- Все это пустое, - отмахнулся Сигизмунд. – Он вырезал старую знать, чтобы наплодить молодую и голодную. Она станет прикладывать все усилия, чтобы пробиться как можно выше, невзирая ни на что. И если сам Дмитрий для нее непререкаемый авторитет, то кто им его сын? Так, мальчик.
- Может быть, может быть, - покачал головой Владислав. – Начнем что ли? Или пообщаемся с безумцем?
- О чем с ним можно говорить? – Удивился Сигизмунд. – Впрочем, почему бы и нет? Интересно на него посмотреть.
Однако к переговорщикам никто не выехал.
Дмитрию было лень выдумывать какие-то обидные слова. Он просто проигнорировал это невнятное мельтешение перед позициями его легионов. Что само по себе раскалило что Сигизмунда, что Владислава буквально докрасна. Еще никто и никогда так их не унижал. Они подъехали достаточно близко, чтобы видеть, как этот напыщенный пингвин пьет свой кофе и что-то весьма приватно обсуждает с какой-то девицей, тиская ее за мягкие места. Сотрудница СИБ прекрасно сыграла отведенную ей роль, предварительно переодевшись.
- Скотина… - сквозь зубы процедил Владислав, разворачивая коня.
Но Императору именно эта реакция своих противников и была нужна. Он старался начинать каждый бой с удара по душевному равновесию своих визави. Ведь, как известно, чем больше человеком овладевают эмоции, тем хуже он прислушивается к голосу разума. А потому склонен совершать иной раз даже совершенно чудовищные ошибки, отдаваясь в заботливые лапки своей звериной натуры.
Ждать и ломаться Сигизмунд и Владислав не стали.
Зазвучали приказы. Ударили барабаны. И первые, относительно ровные коробки феодальных рот пехоты двинулись на штурм редутов.
- А ты знаешь, - произнес Император, - неплохо идут. Хорошо даже. В кучу не сбиваются. Более-менее строй держат. Только крылья заносит. А? Что думаешь?
- Да, Ваше Императорское Величество, - учтиво согласился с ним легат Григория, прибывший вместе с братьями-рыцарями Тевтонского ордена. Торги за Ирину и ее детей с момента объявления этого «лота» так и не прекратились, обрастая все новыми деталями и мишурой. А также подробностями. В частности, письмом дочери, написанным ее рукой с массой подробностей, которые могла знать только она.
Все поле перед редутами было размечено небольшими колышками с цветными флажками – отметками дистанции. Никто из противников так и не удосужился обратить внимание на эти странности. А зря. Потому что именно по ним в этот самый момент наводился сводный дивизион нарезных «Единорогов», расположенных в укрепленном лагере. Ну а что? Били они далеко, навесом и довольно точно. Так что – в самый раз. Тем более что прорваться туда и взять его штурмом прежде захвата редутов не представлялось возможным.
Бах!
Тихо ухнул один «Единорог», окутавшись сизым пороховым дымом.
Бух!
Спустя несколько секунд жахнул взрыв, подняв натуральный фонтан земли в клубах густого дыма.
Бойцы первой линии ротных коробок замерли. Но всего лишь на пару секунд. После чего продолжили движение, старательно держа строй. Ну, насколько они могли это делать.
И вот, когда роты неровным фронтом пересекли воронку, весь дивизион «Единорогов» ударил практически слившим в один затяжной выстрел залпом.
Раз!
И прямо в порядках этих рот поднялись те самые земляные фонтаны, клубящиеся сизым дымом. Далеко не все попали в цель. Где-то недолет, где-то перелет, где-то рассеивание по горизонтали. Да и осколков чугунный снаряд, начиненный дымным порохом, давал немного. Но вот там, где «гостинцы» вошли в нежное тело плотных построений легкой пехоты, результат оказался плачевный. Пятидюймовые снаряды укладывали до половины полной роты, а кое-где и больше. Остальная же ее часть приходила в полную моральную негодность.
Однако наступление продолжалось.
Перезарядка нарезных «Единорогов» слишком усложнилась, по сравнению с гладкоствольными прототипами, вот и били редко. Всего четыре залпа удалось дать, до тех пор, пока пехота противника не вошла в зону поражения дальней, тяжелой картечи легких гладкоствольных «Саламандр».
Бах! Бах! Бах!
Застучали выстрелы с редутов. Тридцать два легких орудия обрушили на вражескую пехоту буквально шквал крупных картечин, размером со сливу. Такие «подарки» при попадании нередко пробивали насквозь двух-трех бойцов, неплохо, вгрызаясь в боевые порядки.
Вместе с «Саламандрами» первые залпы прозвучали и от стрелков, впервые в мире применивших ручное огнестрельное оружие вполне современного типа. Да, гладкие стволы и кремневый батарейный замок. Но компрессионная пуля решала, позволяя уверенно «накидывать люлей» на двести, а то и триста метров по плотным порядкам пехоты.
Стрелки били не очень часто, выдавая по паре выстрелов в минуту. Что не умоляло их эффективности – ведь одновременно во фронт работало почти тысяча таких «карамультуков». Оформляя бледным видом бешеную скорострельность «Саламандр», которые, благодаря унитарному картузному заряжанию, «жгли» по шесть выстрелов каждую минуту.
