Некоторое время они молча медленно шли по набережной. Потом Лана огляделась, увидела лавочку и сказала:
- Давай посидим немножко… У меня ноги дрожат.
Олег усадил ее на лавочку, отошел в сторонку, закурил. Постоял, с наслаждением вдыхая вредный дым, и вдруг засмеялся.
- Ты чего? - подозрительно спросила Лана. - Ты не надо мной смеешься?
- Нет. Так… над диалектикой бытия. Вот смотри: мы из-за чего поссорились? Я сказал, что ты самодостаточная и думаешь, что я тебе не нужен. И тут же я тебе понадобился. Так?
- Так! - Лана с интересом уставилась на мужа. - Ну и что?
- А ты решила, что стала непривлекательной и поэтому я хочу с тобой поругаться. И тут же какой-то мужик к тебе пристал именно потому, что ты его соблазнила.
- Да он пьяный был!
- Не важно… - отмахнулся от ее замечания Олег. - Таким образом, жизнь сама ликвидировала причины нашей ссоры, и мы можем сделать вид, что ничего не произошло с той минуты, как ты размазывала творог по своим внутренностям. Так?
Он бросил в урну окурок и сел рядом с женой, обняв ее за плечи. Она уютно привалилась к его боку.
- Олежка…
- М-м?
- Никакая я не самодостаточная. Олежка, я действительно боюсь, что ты меня разлюбишь, такую толстую…
- Тебя? Я? Разлюблю?! Никогда. Даже если станешь бабушкой, все равно ты будешь… Ланушкой! - Олег обнял ее, крепко и бережно, и тихонько засмеялся. - Ой, правда, какая ты толстая… Чего ты пихаешься, Лань? Ты мне очень нравишься такая толстая. Из-за меня же, заметь! Из-за моей необузданной страсти к тебе!…
Глава 23
- Представляешь, всего на два голоса больше… Всего на два! - гудел в телефонной трубке голос Павла. - А это значит, сопротивляется мне материал областной. Так что работа предстоит нам с тобой адова… Ну, вы уже собрались? Леха за вами минут через двадцать заедет.
- Паш, я тебе желаю, чтобы инаугурация прошла на высоте. Не волнуйся. И тлю зеленую с трибуны не поминай, - отвечал Олег. - Но нас извини, мы приехать никак не можем. Рожаем…
- Как - рожаете?! Уже?
- Да, вот прямо сейчас Ланка этим и занимается… А я торчу рядышком, в предбаннике. Туда, в родовую, идти боюсь. Боюсь, Пашка!
- Как я тебя понимаю!… Давно?
- Мне кажется, уже… лет сто. На самом деле с час… да, где-то так. Паш! Пашка, кажется, уже! Слышишь?
Издалека послышался крик новорожденного.
- Ур-ра! Поздравляю! - завопил в трубку Павел.
- Паш, я перезвоню, - торопливо проговорил Олег и отключился.
Дверь приоткрылась, и акушерка позвала:
- Идите, папочка, поздоровайтесь с дочкой.
- Дочка? Ну, Ланище, молодчина!
Бледная-бледная Лана, укрытая по бедра голубой простынкой, лежала на родовом столе, сложив на животе руки оберегающим кольцом. В этом кольце шевелилось что-то красное и требовательно покрикивало.
- Я ее к груди приложу, можно? - спросила Лана у врача.
- Можно…
Девчонка сразу жадно вцепилась крошечным ротиком в сосок.
- Активная какая, - довольным голосом сказал врач.
- Олег, подойди поближе, - не сводя глаз с ребенка, позвала Лана.
- Хватит, мамочка… - Акушерка решительно забрала малышку, которая тут же заорала. - Давайте, мы ее в порядок приведем, обмоем, пупочек обработаем…
А Олег так и стоял оцепенело у двери, даже дышать забыл.
- Олежка, да подойди же, наконец…
С трудом переставляя дрожащие ноги, он подошел.
- Все нормально, Олежка. Все хорошо. Давай уже,
приходи в себя! - насмешливо сказала Лана.
* * *
Уложив уснувшую Екатерину Олеговну Камневу в нарядную кроватку, Лана еще минутку постояла над ней, полюбовалась. И пошла на кухню, где ее мужчины готовили обед.
