— Ты принадлежишь мне.
— Ты уже говорил это, — я едва смогла выдавить из себя слова, настолько мое горло пересохло.
— Я могу сделать с тобой все, что захочу… И никто не услышит твоих криков, Майя, никого не будет это волновать. Для тебя очень разумно помнить, кто держит твою драгоценную жизнь в своих руках. Что я здесь делаю — не твое собачье дело. Выполняй работу, за которою я тебе плачу отвратительно много денег, а когда все закончится, я напишу тебе блестящую рекомендацию.
— Это будет до или после того, как ты заставишь меня спать с тобой, как делал со всеми предыдущими девушками, работавшими на тебя? — слова вылетели из моего рта прежде, чем я смогла их удержать.
Его глаза сверкнули.
— Если я тебя захочу, ты об этом узнаешь.
Это было оно. Одним этим предложением он сделал мне больно. Заставил чувствовать себя не только ничтожной, но и отвергнутой самым мерзким образом, после его слов мне захотелось плакать.
— О, и Майя? — он запрокинул голову. — На случай, если ты не умеешь читать между строк: в тебе нет ничего, что бы я мог захотеть.
Слезы покатились по щекам, когда я опустила взгляд на белый пол. Горло сжалось от сдерживаемых рыданий. Он просто мудак! Почему меня волнует, что он думает? Осознание моего положения было шокирующим.
— Это все, Николай? — я снова встретилась с ним взглядом.
— Да, — он отступил назад. — А сейчас выключи свет, встретимся снаружи.
Я выбежала из комнаты, вытирая непрошенные слезы, и схватила свои вещи со стола.
Через две минуты он последовал за мной.
Как только дверь за нами закрылась, он положил руку мне на поясницу, сопровождая до «безопасной» «Ауди», и прежде, чем я успела осознать, мы уже ехали в тишине назад к офисному зданию, назад в квартиру, назад к моему ужасному существованию, где я даже не могла ни существовать, ни жить для себя, а лишь для психопата-незнакомца с завышенным самомнением.
Так странно проезжать мимо смеющихся людей, идущих с работы домой, замечать такие маленькие мелочи, как огни, мелькающие перед зданиями, людей, держащихся за руки, глупого парня возле «Старбакса», раздающего бесплатные образцы. Все эти мелочи были символами свободы, того — чего у меня не было и не будет еще целый год.
Что я сделала неправильно? За все годы существования я должна была сделать что-то ужасное со своим отцом, чтобы получить такое наказание.
Может быть, просто мое существование.
Я просто существовала. И этого было достаточно.
У меня больше не осталось слез. Только отчаяние, когда он поставил машину в гараж и заглушил двигатель.
Я предположила, что он проводит меня к квартире.
И он сделал это.
Поездка в лифте была абсолютной пыткой. Я стояла в одном конце, он в другом. Музыка радостно звучала, а я, в свою очередь, желала, чтобы земля разверзлась и поглотила меня.
Когда мы, наконец, достигли квартиры, я надеялась, что он уйдет. Но он не ушел, вместо этого открыл дверь, впуская меня, и прошел к холодильнику, чтобы достать бутылку вина.
В чем его выгода?
Почему он просто не оставит меня в покое?
— Предполагаю, ты познакомилась с Жак? — он не устанавливал зрительного контакта, просто достал два бокала и начал разливать вино.
— Она милая… И красивая.
Он остановился, наполнив бокал наполовину, его руки слегка дрожали, затем он опустил бутылку и расположился за стойкой.
— Она незаменима.
— Я буду… стараться, — это все, что я могла сказать, — выполнять все как можно лучше.
— Они все старались, — усмехнулся он. — Как насчет твоего успеха там, где они потерпели неудачу?
— Как насчет того, чтобы рассказать мне больше о своих высоких ожиданиях, чтобы я не потерпела неудачу? — воскликнула я в ответ.
Его губы расплылись в улыбке.
— Ах, вот ты где.
— Что? — я вскинула руками в раздражении. — Я все время была здесь.
— Тебе нужна твоя внутренняя сила… Женщины… Когда они теряют свою внутреннюю силу, они теряют все.
— Ты говоришь бессмыслицу, — проворчала я и схватила бокал вина, который он протягивал мне.
