- Да, конечно, - кивнула Джейн, - нам сюда.
Остин Ашер отошел от стойки, куда немедленно встала Джейн - клиентов нельзя было оставлять без внимания ни на секунду. Впрочем, в зале находилось всего два человека, и оба не проявляли к бару ни малейшего интереса. Один из них поглощал невероятных размеров обед, а второй, кажется, просто уснул в кресле.
- Вот как люди наслаждаются изысканными удовольствиями, которые может предоставить ваше заведение, - объедаются и спят, - насмешливо протянул Холмс. - Шерлок Холмс. Это мой коллега доктор Уотсон.
- Смысл изысканных удовольствий в том, чтобы не быть слишком частыми, мистер Холмс, - вежливо ответил Ашер, сверкнув темными глазами и вяло пожимая предложенную доктором руку. - Постоянные клиенты знают, что здесь доверительная атмосфера и можно позволить себе просто расслабиться.
- У мистера Миллса были особо любимые клиенты? Или наоборот? - спросил Джон.
- Роджер мог думать о любом члене клуба что угодно, но нам категорически запрещено обсуждать это между собой.
- То есть вы тут работаете несколько лет бок о бок и не представляете, что ваш ближайший коллега думает обо всех этих типах? - скептически приподнял бровь Шерлок. - Позвольте вам не поверить.
Остин слегка поморщился:
- Я, конечно, могу делать некоторые предположения. Есть клиенты, которые не слишком приятны в общении в принципе, думаю, к ним мы все относимся одинаково. Были такие, которые делали неприличные намеки Роджеру, мне или Джейн, но мы это просто игнорировали. Клиенты заранее предупреждены, что неформальные контакты с сотрудниками клуба запрещены, - ну они и не настаивают. Что, разве не найдут они себе другого смазливого бармена, если потребуется?
- А мог кто-то из них оказаться чересчур настойчивым? Мог кто-то наплевать на правила? - вкрадчиво уточнил Холмс.
Ашер спокойно выдержал взгляд нависшего над ним Шерлока (Джон позавидовал стойкости молодого человека):
- Вряд ли клиент оповестил бы меня о нарушении правил. И я совершенно точно не слышал о таком от Роджера.
***
- Замечательное место, - выдохнул с силой Холмс, когда они с Джоном вышли на улицу. - Никто ничего не видит, не слышит и не скажет.
- Но они говорят куда больше и охотнее, чем в “Диогене”, - улыбнулся Джон. - Теперь домой? Кстати, как ты узнал, что Хаккет трахает секретаршу?
- Кожаный диван в его кабинете. Отличные отпечатки влажных ладоней на спинке, заметные под определенным углом освещения, а между ладонями - такие смазанные, округлые, будто кого-то нагнули и прижали пышной грудью. На самом деле, просто догадка.
Шерлок пожал плечами и направился к улице, где можно было поймать такси. На улице стемнело, но жизнь и не думала замереть до утра - не в этой части Лондона, по крайней мере. Люди хотели веселиться даже ночью в воскресенье.
Домой ехали молча. Джон прикрыл глаза и казался задремавшим, Шерлок, вперившись в одну точку, пытался разложить по полочкам информацию - ее отсутствие! - полученную на месте преступления и в “Энотере”.
Зачем душить, стрелять и проламывать череп? Зачем этот нелепый способ убийства, о чем он говорит? Удар по голове в данном случае был самым логичным действием - он позволял получить материал для кровавой инсценировки, если она была целью, а не жалкой попыткой сбить полицию со следа. Но Шерлока не душили перед прыжком с крыши, в него не стреляли. Значит, послание о “мертвом” Холмсе - это не послание целиком, лишь его часть. Может, это вообще послание не ему?
Но кому же тогда может быть интересен такой труп? Полиция и так интересуется всеми трупами без исключения. Да ладно, Шерлок, некоторые покойники очевидно более эффектны. Наверняка Андерсон был счастлив целую секунду. Однако, справедливости ради, ни Андерсон, ни Донован счастливыми не выглядели. Шерлок по-прежнему считал идиотами всех вокруг, а этих двоих и подавно, но догадывался, что ни эксперт, ни сержант не желают ему смерти всерьез. Через одну его “смерть” они уже прошли: после возвращения Холмс изводил парочку особенно старательно, если, конечно, на секунду переставал думать о Джоне.