Все трое были очень заняты: Платон крутил мясорубку, Олег резал овощи, а Тимка складывал на обеденном столе пазл.
- Мам, смотри, я уже почти закончил! - закричал он.
- Молодец какой! А мы это будем есть на второе или на десерт? - разглядывая почти сложившуюся сценку из «Малыша и Карлсона», серьезно спросила Лана.
- Мы это скотчем склеим и повесим на стенку! Чтоб Катька ее рассматривала! - торжественно объявил Тимка.
- Мам, я все мясо уже наизнанку вывернул, что в него еще кидать? - спросил Платон
И одновременно с ним - Олег:
- Лань, посмотри, бульон готов?
- А разве у тебя сегодня нет английского? - спросила она у Платона, заглядывая в кастрюлю с бульоном. - Можно овощи класть, Олежка.
- А что важнее: обед или английский?
- Английский. Котлеты я и сама пожарю. Иди-иди! Thanks for your help.
- You welcome, - проворчал Платон, неохотно покидая свой пост у мясорубки. И тут же из прихожей проинформировал: - Катька пищит!
- Что за бессонное дитя! Олежка, я сейчас с ней приду и буду руководить.
- Может, я все-таки пропущу сегодня английский? - с надеждой спросил Платон.
- Ценю твое благородство, но пользоваться не буду, - торопливо бросила на ходу Лана.
- Эх! - с досадой выдохнул Платон и захлопнул за собой дверь.
Через несколько минут Лана вернулась на кухню, держа на руках крохотное создание в нарядном розовом комбинезончике, уселась на Диван рядом с Тимкой и стала шепотом руководить приготовлением обеда. У нее это получалось как колыбельная со странными словами: «Соли больше не клади… спи, моя хорошая… тише, тише, не кричи… можно выключить огонь». Олег улыбался, искоса поглядывая на жену, Тимка откровенно таращился и хихикал.
Катерина снова уснула, а Тимка склеил скотчем пазл.
- Ма, - прошептал он. - Я пойду у вас в спальне его приклею?
- Пойдем вместе, мой хороший. Я Катю уложу, а ты пристроишь свое произведение. И будем обедать…
- Я тебе твой бульон и мясо в спальню принесу, - предложил Олег. - А то ведь опять проснется - и останешься голодная.
- Ой, как я хорошо жить стала, - с удовольствием заметила Лана. - Балуй меня. Мне нравится быть… несамодостаточной.
У большого зеркала в прихожей Лана приостановилась и оглядела себя со всех сторон. Да, она сильно похудела. Лишние килограммы почти все растаяли - быстро и таинственно.
Тимка, который на ходу все любовался своим творением, наткнулся на нее, поднял глаза:
- Ты чего, мам?…
- Да так… Я уже не такая толстая, как тебе кажется? Тимка обошел ее вокруг.
- В животе и сзади ты стала маленькая, а вот тут, - он показал на грудь, - больша-ая…
Лана засмеялась:
- Ну, спасибо, сын, утешил!
Если бы то, что она увидела в зеркале, успокоило ее…
Что-то с ней случилось. Никогда она не обращала серьезного внимания на то, как выглядит. И что перед собой душой кривить, даже бравировала слегка своим равнодушием к моде, к «тряпкам и мазилкам». При светлых волосах у Ланы были темные брови и ресницы, и лицо потому было ярким и выразительным. Очень короткие волосы утром просто мылись и расчесывались - а ложились они всегда хорошо. Как могут плохо лечь волосы длиной в два-три сантиметра? Джинсы и свитера, летом - маечки на тоненькой ладной фигурке смотрелись отлично. Брюки и пиджаки - еще лучше. Главное, чтобы все это было чистым и отутюженным. Повезло ей с внешностью.
И вдруг эти стремительно наросшие килограммы, мешающие двигаться, делавшие отражение в зеркале чужим. Ей даже казалось, что из всех неприятностей, обрушившихся на семью в последнее время, эта - самая серьезная. В ее крепости обнаружилось брешь - в самой укрепленной ее части. Лана чувствовала себя уязвимой…
- Любуешься? Правильно. Женщина с младенцем на руках - что может быть красивее? - Олег нес на тарелке большую чашку с бульоном.
- Это если стройная женщина с младенцем на руках, - ответила Лана и виновато посмотрела на мужа. - Олежка, я толстая старая зануда…
- Ты стройная и красивая мать троих детей. Что за комплексы у тебя появились?
