Почему красавчики всегда должны быть социопатами?
Его густые шоколадного цвета волосы завивались за ушами, темные глаза были устремлены на еду прямо перед собой, и его мускулистое тело напрягалось и сгибалось под выглаженной бледно-голубой рубашкой в полоску.
— Почему ты здесь? — спросила я его. — Разве я не должна была встретиться с тобой в офисе?
— Проголодался, — ответил он, пожимая плечами.
— И каждый «Старбакс» в окрестностях был закрыт? — спросила я, приподняв брови.
Он хмыкнул.
А затем рассмеялся.
Я стиснула зубы только потому, что это был приятный смех, теплый, словно мед. Черт его побери.
— Нет, — он обернулся, все еще улыбаясь. — Я просто подумал, что нам было бы неплохо поболтать перед работой.
— Поболтать, да? — я заерзала на сиденье.
— Да, — улыбка снова мелькнула на его лице, и у меня подогнулись колени. Я облизала губы и посмотрела в сторону.
— Так болтай.
— Как властно.
— Как ты и должен говорить, — пробормотала я.
— Неплохо выглядишь, — он вытащил тарелку, положил на нее яичницу и вручил мне вилку. — Мне нравится, как на тебе смотрится черный.
— Видимо, тебе нравится черный цвет на людях, а белый на стенах.
Его улыбка застыла.
— Прости?
— Стены, — я указала вокруг. — Там, где ты живешь, все нетронутое, белое, заставляющее девушек хотеть узнать, ненавидишь ли ты пачкаться.
Его глаза потемнели, когда он наклонился вперед и щелкнул языком по своим губам.
— Ты спрашиваешь меня, люблю ли я пачкаться?
Нет. Нет, я спрашивала совсем о другом. Потому что уверена, что мы говорим о двух разных видах грязи, и я вовсе не была готова к ответу, особенно не с таким взглядом, направленным в мою сторону, как будто он мог проглотить меня в одно мгновение.
— Хм... — я положила кусочек яичницы в рот и кивнула. — Вкусно.
Выражение его лица сменилось от хищного к невинному.
— Спасибо.
У нас и правда был нормальный разговор? Я прочистила горло и продолжила есть, чтобы не испортить нашу беседу своими репликами.
— Вчера… — он пробежался пальцами по своим волосам. Он делал это часто, словно использовал этот жест для поддержания своих сил, когда ему нужно было говорить на неприятные темы. — Это был тяжелый день…
— Можно спросить почему?
— Можно, — он пожал плечами. — Но я солгу.
— Тогда ладно, — я положила вилку и сложила руки. — Так это был тяжелый день. Это не значит, что ты имеешь право заключать контракт с девушкой после часа знакомства с ней, лишая ее свободы, а затем кричать на нее.
— Я никогда не кричал.
Вздохнув, я закатила глаза.
— Ну, тебе точно не нравится тихо разговаривать.
На его лице расплылась улыбка.
— Как я сказал раньше, мне нужен один из твоих талантов.
— Я не занимаюсь сексом за деньги.
— Почему ты так озабочена сексом со мной? — он ухмыльнулся. — Серьезно, мне хочется знать.
— Э-э, нет, просто ты кажешься таким человеком, который…
— Не может заполучить девушку, не заплатив за ее услуги? — закончил он. — Такой человек?
— Нет, но…
— Человек, которому нужно заставить женщину подписать контракт, чтобы вступать в незаконные связи?
Он серьезно спросил у меня об этом? Мои щеки запылали от смущения, в то время как сердце начало биться с бешеной скоростью. Образу бандажей и повязок на глаза проносились в моей голове… И эти маски.
— Это не то, что я имела в виду.
Его глаза были добрыми, черт побери, и я почувствовала, что сейчас расплачусь. Я могла справиться с придурком, но с кем-то, кто снисходителен к моим чувствам? Не совсем. Потому что у меня не было большого опыта в этом за всю свою короткую жизнь… Моя мать игнорировала меня, как только могла, уделяя все свое внимание моему отцу. И отец, могу с уверенностью сказать, что если бы он когда-нибудь получил титул «Отец года», это произошло бы только потому, что он за это заплатил.