Снова находясь так близко к нему, я захотела одновременно придушить его и притянуть ближе. От него так хорошо пахло, и даже при том, что выражение лица оставалось холодным, от его тела волнами исходило тепло.
Николай пожал плечами.
— В этом и не должно быть смысла… для тебя.
— Ответ в никуда, — я подняла бокал в воздух. — Понятно.
— Не проигрывай битву, Майя, даже когда война кажется губительной… Просто продолжай сражаться, дай битве закалить себя, не позволяй этому тебя сломать. Слишком многие сдавались перед лицом поражения. Мне нужен кто-то, кто готов пройти через это.
— Я прохожу… — я сглотнула и отвела взгляд. — Всю свою жизнь.
— Знаю, — прошептал он. — Вот почему я нуждаюсь в тебе.
Впервые я услышала такие слова от него. Я чуть не уронила свой бокал на пол. Он только что сказал, что нуждается во мне? После всего высокомерия, всех издевок, насмешек, подавления меня?
Он сделал глоток вина и улыбнулся той ослепительной улыбкой, которая заставляла мое сердце биться чаще.
— Не надо выглядеть такой шокированной.
— Я, — многозначительно начала я, — шокирована тем, что тебе вообще что-то нужно.
Он пожал плечами.
Видимо, разговор был окончен.
— Поешь что-нибудь, — приказал он, опуская бокал на гранитную столешницу. — Завтра в восемь часов утра в моем кабинете, запомни, тридцать второй этаж.
— Хорошо.
— Надень черное.
Я стиснула зубы.
— Как будто у меня есть выбор.
Он снова улыбнулся своей шикарной улыбкой.
— Ты получишь право выбора, когда я пойму, что могу тебе доверять.
— Ты думаешь, что я не достойна доверия?
— Твой отец не достоин.
— Я — не мой отец.
Вздохнув, он провел рукой по волосам.
— Докажи это.
На этом разговор был окончен.
Он подошел к двери и захлопнул ее за собой, оставляя меня в бóльшем замешательстве, чем прежде, что весьма смущало меня, учитывая обстоятельства. Я решила, что это не стоит головной боли — он не стоит головной боли. У меня еще осталось целых триста шестьдесят четыре дня ада, прежде чем я смогу вернуться назад к нормальной жизни… Назад к тому времени, когда я не знала Николая Блазика.
Назад к временам, когда я на самом деле знала себя.
ГЛАВА 10
Полиция предполагает, что маньяк выбирает свою жертву днем,
а нападает на нее уже в сумерках.
~ «Сиэтл Трибьюн»
Николай
Эта женщина понятия не имела, что делала. Было бы так легко сломать ее — снова. Но она нужна мне сильной.
Я установил ей правила, чтобы держать все под своим контролем. Хуже всего было то, что она видела во мне монстра, когда в действительности? Я был так близок к роли рыцаря, о котором она так мечтала.
Лифт со скрипом опустился и открылся прямо под этажом, где располагалась квартира Майи. Когда двери скользнули в стороны, запах хлорки обжег мои ноздри. Это был знакомый запах, тот, который вызывал воспоминания, боль в сердце, стыд — так много эмоций. Я подавил в себе желание задержать дыхание и закрыть глаза, но это не срабатывало все разы до этого, не сработало бы и сейчас. Я подошел к своей двери, чувствуя себя одиноким.
Одиночество не было тем чувством, к которому я привык. У меня всегда были моя работа, цели, одна из которых, скорее всего, проклинала меня в этот самый момент, но мне нравилось думать, что я спасал ее.
Она просто не знала, что ее тюрьма была ее свободой.
Я открыл дверь, ведущую в мой пентхаус, и в оцепенении прошел на кухню. Стакан, уже наполненный канадским виски, стоял на стеклянном столике рядом с газетой. Я должен был отдать ей должное — Жак никогда не пропускала вечер, даже если занималась тем, в чем была лучше всех — она всегда обо мне заботилась. Я никогда ни о чем не задумывался, обо всем беспокоилась она. Тем не менее, часть меня задавалась вопросом, не пользуется ли она этим, чтобы оставаться прочно прикрепленной к моей жизни, чтобы в ней не было места для какой-либо другой женщины, независимо от того, насколько безобидной она могла бы быть.