Катерина завертела головой и захныкала.
- Ты уморишь мою дочь голодом, женщина. И твое диетпитание остывает.
- Мам, пап, идите смотреть, как я картину повесил. Свет правильно падает? - окликнул их из спальни Тимка.
Родители переглянулись и засмеялись.
- Ты знаешь, я счастлива, - вдруг сказала Лана.
- Ты знаешь, я счастлив, - одновременно с ней доверительно сказал Олег.
* * *
- Мам, а ты теперь Катьку больше нас с Тошей любишь? - спросил Тимка, ревниво наблюдая, как Лана нежно воркует над малышкой.
- Что ты! Как же я могу кого-то из вас любить больше? Вы ведь все - мои, я вас всех родила.
- И когда меня родила, тоже так со мной обращалась?
- Тим ты мой… Иди сюда скорее. - Лана на одной руке держала дочь, а второй обняла сына, прижала к себе покрепче. - Смотри, какая наша Катюша маленькая, слабенькая, беспомощная… Она даже голову еще не умеет держать. Я для нее сейчас - и руки, и ноги, и голова, которая думает. И еда, и все-все-все!… Когда ты родился, Тошка тоже переживал, что я тебя больше люблю. А потом стал мне помогать: у кроватки твоей сидеть, караулить, коляску на прогулке катал, когда мне надо было в магазин зайти… Кормил тебя. Даже одежки твои гладил. Даже лучше, чем я: так складывал каждую распашонку, словно ее только из магазина принесли… И стал тебя любить сильно-сильно! Потому что когда о ком-то заботишься, обязательно начинаешь любить. Сердце включается…
- Да? - Тимка стоял, прижавшись к Лане, и смотрел на крохотную свою сестренку. - Мам, а она уже не красная. И уши у нее уже трубочкой не сворачиваются.
- Конечно, она же растет, зреет, как яблочко, наливается соком. Вот скоро узнавать нас начнет, улыбаться, агукать - тогда еще интереснее с ней станет. А потом она будет учиться переворачиваться на животик. А потом будет учиться ползать и сидеть…
- А почему она сейчас не умеет? Что здесь трудного-то?
- Так природа устроила. Человек очень сложное существо. Сложнее, чем другие животные, потому что у него есть разум… - объясняла Лана, с неожиданной для себя и смешной обидой на природу думая: «А действительно, почему самое разумное на земле существо рождается самым беспомощным? Разве это правильно? Вот, волнуйся за них за всех…»
Олег, войдя в спальню, обнаружил идиллическую картину: на одной руке у Ланы мирно спит Катюха, другой она обнимает Тимофея, оба не сводят глаз с малышки, и лица у них…
Торопясь, пока они не заметили его, он вынул мобильник и сфотографировал эту картину. И тоном королевского распорядителя объявил:
- Ванна для инфанты готова!
* * *
Пока Катя спала, Лана пошла к своему компьютеру проверить почту. Уже три недели она в нее не заглядывала, некогда было.
Поздравления, поздравления, поздравления…
Ага, и от папы из Парижа весточка. Да большое какое письмо!
Она начала читать и даже не услышала, как в комнату вошел Олег, тоже до этого разбиравший свою почту на кухне.
- Вот ты где! А я тебя по всей квартире ищу… Влад новую газету делает теперь. «Прогулки» невозможно было переориентировать. Эй! Ты меня слышишь? - потрепал он Лану по затылку.
Она подняла на него полные слез глаза.
- Что случилось? - испугался Олег.
- Папа…
- Что с ним?
Лана кивнула на экран компьютера. Олег начал торопливо читать:
- «Поздравляю с дочкой, рад что… У меня все хорошо…» Ну слава богу, у него же все хорошо! Почему ты ревешь?
- А ты дальше почитай… Вот здесь… - Лана ткнула пальцем в экран монитора.
«Я открыл счета на всех вас: внучке - она девочка, ей нужнее - положил четыреста тысяч евро, мальчишкам по триста, а вам с Олегом двести. Эти деньги мне не нужны, ты знаешь, на холст и краски мне всегда хватит. Ты не думай, я вполне прилично живу, у меня и квартира, и мастерская - все отлично. И вообще, думаю, картины писать лучше на родине. Как ты думаешь, мама меня примет обратно? Или это безнадежно? Если примет, вернусь».