— Так тебе нужна я? — спросила я после нескольких минут напряженного молчания. — Почему конкретно я тебе нужна?
— Твои исследования, — он забарабанил пальцами по стойке. — В некоторой части абсолютно потрясающие.
Мое сердце затрепетало.
— Ты действительно так думаешь?
— Абсолютно, — улыбнулся он. — Я вижу реальные перспективы и хочу, чтобы ты училась у меня, но некоторые способы, которые я использую в своих собственных исследованиях, не совсем… — он пожал плечами, — легальны.
— Таким образом, контракт.
— В точку.
— А тридцать девушек?
Он замер, сделав глубокий вдох, и снова пожал плечами.
— Они не следовали правилам, поэтому и были уволены. Я решил, что мне не обязательно нужен помощник, который заменит Жак, но кто-то, кто смог бы сопереживать тому, что я делаю.
Сейчас он выдал большее количество информации, чем дал мне за два предыдущих дня. Я схватилась за эту возможность, как за спасательный круг.
— И если я сделаю это хорошо?
— Тогда мир твой, — он сверкнул улыбкой. — Но правила, которые я огласил вчера, останутся… То, с чем мне приходится работать, очень деликатно и неизвестно для широкой публики. Делай свою работу с улыбкой на лице, и когда я пойму, что могу тебе доверять… Буду постепенно изменять контракт.
— Значит, если я оправдаю твое доверие, тогда получу свой «Нетфликс»?
Он усмехнулся.
— Да, что-то вроде того, но кое-что останется… Тебе все же будет запрещено ходить на свидания… Или ночевать за пределами этой квартиры. Не думаю, что это будет являться для тебя проблемой, но мне не нужно, чтобы ты смешивала удовольствие с работой.
И все счастливые моменты, которые мы разделили, просто вылетели в окно.
— Я не святая.
— Лжешь, — он наклонился вперед и подмигнул. — Я все о тебе знаю. Теперь поехали на работу. У нас мало времени, прежде чем мы отправимся на… рыбалку.
— Рыбалку?
— В некотором роде, — он пожал плечами. — За пациентами.
— Что?
— Не отставай, — он похлопал ладонями по столешнице. — Я покажу тебе то, чем ты будешь заниматься в течение дня и вечера… Ты моя.
— Не могу дождаться, — сказала я сухо.
— Большинство женщин… были бы… благодарны, — он достал связку ключей из кармана, выглядя при этом чертовски сексуально. — В то время как ты хочешь меня заколоть.
— Хорошее предложение, — прощебетала я сладким голосом.
— Русские, — он покачал головой, — всегда такие безжалостные.
— Словно я этого не знаю.
— Докажи свою ценность, Майя. Поехали.
ГЛАВА 12
У страха глаза велики.
~ Русская пословица
Николай
На протяжении всего утра мой телефон не переставал жужжать в кармане. В ту же секунду, как я вывел Майю из лифта и проводил в свой кабинет, я знал, что что-то было совсем не так.
Я чувствовал это внутренностями.
Видел это в нависшем сером небе.
Она была мертва.
Трясущимися руками я практически толкнул Майю к столу, выпалил инструкции насчет какого-то исследования, которое мне необходимо было доделать, потом извинился и пошел в один из конференц-залов.
Семь пропущенных звонков.
Все от Серджио Абандонато, кузена одной из самых влиятельных мафиозных семей в Чикаго. Он был женат на Энди, сводной сестре Майи. Я практически вырос с Энди. В то время как Майю держали на расстоянии от дел ее отца, Энди использовали в качестве блестящего инструмента для проникновения в системы ФБР в столь юном возрасте, что даже я был впечатлен.
После того, как один продажный агент бюро сдал ее отца, Абандонато обеспечили ей свою защиту посредством женитьбы.
Я ожидал, что она убьет Серджио в первую же ночь.
Но она не убила.
Я ожидал, что она сведет его с ума от желания.
И она свела.
