… Патти,
ты…
(от неожиданного звонка в дверь меня даже подбросило на месте)
(замер в удивлении и Марат)
— К… тебе гости? — едва слышно прошептала я.
— Не знаю, — короткий взгляд в глаза… и тут же оторвался, шаг в сторону. Секунды рассуждений — и ушел в коридор.
(щелчок замка, рык двери — и вдруг… женский голос)
— Привет, Марчик…
— Женье?
— Не ждал…?
— Нет, конечно.
— А в дом не пригласишь?
— Что ты здесь делаешь?
— Значит…. внутрь мне, все-таки, не попасть. Может, еще и дверь перед носом захлопнешь?
— Проходи, — (удивление вместе с каким-то раздражением едва позволяли, казалось бы, Дюану отвечать, реагировать спокойно на происходящее)
— Ты до сих пор дуешься?
— Что ты здесь делаешь? — взволновано, отчасти дерзко, переспросил Марат.
— Хм. Неужели… мы все-таки расстались врагами?
(тяжелый вздох)
— Пусть не врагами, но не друзьями, уж точно…
— И что? Будем делать вид, что не знали друг друга? Что не спали вместе? Что ты…
— Хватит, Женье….
— Почему?
(черт, наверно, глупо стоять вот так посреди комнаты и подслушивать чужой разговор?)
— Потому, что всё, что когда-то было — осталось в прошлом. В прошлом, в котором ты меня… предала.
— Предала? Ты же понимаешь, откажи я Берну — и всё…?
(нервно, возмущенно расхохотался)
— Кажется, в этом споре… прошлый раз я тебя едва не выбросил из окна…
(рассмеялась)
— Да-да, едва…
… зато уж точно вышвырнул из квартиры, вдогонку зашпулив чемодан…
Котик, — ее голос стих до интимного. — Уже прошло сколько времени… Разве… не пора… всё забыть?
— Правильно, Женье. Забыть. Я так и сделал, — раздраженно оттолкнул ее от себя, убирая руки со своей груди. — И ничего, кроме как гадкого сна, ты мне не напоминаешь.
(несмелые шаги (мои) по коридору… — замерла возле них)
Спешно обернулись.
— О…. так ты не один? Новая куколка?
(выдала в мою сторону та)
— Патти, познакомься, это — Женье…
— Бывшая его невеста,
… та самая, и единственная, что едва не стала Дюан, — мило (едко) заулыбалась, захохотала девушка и протянула мне руку.
(жеманно, холодно (отчасти с опаской) улыбнулась я ей — несмело пожала ладонь)
— Патриция.
— Интересный ты вариант себе подыскал, — вдруг вновь (едко) рассмеялась Женье.
Наверно, в этот момент я должна была возразить, сказать, мол, мы — только друзья и все такое,
… но гордость моя, или самолюбие, не позволила поощрить больные мечты этой… лахудры.
— Патти — не вариант… — вдруг отозвался Марат, — она — моя невеста.
(сдержано хихикнула та в ответ (пряча свой шок))
— Невеста? Брось, Дюан. Я же знаю твой вкус — тебе нужна девушка… безупречна. Да и потом, она… -
(игриво вздернула бровкой, пропуская какое-то (важное) слово, уточнение (ругательство?). -
… Не такая, как мы. А это — против правил. Не мне тебе рассказывать…
— Знаю. НО… я не собираюсь делать то, о чем ты подумала…
— Надолго ли такое убеждение?
— Надолго. И, чтобы ты знала, Патриция для меня — безупречна. Намного безупречней, лучше, чем ты.
(замерла Женье —
на губах все еще сидела улыбка, силой растянута, закреплена на распорках воли, ухмылка,
но спрятать за своими занавесками злость так и не смогла…)
Глубокий вдох.
— Ясно… — (наконец-то произнесла та).
Я так понимаю, мне лучше уйти?
(промолчал, явно давая понять ей самой ответ)
— И тебе даже не интересно, зачем я пришла?
— Если честно, то — нет.
(удивленно дрогнула бровь)
— А ты… действительно, поменялся, Марат.
(молчит; на лице — железная маска равнодушия, затишья)
— Что же… прости,
… что побеспокоила. Надеюсь, ваш маленьких рай я не сильно потрепала.
— Ни капли.
(и снова от удивления искривились черные линии у глаз)
— Прощай…
(несмелый разворот — потянулась к ручке двери, но вдруг застыла — вновь обернулась к нам лицом, к Марату,
… пристально изучавшему ее своим взглядом, следившему за каждым ее движением, словно чего боясь)
— Ты меня и дальше будешь ненавидеть?