Шерлок уже перестал бороться с тем, что его мысли возвращаются к Джону всегда, в ходе любого рассуждения. Словно мозг больше не мог иначе функционировать. Джон не был просто его соседом, блогером, другом, партнером, возлюбленным - это была константа, единственная устойчивость в ненадежности жизни, точка опоры, благодаря которой Шерлок мог перевернуть землю.
Фактически он и перевернул - из-под земли выгрыз Себастьяна Морана, самого смертоносного наследника Мориарти, который выполнял приказы почившего босса с яростью и железобетонной целеустремленностью. Моран был чрезвычайно коварен и скрытен, но от его смерти зависела жизнь Джона, и одно это было достаточным стимулом. Холмс никогда не планировал рассказывать Джону, что он, Шерлок, лично выпустил всю обойму в тело ненавистного врага.
***
Дома было тепло и пахло корицей - миссис Хадсон испекла маленькие сдобные булочки и принесла несколько штучек своим жильцам. Булочки, в маленькой корзинке, накрытой полотняной салфеткой, стояли в центре девственно чистого кухонного стола. Шерлок рассеянно подцепил длинными пальцами одну из них и в два приема проглотил. Джон, сняв и повесив куртку, стоял в дверном проеме кухни и с легкой усмешкой наблюдал за Холмсом.
- Чай будешь? - спросил Джон.
- Буду, если ты будешь, - пробормотал Шерлок, облизывая губы.
Джон кивнул и прошел к плите. Вообще-то в доме был отличный электрический чайник, но Джон предпочитал старинный металлический и немного помятый раритетный сосуд, принадлежащий миссис Хадсон, которым та любезно разрешила пользоваться. В некоторых местах металл потемнел от времени, но на вкус чая это не влияло.
Джон достал кружки, сахар и молоко и оперся бедром о буфет. Шерлок уселся за стол напротив.
- Джон, ты… - нерешительно начал Холмс после паузы и умолк.
- Нет, Шерлок.
- Что “нет”? Я же еще ничего не сказал!
- Просто “нет”. “Нет” на всякий случай. Со мной все в порядке, и я не намерен обсуждать то, как я сегодня впал в прострацию на глазах у посторонних. С твоей стороны было бы тактично дать мне забыть об этом позоре, - улыбнулся Джон, но в улыбке его была твердость.
- Джон, никто в здравом уме не будет считать это позором. Это было естественной реакцией на шок.
- И тем не менее, Шерлок, я что-то не увидел там других зрителей, распластанных по стенам. Все, я хочу закрыть тему. Я серьезно.
Чайник вскипел, и Джон отвернулся, чтобы приготовить чай. Несколько минут прошли в тишине. Шерлок хотел прекратить разговор, раз этого пожелал Джон, но вместе с тем ему отчаянно хотелось вычислить, что чувствует тот сейчас. Стыд: за свою реакцию? Страх: за Шерлока? Вину? За что ему испытывать вину? Всегда равнодушный к чувствам других людей и плохо ориентирующийся в эмоциональном мире, Холмс готов был жадно впитывать любые проявления чувств от Джона. Но именно сейчас, после возвращения Шерлока, Уотсон стал сдержанным как никогда. Словно он боялся выдать нечто, что может испортить их отношения. Он винит меня в том, что я бросил его, но слишком благороден, чтобы открыто возненавидеть? Шерлок остро ощущал эту недосказанность, и она бесила его сильнее, чем все нераскрытые дела прошлого.
Но пока у него еще хватало терпения не требовать от Джона ничего.
Две кружки ароматного чая оказались на столе, и Джон снова сел.
- Итак, что мы имеем по делу Миллса? - проговорил Уотсон, сделав большой глоток и удовлетворенно вздохнув.
- Пока немного. Миллс - идеальный сотрудник, у него нет врагов, долгов и семейки со странностями. Он живет тихонько в своем мирке, почти ни с кем не общается и никому не переходит дорогу. Я бы на его месте сдох от скуки самостоятельно. Но он жестоко убит, и из этого следует два возможных вывода, - Холмс, покручивая чашку в руках, вопросительно посмотрел на Джона, как бы передавая ему эстафету рассуждений.
Джон немного помолчал, обдумывая варианты:
- Либо кто-то что-то скрыл и Миллс не так безобиден, либо… Миллс выбран случайно?