— Что ты делаешь, Николай?
Голос Жак был пропитан неодобрением.
— Выпиваю, — ответил я резким тоном. — А ты?
— Тоже, — усмехнулась она. — Присоединяйся ко мне.
Я знал, где она. Сидела за фортепьяно с напитком в руке и с глазами, переполненными эмоциями.
Схватив свой стакан, я подошел к ней и тихо сел, пальцами пробегаясь по клавишам из слоновой кости, прежде чем коснуться ее руки и сжать.
— Тяжелый вечер?
Другой рукой она поднесла бокал к губам — ее рука сильно дрожала.
— А когда он не был тяжелым?
— И то правда.
— Я не уверена в ней.
Вот оно.
— Тебе и не нужно быть в ней уверенной. То, что она делает для меня, не имеет никакого отношение ни к тебе, ни к семье.
— Она тебе нравится, — Жак облизала свои рубиново-красные губы и поставила стакан. — Это делает ее другой.
— Я защищаю ее. Есть разница.
— И когда защита превратится в нечто большее? — она склонила голову, ухмыляясь одним уголком губ. Луна бросала тусклый свет, освещая черты ее лица, прибавляя годы, что послужило напоминаем о том, какой действительно хрупкой она была. — Что тогда?
— Тогда я отпущу ее.
Жак откинула голову назад и рассмеялась так, что этот звук пробирал до самых костей.
— Ты никогда не был хорош в том, чтобы отпускать то, что любишь? Помнишь ту птичку, которая была у тебя, когда ты был маленьким? Ты назвал ее Фред и отказался выпускать из клетки даже тогда, когда мы говорили, что летать по дому безопасно.
Я покачал головой, погрузившись в воспоминания. Я так боялся, что она улетит от меня, что мой страх, в конце концов, убил ее — или, по крайней мере, я в это поверил. Птица так никогда до конца и не развилась, из-за чего умерла, будучи птенчиком.
— Она не птица, — наконец прошептал я. — Она человек.
— Ох, — Жак похлопала меня по руке. — Так теперь ты видишь в ней реального человека, а не свою персональную версию подопытного кролика?
Что-то сегодня было не так с Жак. Я прищурился.
— Достаточно.
Ее улыбка поникла, сменившись на то, что выглядело как гнев, затем она пожала плечами и встала.
— Мы оба устали, и боюсь, что для меня этот день еще не закончен.
— Возможно, стоит это прекратить.
Я никогда не говорил Жак, что нужно делать, это было не в моих правилах, но я знал тот образ жизни, который она вела — и тот секрет, что лежал на нас обоих.
— Мне нужно закончить с наследством, — сказала она отчужденным голосом. — Возможно, тебе стоит подумать о том, как будешь продолжать свои… когда меня не станет.
— Ты не умрешь, — я закатил глаза и поцеловал ее руку.
— Пока нет, — она отдернула руку и потянулась за пиджаком. — Но скоро меня не станет. Что тогда будешь делать, Николай?
Вопрос заставил мое сердце биться сильнее в груди. Я не знал. Я все еще не сделал свой выбор. Я до сих пор не знал, как смог заниматься наследием семьи, все еще будучи в здравом уме. Казалось, что я был единственным наследником, который видел разницу между правильным и неправильным, было очень неприятно, когда я об этом думал. Если бы я был моральным компасом, какая надежда была бы у моей семьи? Я внутренне содрогнулся.
— Ты выберешь, — Жак понимающе кивнула. — И раньше, чем ты думаешь. Возможно, отвлечение — это хорошо, — она указала на потолок. — Но что-то подсказывает мне, что она неприкасаемая, я права?
— Они все такие.
Я нанимал медсестер-студенток на три месяца, платил им, обещал секретность и отпускал. Майя не была студенткой-медсестрой, и я нанял ее не по тем же причинам, что и остальных. Это было просто удобно, потому что я мог убить двух зайцев одним выстрелом.
— Она другая, потому что ты хочешь этого.
— Спокойной ночи, Жак.