— Нет. Если больше не будешь пытаться со мной встретиться, вмешиваться в мою жизнь.
… Пусть прошлое, Женье, — останется в прошлом.
— Значит, все-таки враги?
— Прости, но…
(криво улыбнулась…
… нервно цыкнула)
— И главное… при всем этом… как всегда, твое жеманно-добродушное "прости".
— Оно искреннее…
(коротко рассмеялась)
— Ну, да. Ну, да. Искренне… унизительно… лживое.
(резкий разворот — потянула дверь на себя, шаг вперед — и выскочила из квартиры долой)
Глава Тридцать Восьмая
… пока лифт привычно не щелкнул, оповещая, что гостьи больше нет, Марат и на мгновение не отрывался от того… места, от нее, взглядом…
Женье. Женье… уехала…
Несмелый разворот, и наконец-то уставился мне в глаза.
— Спасибо, что… поддержала. Не опровергла эту идею… с нашей свадьбой…
— Да без проблем, — пробормотала я, томясь в своих мыслях
(вообще-то мне самой было приятно так ее… укусить)
(замученный, заглушенный своими внутренними, тяжелыми переживаниями, машинально захлопнул дверь, защелкнул замок — и вновь (отрешенный, потерянный) взгляд обрушил на меня)
— Она… многое для тебя значит?
(черт! но не могу сдержаться от этого вопроса!)
— Она? — удивленно передернул бровями. Глубокий вдох. — Я ее не видел, и ничего не слышал про нее уже три года. А тут — заявилась. Удивила, взволновала. Но не более того.
(и снова я жую свои губы, едва сдерживая внутри себя вопросы… тысячу, миллион вопросов об этой… Женье…)
Стоп, а… действительно, что я вообще знаю о Дюане? ЧТО??
Ни-че-го.
— Вы собирались пожениться?
(и замерла, словно вор, кусая, коря себя за такую вольность, слова)
(холодно улыбнулся)
— Давай, пошли на кухню. Тебе давно пора кушать…
(молчу —
все же… не туда ты, Патти, полезла своим носом…)
Несмелые шаги вперед… и замерла я у холодильника.
Буквально секунды — чтобы прийти в себя, начать нормально соображать — открыла, распахнула двери — и давай изучать… "картину".
— Думаю… — с последних сил рассудок пытался трезво рассуждать. — Может, пельменей поедим?
— Давай… — тяжело вздохнул Марат и присел на табуретку.
(быстро метнулась я к шкафчику нужному и достала оттуда кастрюлю — набрать воды… и…)
— Да, Патти, — от неожиданности даже передернуло на месте. — Было время, когда я слепо верил ей, когда любил безумно… Когда ничего вокруг не замечал, никого не слушал. Я даже с Оливией из-за нее сильно поругался.
В общем, не зря говорят, что влюбленные… едва чем отличаются от дураков. Так и я — пытался весь мир постелить у ее ног. Мечтал о нашей с ней свадьбе… О вечной жизни вдвоем, о семье…
А она — она лишь искала выгоду, попытку подняться в этой… чертовой жизни, стать значимой, непреступной, богатой, влиятельной.
Потому… когда Берн, один очень…, скажем так, важный в нашем мире человек, обратил на Женье внимание — решил, просто, с ней поразвлечься… она тут же забыла всё, что нас связывало. Пропала на неделю. Исчезла, ни сказав не слово. Укатила с этим ублюдком на Мальту — и там праздновала свое "повышение"… Думала, что стала едва ли не Богиней в этом мире.
Ха.
Но сказкам приходит конец — и ее рандеву… тоже.
(… тяжелая, долгая пауза заставила меня опомниться — давно вода уже переполнила посудину… и выбегала прочь в раковину — отлить ненужное… и поставить на плиту)
Несмелый разворот, взгляд на Марата…
— А я ее любил. Очень, — вдруг продолжил Дюан. — Даже готов был простить. Забыть всё… Пока однажды, в одной из очередных ссор, Женье мне не выдала, не высказалась, мол… я — не достаточно для нее хорош, и потому она, несчастная…. в горе… была вынуждена искать утешение в чужих объятиях…
Тогда я впервые задумался.