- Ого!… Да… Я так рада. Только вот…
- Да, неожиданно…
- Не представляю, как я это скажу…
- Зачем говорить? Пусть себе лежат, вырастут - тогда скажем.
Лана с недоумением поглядела на мужа:
- Кто вырастет? Ты о чем?
- О детях. Дети вырастут - тогда и скажем о деньгах… - удивленно ответил он.
- О каких деньгах?
- О тех, которые…
Олег вдруг стал смеяться - так, что и слова не мог сказать. Только тыкал пальцем в экран монитора. Что там такого смешного он увидел? Лана проследила за указующим перстом мужа и прочитала то, на что в первый раз не обратила особого внимания, потому что - папа возвращается! И тоже засмеялась.
- Эй вы, родители, чего это вы так веселитесь, когда у вас младенец надрывается? - строго спросил с порога комнаты Платон.
- Правда? Ой, бегу! - заторопилась Лана. Олег пошел вслед за ней, но спохватился, вернулся к компьютеру и что-то еще раз внимательно посмотрел в письме.
* * *
- Письму этому уже две недели, а Инна Михайловна ничего о возвращении Платона Игнатьевича не говорила. Не говорила же? - вернулся Олег к разговору, когда Лана села подкормить Катюшку.
- Неужели она так чувствует, когда меня нет рядом? - не отвечая мужу, вслух подумала она, любуясь дочкой.
- Опять мы о разном говорим? - смешливо пробормотал Олег, укладываясь на постели «звездой». - Ей же только три недели, она еще не привыкла быть… снаружи! Вот и зовет тепленькое и родное.
- А она на тебя похожа… Смотри, хмурит бровки совсем как ты!
- Так и должно быть, - авторитетно сказал многодетный отец и повернулся на бок, чтобы удобнее было тоже любоваться ребенком. - Сыновья должны быть похожи на мать, дочери - на отца. Тогда счастливые будут… Лань, а ресницы у таких козявок разве бывают? Ты смотри, длинные какие!
- И уже темные… А волосенки белые, как у мальчишек были. Впрочем, они и сейчас белобрысые.
- Как их мама - синеглазые блондины.
- А Катюшка будет зеленоглазой. И все равно блондинкой - в кого ей черненькой быть? Ты тоже у нас нэ брунэт.
- Ну, все, хватит баловать мою дочь! - велел грозный муж, снова раскидываясь «звездой». - Клади ее в кроватку. И сама ложись.
- Слушаю и повинуюсь, мой повелитель! - в тон ему ответила Лана, устроила Катюшу в кроватке, торопливо приняла душ, все время невольно прислушиваясь, не закричит ли опять этот бессонный младенец, и заняла свое место рядом с Олегом, который все еще лежал на спине и о чем-то думал.
- Лань, ты завтра будешь звонить маме?
- Ох, Олежка… страшно!
- Почему? - помолчав, спросил он.
- Ну как - почему? Потому что нельзя вмешиваться в личные отношения людей.
- Не людей, а родителей! - наставительно сказал Олег. - Ты думаешь, отец тебе просто так написал, что хочет приехать, но сомневается… Он же тебе задание дал!
- Да я понимаю… Все равно. Это надо хорошо обдумать.
- Что тут обдумывать? Ты сколько раз мне говорила, что твоя мама любит отца бесконечной любовью. Они же все эти годы переписывались, и она два раза к нему ездила и гостила по месяцу.
- Это было уже давно. Последние лет пять она у него не была. И… мы об отце не говорили уже… да тоже, наверное, лет пять! Вдруг у нее кто-то другой появился?
- Не похоже… - усомнился Олег, вспоминая последнюю встречу с тещей. - В квартире никаких следов пребывания мужчины - постоянного или временного. У нее только кошка Палитра и полный разгром… то есть творческий беспорядок. А сама она - красавица в полном расцвете сил. Я отца твоего, признаться, даже ругнул про себя… Или ты не хочешь, чтобы они сошлись?
- Какое я имею право хотеть или не хотеть этого? Нет, я завтра лучше отцу напишу, или, еще лучше, позвоню. И все выясню. Пусть прямо скажет, чего он хочет!