчас дети придут. Что они о нас подумают, тут же полноценная прелюдия.
Находит в себе силы коротко рассмеяться:
- Вечно ты всё опошлишь. Дрянной прагматик.
- Калечная истеричка, – не остаюсь в долгу. – Давай, поднимайся, расскажешь, что стряслось, и тогда мы решим, стоит ли тебе бесславно подыхать.
Моё плечо приглушает её и без того негромкий смех. Недолго медлит, однако приподнимается на локтях. Лукаво, но с ощутимой признательностью щурится:
- Я тебя люблю.
Ответные слова легко слетают с губ:
- И я тебя.
Опирается на руки, давая возможность встать мне, и тогда уже я помогаю ей подняться, а заодно снять обе куртки. Под ними тонкая безрукавка – Шурик, видать, с концами решила отморозить себе все конечности.
- Иди сюда, – поддаваясь накатившему порыву, подзываю девчонку к ближайшему светильнику, а когда она подходит, с хмыком сжимаю её запястье. – Смотри, – провожу пальцем по наиболее заметной вене аж до локтя. – Есть туева куча способов себя угробить. Есть болезненные, есть – не очень, есть такие, что закроешь глаза и всё – нет человека. Поэтому, – невесело усмехаюсь, – чтобы при мне об этом даже не заикалась, чёртова суицидница.
Напряжённо кивает, понимая, что я прав. Она ничего не знает об Ане, особенно про её смерть – ни я, ни Сонька не проболтались, поэтому, видимо, не понимает, как неприятны для меня те глупые слова: «Я хочу сдохнуть».
Гашу некоторое раздражение как раз вовремя – в дверь стучат.
- А что бы ты делала, если бы они не ушли? – любопытствую.
- Закрылась бы с тобой в туалете, врубила бы воду на полную катушку для заглушки и домогалась бы тебя по-чёрному, – криво усмехается и тут же громко произносит: – Открыто, входите.
- Ты прямо всё продумала заранее, – искренне оцениваю её «гениальный» план.
Без сомнений, всё бы так и произошло, если бы дети ненадолго не слиняли. А так они вошли, притянув с собой сухой шоколадный торт. Глядя на них, я подавил желание глубоко задуматься, не было ли это лёгкое раздражение попыткой заставить себя что-то почувствовать. Потому что в груди постепенно, год за годом вязкой паутиной расползается жуткое безразличие. Безразличие к себе, окружающим, родным и даже к… Нет, невозможно, это всего лишь мои глупые фантазии. Как говорят: «У страха глаза велики».
Насильно избавившись от мрачных мыслей, объявляю, мол, иду готовить чай. Обмениваюсь с Шуриком понимающим взглядом: разговор придётся отложить на потом – и краем глаза ловлю сложный нечитаемый взгляд Никиты. Не понимаю и не хочу разбираться, что он означает.
Время до вечера проходит незаметно: сначала детка, сгорая от любопытства, распаковала презент – стало сразу ясно, почему бандура оказалась лёгкой. В ней хранился громадный заяц. Пушистый, бело-жёлтый – чую, Шурик у меня ещё не раз приедет, чтоб его постирать – с громадными ушами и выражением лёгкой издёвки на морде. Заяц из преисподней, мля. Когда я сообщил об этом мелочи, девчонки на пару заявили, мол, я ничего не понимаю, Никита мужской солидарности не проявил и поддержал их, но молча.
В сумке лежала игрушечная собака и пара тонн отвратной детской косметики. Из последнего комплекта я, несмотря на все вопли, разрешил оставить только духи – остальное неизменно вызывало справедливые подозрения насчёт безопасности. Ну, испытывали их на собаках, и что? Гринписовцы, услышь это заявление, четвертовали бы меня с особой жестокостью, но, блин, сравнили, где - люди, мало того, дети, а где - псины.
Потом мы болтали о пустяках, смеялись до хрипоты, играли в твистер и откопанную в недрах одного из шкафов приставку.
Часов в шесть мальцу позвонили некие мифические приятели и он, извиняясь, слинял. Вау, а я думал, у мальчишки их совсем нет – вечно же рядом ошивается.
До пол одиннадцатого по заказу Шурика смотрели одну юмористическую мелодраму и отправили Соню баиньки – она заснула ближе к середине кино прямо на диване, и мне пришлось относить её в кровать.
- Останешься или пойдёшь со мной? – на непонимающий взгляд поясняю, что хочу поехать развеяться.
Колеблется, обняв руками согнутые в коленях ноги. При слабом освещении настольной лампы и выключающегося телевизора, она кажется ещё более растрёпанной, рассеянной и несчастной.
- С тобой, – решается. – Мы так и не поговорили.
- Тогда собирайся, поедем на байке, – поднимаюсь с дивана. – И надеюсь, ты не станешь накидываться на меня с воплями о самоубийстве.
- Не дождёшься, – фыркает.
А что-то во мне облегчённо «умывает руки».
Парковка работает допоздна, и мы успеваем забрать мою тарантайку до закрытия. Без приключений доезжаем до другого, ещё незнакомого мне клуба и когда слезаем, Шурик начинает рассказ.