Замер, остановился от глупого, упертого бодания окружающих:
я впервые почувствовал нелепую, дурманящую пелену на своих глазах. Впервые стал предпринимать попытки посмотреть на всё творящееся трезвым взглядом.
…
Это потом она уже приплела историю, мол, Берн ее заставил. Едва не насиловал всю неделю…
А откажись она — сразу убил бы, растерзал…
Но это чушь…
Чушь! Полная…
— Но… может…
— Патти, нет! Оливия всю свою жизнь играет с Берном — отказ за отказом, и едва ли не унижает его при всех. Нужно лишь желание. Желание играть за… или против.
Если бы, если бы Женье руководил страх — я бы всё забыл, и даже, несомненно, попытался бы отомстить этому ублюдку.
Но… и идиоту ясно, тот ее "медовый месяц" — был, не что иное, как желание пробиться выше.
Всё, что мне другие пытались втолковать те долгие месяцы, пока я был с ней вместе, вдруг открылось перед моими глазами.
Я понял…. какая она, и что ей было нужно от меня.
Деньги, статус, связи, власть.
Да и только…
Помню, как напился до чертиков тогда. Как прилетел, прибежал к нам домой, на квартиру, как схватил все ее вещи и стал выбрасывать на лестничную площадку. Она верещала, кричала, кляла меня — и требовала оставить ее в покое. Мол, не будь я такая сволочь, вполне мог подарить ей эту квартиру — а сам уйти, куда хочу.
… так и сделал. Я ушел, но и квартиру ту продал.
— Ты… сказал, что ты ее чуть с окна не выбросил…
(болезненно расхохотался)
— Да… Было дело…
Как сейчас помню слова: "Видишь форточку?… так сейчас ты у меня научишься летать, если не уберешься отсюда вон!".
Черт, Патти. Я тогда был очень пьян. Но… тем не менее, в каком бы состоянии не находился, какая ненависть не разгоралась в моей душе, в моем сердце, я никогда так бы не поступил, никогда не сделал (и пусть даже это был только первый этаж).
Слова… Это были… лишь слова. Глупый, отчаянный крик обиды и боли.
Черт. А я еще хотел, мечтал когда-то, что эта женщина мне родит ребенка…
Бред какой-то…
Самому стыдно.
Это потом я уже узнал, спустя год… что, оказывается, Берн был не первым таким ее "испугом". Мой бывший партер, Ричард Малски, — и тот успел… ее пару раз так "напугать".
(отчего-то ей тогда казалось, что он был намного успешнее меня в делах)
И что… где он теперь?
А черт, хрен с ними… всеми…
— И зачем она явилась сегодня?
— Не знаю. Черт. Патти. Честно, я сейчас не в состоянии о чем-то думать. Понимать. Но одно знаю — ничего не хочу. Пусть даже ее под каток асфальтоукладчика затянет — мне всё равно. Ничего… не хочу.
Ни думать, ни знать.
Я просто не выдержу… ее присутствия в моей жизни. Ни в моих силах вновь вспоминать, переживать ту боль, что когда-то мне она причинила…
Не хочу… больше так искренне, с черной ненавистью кого-то… презирать…
Так… — глубокий вдох, попытка сменить тему. — Что там с завтраком? Скоро уже?
— А?
(черт, пельмени… — точно!
— нервно задергалась я на месте: вода давно уже кипела, нервно пуская пузыри-бульбы в кастрюле… и рычала едким паром на меня)
Глава Тридцать Девятая
— Вот, черт. Я хотел что-то тебе сказать, пока… эта… не заявилась. Что-то важное…. но из головы вылетело всё напрочь.
— Ничего, потом… как-нибудь… вспомнишь.
— Кстати, пельмени — очень вкусные…
(невольно рассмеялась я….
хотя как-то печально, нерадостно — все еще ком стоит в груди… от боли, его… боли, что довелось мне невольно прочувствовать… пусть не сполна, но достаточно, чтобы не сразу… забыть)
— Хорошо, продавцам передам.
(улыбнулся)
— А, да. Вот. Я хотел бы сходить к тебе домой…
— Ко мне?
— Да. Хочу поговорить с твоей матерью.
— Мамой??? Но… зачем? Что?
— Успокойся, Патти. Прошу. Не тарахти так быстро (голова болит).
Я хочу ее успокоить, убедить, что тебе лучше пожить пока у меня — это вам даст время обоим остыть, свыкнуться с мыслью.
И… постараюсь убедить, что ребенок — это еще не конец света…
— Она тебя не послушает.
— Посмотрим.