Их брак предполагался как соглашение, как способ ее защиты с помощью их фамилии, в то время как она вела безнадежную борьбу с лейкемией.
Вместо этого, их брак превратился в нечто намного большее.
Я был на их свадьбе пару месяцев назад, и даже тогда знал. Я видел это в том, как она разговаривает с ним, в языке ее тела, когда они находились в одной комнате. Ну, ладно, она была Энди, ни один нормальный человек не мог отказать ей в чем-либо.
— Ты любишь его? — спросил я, когда мы были одни в ее свадебном номере.
Она покрутилась передо мной, пожала плечами и протянула руку. Я схватил ее за кончики пальцев, и меня захлестнул гнев. Ледяные. Я был доктором. Я знал, что с ней творится, черт подери. Я практически видел зараженную кровь в ее кровеносной системе, и, даже оставаясь самим собой, а именно — одним из самых блестящих умов в современной медицине, я не мог сделать ничего, чтобы остановить болезнь. Ничего.
Смотреть, как она улыбается, словно у нее в запасе все время мира, было подобно острому ножу, проникающему в мою грудь. Нормальные девушки в день своей свадьбы смотрятся в зеркало и переживают о том, как лежит макияж или сидит платье. Но Энди? У нее не было жалоб на мир. Из всех, кого я знал, именно она должна была жаловаться — но она никогда этого не делала.
— Ник? — Энди слегка сжала мое плечо. — Сейчас ты делаешь эту странную вещь: пялишься в пространство и хмуришься так, что появляется морщинка между бровями, — она нажала на кожу между моих бровей и сморщила нос. — Пенни за твои темные и мрачные мысли.
Вздохнув, я убрал ее руку, и притянул в свои объятия, мои губы были в миллиметре от ее уха.
— Он никогда не будет достоин тебя.
— А ты? — парировала она.
Я вздохнул и отстранился.
— Полагаю, я заслужил это.
— Да, — она улыбнулась.
Я облизал губы и заставил себя отвести взгляд от ее ротика.
— Я сделаю все, что смогу, чтобы удержать твоего отца на расстоянии, Энди. Но ты знаешь, я не могу ничего обещать.
— Он все еще контролирует тебя… не так ли?
Я не ответил.
— Ник, я переживаю за тебя.
Она и должна была.
Коза Ностра была организована таким образом, о котором русская мафия могла только мечтать. Было определенное уважение среди итальянцев, лояльность, основанная не только на родственных узах, но и на крови.
— Не надо, — сказал я отстраненным голосом, с тревогой потирая татуировку серпа, отпечатанную чернилами на моей руке. — Последнее, что тебе нужно делать, это добавлять проблемы в свою жизнь. Просто обещай мне, что если итальянцы не продержатся до конца сделки, ты оставишь кровавый след на своих поминках.
Я должен был сказать это, даже если и знал, что они продержатся. Так уж они устроены.
У Энди вырвался смешок.
— Жестокий русский.
— Наполовину русский, — поправил я.
— Все же считается, — она подмигнула, а затем заговорила серьезно: — Ты все еще боевик у моего отца, Ник? Скажи мне…
Я отвел взгляд.
— Просто будь счастлива, Энди, и если тебе что-то понадобится, что угодно…
— Есть кое-что, — прошептала Энди.
— Почему у меня такое чувство, что мне не понравится то, что ты сейчас скажешь?
— Потому что тебе не понравится. Всегда доверяй своей интуиции, Ник.
Я закатил глаза, пытаясь заставить ее сменить тему, а не концентрироваться на моих грехах или том, как босс, ее отец, все еще держит меня за яйца.
— Что это, Энди?
— Приди на мои похороны.
— Энди!
— Что? Это справедливо. Я пригласила тебя на свою свадьбу, и ты — единственная настоящая семья, которая у меня есть, — я ощутил чувство вины. Это ложь. У нее была сестра, просто они никогда не встречались. — Пожалуйста?
— Отлично, — я облизал губы, заставив себя улыбнуться, хотя хотел делать что угодно, только не присутствовать на ее похоронах. — Я сделаю это.