Я проигнорировал ее колкость, хотя ей все-таки удалось проникнуть мне под кожу, оставив ощутимый отпечаток.
Отвергнутая, она быстро кивнула и пошла к двери.
— Осторожнее, Николай, я никогда раньше не теряла тебя из-за чего-то настолько глупого, как эмоции — и твои цвета, они проявляются.
— Я кровоточу, как и все остальные.
Жак ответила, открывая дверь:
— Тем хуже.
Когда тишина снова воцарилась в моих апартаментах, я переместился на диван и осмотрел свою квартиру.
Она была декорирована глубоким фиолетовым и черным цветами. Я увлекался темными цветами, возможно, потому, что это была единственная комфортная для меня вещь — знать, что снаружи так же темно, как и внутри.
Это был единственный мир, который, как мне казалось, я нашел.
Белый цвет напоминал мне о том, чего у меня не было.
Чистоты, невинности и ясноглазой русской принцессы, которая не остановится ни перед чем, чтобы вытолкнуть меня из зоны комфорта.
Ее квартира была белой не просто так.
Это было напоминанием.
Ты не должен ее касаться.
Потому что, если я ее коснусь, она не сможет жить уже после первой ласки.
Я отказывался искушать судьбу второй раз.
Иначе в этот раз это будет моей ошибкой.
ГЛАВА 11
Полиция все еще расследует убийства, произошедшие рядом с «Пайк Маркет». Было обнаружено еще одно женское тело, ее репродуктивные органы были вырезаны, а на лице сохранилась пустая улыбка. Женщинам настоятельно не рекомендуется покидать дома поздно вечером.
~ «Сиэтл Трибьюн»
Майя
Сон не приходил, хоть я молилась и просила о нем каждый час, когда смотрела на будильник, свет от которого падал прямо в глаза.
Голова болела.
Болела так сильно, что казалось мой мозг поврежден.
После повторного обыска квартиры на предмет каких-либо путей для побега или написания гигантского SOS на окне… я впала в отчаяние. Поскольку знала, что, в конце концов, я сама подписала контракт, а мой отец продал меня. У меня действительно никого не было, на кого можно было бы опереться.
Плюс, как и сказал Николай, кто мне поверит? Они скорее подумают, что я сошла с ума. Со стоном я перевернулась на бок и выбралась из постели. Николай сказал прибыть на работу в восемь, одетой в черное. Я не была уверена, где должна работать — в его офисе или в центре, но понимала, что с каждым вопросом расстраивала его еще больше.
Он не такой, каким я его представляла.
Несомненно, он великолепен, титулован, любитель власти и контроля, но каждое слово, произнесенное его устами, было сдержанным. Одной части меня — глупой части — было любопытно, в то время как оставшаяся часть хотела столкнуть его с самого высокого балкона, который только можно найти.
Душ сотворил чудо с моим самочувствием и, когда я вернулась к гардеробу, чтобы выбрать наряд, то признала, что он выбрал довольно крутую одежду для меня. Я остановила выбор на черном обтягивающем платье от «Дианы Фон Фастенберг» с черными туфлями на высоких каблуках и взяла золотую цепочку с комода.
Прихватила с собой пальто на случай, если пойдет дождь, а мне каким-то образом удастся выйти на улицу во время перерыва, и прошла на кухню.
И замерла.
— Как прошел вечер? — спросил Николай, венчиком взбивая яйца над плитой, словно это было для него самым естественным делом на свете — готовить завтрак на моей кухне. И это еще одно не столь тонкое напоминание, что он может участвовать в моей жизни по собственному желанию. Даже мое личное пространство на самом деле не было моим. Я представила себе, что оно уже никогда не будет таким с тех пор, как он появился в моей жизни.
— Ужасно, — призналась я честно. — И я ненавижу яйца.
— Не ври.
В этом и был весь он. Простое «не ври», и он продолжил бросать измельченные перец и сыр.
Раздраженная, я сидела на барном стуле и смотрела, как мускулы перекатывались под рубашкой, пока он двигался по кухне. Он хорошо смотрелся здесь, комфортно, не таким охотником, каким выглядел обычно.
Я знала, что бесстыдно разглядывала его, но не делать этого было просто невозможно — мужчина был настолько красив, что это расстраивало.