- Эти трое в клубе были бесполезны, но достаточно правдивы. Правда, Джейн немного влюблена в своего приятеля-гея, но вряд ли нас интересует такая мелочевка. Если это убийство вообще не имеет к Миллсу никакого отношения, то искать скрытые пороки в жертве бесполезно. Но убийца все равно выбрал его по какой-то причине, нам надо только выяснить, по какой. Возможно, имеет значение, что у Миллса были темные и достаточно длинные волосы, чтобы их легко было сделать похожими на мои. И еще очень важно - кто мог знать, что Миллс будет один? Все-таки надо проверить контакты. Завтра подкину Лестрейду несколько идей, пусть его люди тоже пошевелят… что там у них вместо мозгов? А мы с тобой…
- Ты, Шерлок, ты один - я-то завтра работаю, - напомнил Джон.
Шерлок фыркнул:
- Неужели ты не можешь взять отпуск ненадолго? У нас же важное дело.
- Дело, от которого ты меня еще несколько часов назад хотел отлучить! Так что я иду на работу, ты в Ярд - и все приносят пользу, и каждый на своем месте.
- Ну и ладно, - пробурчал Шерлок, - хотя твое место рядом со мной.
Последнюю часть фразы он вслух не произнес.
Джон улыбнулся и отнес чашки к раковине:
- Сейчас я помою посуду и пойду спать. Есть шанс отлично выспаться, раз мне больше не снятся кошмары.
Внезапно Уотсон почувствовал присутствие Шерлока прямо у себя за спиной. Резко развернувшись, Джон оказался в кольце рук. Жар бросился в лицо, пронзил каждую клеточку тела, в горле мгновенно пересохло. Джон сколько угодно мог держать себя в руках, но тело реагировало на близость Холмса безотказно. Застыв словно соляной столп, Уотсон постарался бесшумно выдохнуть.
Шерлок медленно положил свои ладони ему на плечи, немного наклонил голову и уперся лбом в горячий лоб Джона.
- Джон… - Шерлок говорил шепотом, - Джон, тот разговор в Бартсе… Я говорил серьезно и сейчас скажу: я не оставлю тебя никогда. Я знаю, что ты страдал после моего исчезновения. Мне больно оттого, что я стал причиной твоего горя. Прости меня, Джон. Я больше никогда так не подведу тебя. Ты мне веришь?
Тонкие пальцы сжали плечи Уотсона, словно Шерлок старался справиться с желанием притянуть к себе Джона настолько крепко, насколько хватит силы рук. Джон с трудом сглотнул, прикрыл глаза, пытаясь не потереться лбом о голову Холмса, и прошептал в ответ:
- Всегда, Шерлок.
Холмс шевельнулся, и Джон изумленно вздрогнул, почувствовав целомудренный поцелуй где-то над правой бровью.
- Спокойной ночи, Джон.
========== Глава третья ==========
Шерлок падал с крыши вместе с Джоном. Тот обхватывал непослушное тощее тело руками и ногами, пытаясь воображаемыми крыльями утянуть его обратно наверх, на крышу, но Холмс раскрывал черный провал рта и безумно хохотал. Иногда сквозь клекот смеха пробивались слова - трюк, волшебный трюк! - и руки Джона наливались тяжестью, а тротуар приближался и приближался, но никак не мог приблизиться, а потом все-таки обрушился на спину Джона сокрушительным ударом. Тело, навалившееся сверху, внезапно радостно ухмыльнулось лицом Мориарти и полезло кроваво целоваться.
С судорожным всхлипом-полустоном Джон выдрался из сна. Щеки его горели от слез, горло словно распухло и начало болеть, перед глазами мелькали черные фигуры Холмса и Миллса. Кошмаров такой интенсивности и болезненности не было у Уотсона уже больше года. Можно не надеяться, что удастся заснуть до утра.
Джон включил ночник. Сходил в ванную. Умылся. Сел на краешек кровати, в изножье. Подумал о чашечке чая, но отверг идею, решив просто попытаться задремать. Лег.
Саднила на подкорке мысль о том, что утром его вид будет далёк от потрясающего, и Шерлок опять спросит его о кошмарах. Джон не любил это обсуждать. Кошмары оставались непобежденным наследством войны, а капитан Уотсон, поборовший - не без влияния Шерлока - хромоту и тремор, старался избавиться от всех афганских “подарков”.