— Замечательно, и, Ник?
— Да?
— Она должна быть очень красивой.
— Чертова читательница мыслей, — пробормотал я, доставая стакан и наливая в него виски. Я был на работе. И пил. Что-то в медицинской школе явно проповедовало против этого, не то чтобы я вел операцию прямо сейчас. Мои руки тряслись так, что жидкость практически расплескивалась через край стакана. Выругавшись, я выпил все содержимое и перезвонил Серджио.
— Серджио? — рявкнул я в трубку.
Он секунду молчал, а затем сказал:
— Ее больше нет.
Пустым, его голос был таким пустым, как будто весь его мир перестал функционировать должным образом. Тогда почему же планета продолжает вращаться? Без солнца, чтобы вести, и луны, чтобы следовать?
— Мое предложение, — я облизал губы, пробуя сладкий виски, оставшийся на них. — Оно все еще в силе.
Пару месяцев назад я сказал ему, что могу заставить его забыть произошедшее единственным известным мне способом.
Серджио тяжело вздохнул.
— Русские.
— И что?
— Я лучше буду чувствовать… — прошептал он. — Потому что это значит, что это происходило. И она заслуживает, чтобы ее помнили самым болезненным способом. Так что на сегодня мой ответ — «нет». Каким он будет завтра? Все еще «нет».
— Если ты так уверен.
— Она хотела, чтобы ты присутствовал на похоронах.
— Знаю, — я прочистил горло. Я не сделал ничего, чтобы скрыть печаль, звучащую в моем голосе. — Я приму меры.
Линия оборвалась.
Я бросил телефон на стойку и провел ладонями по лицу, пока ощущение удушья от потери захлестывало меня.
Энди, мой единственный друг, дочь одного из моих самых ненавистных врагов, дочь человека, который держал в своих руках так многое от мира сего, ушла навсегда.
Я взглянул на закрытую дверь. Майя была там и не знала, что этот мир без ее сестры всегда будет немного темнее. Мне не хотелось разговаривать.
Я не был готов к этому. Да и буду ли когда-либо?
Оставалось слишком много секретов, которые я скрывал от нее, так много невыясненных вопросов, что стало сложно помнить, что нужно сохранить при себе, а чем можно поделиться. Она способствовала тому, чтобы я не мог держаться от нее на расстоянии.
А это как раз то, что мне нужно делать.
Она хрустнула суставами пальцев.
— Когда ты почувствуешь, что воспоминания возвращаются… Просто похрусти суставами пальцев, и не останется ничего, кроме мимолетной мысли. Понимаешь меня?
Майя заморгала, ее глаза остекленели.
— Нет.
Я приложил нож к ее запястью и медленно провел по коже.
— Это больше не причиняет боль, не так ли?
— Нет, — она была в шоке. — Это чувствуется…
— Как освобождение, — ответил я за нее. — Так и должно быть. Теперь, что происходит, когда ты хрустишь суставами?
Ее взгляд метался из стороны в сторону не в силах сосредоточиться на какой-либо вещи слишком долго.
— Я… — она снова моргнула. — Это значит… это значит, что я вспомнила, но не знаю, что именно.
— Ты вспомнила, как сильно ты любишь мороженое.
Она кивнула.
— Да… Ванильное.
— Ты любишь ванильное.
Сыпля проклятиями, я оттолкнул воспоминания и встал, чтобы бросить взгляд на свое отражение в зеркале. Каждая прядь темных волос была на месте, новый черный костюм превосходно скроен, голубая рубашка в полоску застегнута на все пуговицы, но мои глаза. В них, как всегда, не было блеска жизни. И в этот день, единственный из всех остальных, меня это волновало. Потому что это было еще одним напоминанием, что мир несправедлив.
Что такой человек, как я, продолжал жить.
В то время как такие, как Энди, уходили слишком рано.
Ничего похожего на справедливость.
Я сжал кулаки. Вот почему я так сильно работал над тем, чтобы спасти Майю, вот почему я подписал этот чертов контракт с ее отцом, почему я рвал задницу, чтобы держать ее на расстоянии.