С невозможностью избавиться от шрамов на теле он смирился.
Впрочем, после “смерти” Шерлока характер ужасных снов сильно изменился. “Чистый” Холмс ему не снился почти никогда: обычно это была тошнотворная мешанина боевых действий в Афганистане и мертвого Холмса. Но кое-что оставалось в кошмарах неизменным - Шерлок умирал всегда.
И после пробуждения страх не оставлял Джона Уотсона.
***
Ночь Шерлока Холмса тоже не была спокойной.
Со времен юности и краткого, но насыщенного периода экспериментов, сексуальное напряжение не донимало его. Все изменилось с появлением Джона. Собственно, это началось почти сразу после знакомства - в ту ночь, когда Джон застрелил таксиста, Шерлок проснулся с таким болезненным стояком, что даже решил сначала, что кто-то ударил его в пах. Удивление от эрекции было настолько сильным, что Шерлок некоторое время терпел дискомфорт, пытаясь вспомнить, что ему снилось непосредственно перед пробуждением. Перед глазами стоял образ Джона с пистолетом, с горящими глазами, прямой спиной и почему-то голого, чего на месте событий, разумеется, быть не могло. Картинка была отвергнута как бесперспективная, а разбушевавшаяся плоть успокоена стандартным способом.
В следующий раз внезапная ночная эрекция возникла совершенно без причины - в день, когда Холмс и Уотсон отправились в банк по просьбе Себастьяна Уилкса. Шерлоку казалось, что перед тем, как проснуться, он видел Джона - тот пожимал руку Уилксу и говорил:
- Коллега. Коллега. Не друг. Коллега.
Джон снова был голым.
После сеанса недоуменной и немного сердитой мастурбации, Шерлок задумался. Стреляющий Джон - ок, приемлемо, но как может возбуждать Джон, не признающий дружбу с ним? Промучившись до утра, Холмс так и не пришел к определенному выводу, поэтому информация была отмечена грифом “обдумать позже” и спрятана подальше в Чертогах.
В прикроватной тумбочке на всякий случай появилась смазка.
В последующие месяцы совместной жизни количество таких ночей неуклонно возрастало, причем вызвать их могла любая мелочь. Мелочь с точки зрения Холмса, конечно. Например, Джон, осматривающий очередное тело. Джон, перешучивающийся с Лестрейдом. Джон, прикрикнувший на Майкрофта. Джон, гневающийся в секретной лаборатории. Джон, предлагающий Ирен салфетку. Джон, Джон, Джон… И только после смерти Мориарти Шерлок признал - это не просто влечение, похоть, желание. Это что-то огромное и немыслимое, чему не существует адекватного названия, потому что ради жизни Джона он бы спрыгнул с крыши и без всякого плана спасения.
Теперь Джону не обязательно было приходить во сне - Шерлок фантазировал о нем вполне сознательно. После возвращения в мир официально живых возбуждение было таким мучительным и реальным, что контролировать себя удавалось лишь с помощью самоудовлетворения - от одного до трех раз в сутки, как по расписанию. Как медицинские процедуры.
Почти-объятья, которые Шерлок, не сдержавшись, позволил себе в кухне вечером, распалили его воображение до опасного предела. О, в таком состоянии Холмсу уже хватало любой ерунды. Он поднялся в спальню, закрыл дверь, привалился к ней спиной и со стоном уткнулся в собственные ладони, вбирая запах свитера Джона. Поцелуй в лоб был тем максимумом, который Шерлок допустил, не рискуя накинуться на Джона и завалить его прямо на полу. Но в спальне, даже не сумев раздеться, Шерлок запустил правую руку в штаны, обхватил твердый, с выступившей смазкой член и, засунув в рот указательный и средний пальцы левой руки, довел себя до разрядки меньше, чем за минуту. Сидя на полу в штанах, измазанных спермой, с прокушенными во время оргазма пальцами, высокофункциональный социопат Шерлок Холмс вдруг очень захотел заплакать.
***
Джон выполз из постели за полчаса до звонка будильника. На кухне он старался действовать бесшумно, в надежде, что удастся сбежать до того, как Шерлок встанет и увидит покрасневшие белки глаз, опухшие веки и сеточку углубившихся морщинок.