Не прошло и минуты с начала столь губительного обстрела в ближней зоне, как вновь отработали «Единороги», подняв фонтаны земли, вперемежку с человеческими телами.
Бух! Бух! Бух!
Ахнули взрывы. И пехота врага побежала, не выдержав столь губительных потерь и психологического надрыва. В пороховом дыму, сносимом с русских редутов легким бризом в сторону поля.
Сигизмунд с Владиславом напряженно, плотно сжав губы, наблюдали за своими людьми, беспорядочно отступавшими к лагерю.
- И что будем делать? – Наконец не выдержал король Польши и Литвы. – Сам видишь – в лоб не взять, с боков и тыла не подойти - вон какие буераки. Боюсь, что в новую атаку людей не скоро получится отправить. Хорошо хоть сам не атакует.
- Куда ему, - фыркнул Сигизмунд.
- Если бы сейчас в спину бегущим ударили вон те всадники, что стоят за укреплениями, я не знаю, чем бы это все могло закончиться.
- Он не любит, когда его людей убивают. А раз так – не рискнет полезть в такую суровую мясорубку. Наша же кавалерия цела и стоит в полном порядке. Да и часть пехоты готова встретить даже его хваленых кирасиров. Там будет все очень непросто.
- Может быть, - пожал плечами Владислав. – А может, и нет. Но не суть. Главное, что нам дальше делать-то? Отступать, как раньше и задумывали?
- Почему отступать? – Удивился Сигизмунд.
- Как почему? Ясно же, что мы не можем взять натиском эти валы.
- Есть у меня одна задумка… - произнес Император Священной Римской Империи и расплылся в улыбке. Очень уж заманчиво выглядел разгром армии Дмитрия в самом начале кампании.
Весь оставшийся день прошел очень тихо.
Через полчаса после отступления противника, в поле перед редутами вышли отряды, тыловых частей. Они провели окончательную зачистку пространства. То есть, добивали раненых, проводили сбор трофеев, подсчет и погребение убитых. Для чего, как оказалось, и вырыты рвы по обоим флангам от лагеря. Этакое комплексное решение – и препятствие, и большая братская могила, куда трупы вывозили на повозках. Ну, чтобы быстрее и проще.
- Не понимаю, - произнес, вздохнув, легат 2-ого московского легиона. – И чего они весь день делали? Могли бы предпринять новую атаку. Хотя бы обход с фланга. Те же рвы не являются непреодолимым препятствием. Это и ежу понятно, если взглянуть. Удар с двух флангов по направлению к лагерю, вполне мог вынудить нас контратаковать, выйдя из редутов. Ну и ударить в этот момент в лоб. Людей у них хватает.
- Чего ты горячишься? – Повел бровью командир смоленского легиона. – У них люди, скорее всего, просто отказываются идти в бой. Может утром мы их и не увидим. Отступят.
- Ага, - усмехнулся легат 1-ого московского легиона. – Отойдут, выманивая нас из редутов.
- Давайте подождем утра, - подвел черту Дмитрий. – Мы ведь ничего не потеряем от этого? А гадать – плохое занятие. Если и второй день будет затишье – отправим бойцов СИБ за «языком». Может быть, нас окружают, отрезая от Смоленска, и нам пора этих решительно атаковать, стремясь, если не уничтожить, так рассеять. А потом обращать свой взор на вторую армию. По последним сведениям она шла на Киев, но чем черт не шутит?
С этой позицией все в целом согласились.
Однако выспаться им никто не дал.
Сигизмунд в полной мере оценил кошмарную губительность артиллерийского огня и решил прибегнуть к одному, на его взгляд, единственному варианту в такой ситуации. Атаке ночью. Ведь ночью из пушек не прицелишься. Да и стрелки не эффективны, ибо не видно куда стрелять.
Да, никакого управления и порядка. Но у него оставалось больше двадцати восьми тысяч строевых. Беспорядочной толпой навалятся и сомнут. Какие бы чудесные не были латы, но у него просто в голове не укладывалось, что можно устоять перед давлением такого превосходства.
- Пошли! – Тихо произнес Император Священной Римской Империи, до рези в глазах вглядываясь в огни там, на другой стороне поля. Да, в темноте пушки не навести. Но… но… но…
Феодальные роты, оставив все стрелковое вооружение, выступили только с тем, что подходило для «собачьей свалки». Довольно многочисленные лучники так и вообще шли с ножами или дубинками. Выступили все.
Аккуратно приближалось войско коалиции к редутам, храня максимальную тишину. Командиры весь день делали внушение, объясняя, что, разбудив раньше времени врага, можно спровоцировать обстрел из орудий. Поэтому люди старались. На что способна артиллерия, все прекрасно видели.
Но часовые на редутах не спали.
Как ни темна была ночь, но разглядеть за пару сотен метров огромную толпу людей удалось без проблем.
Меньше минуты потребовалось, чтобы все редуты ожили, приходя в движение.
Бах! Бах! Бах!
Бегло ударили «Саламандры» тяжелой картечью «в ту степь». Их командиры справедливо посчитали, что при такой скученности – куда не стрельни – попадешь.
- Ааааа!
Взревела толпа, поняв, что ее приближение вскрылось, и бегом бросилось к редутам. С ходу стремясь преодолеть гласис, ров и бруствер. Но не тут-то было. Над бруствером показались латники с алебардами. А пробелы между ними занимали стрелки, побросавшие свои ружья и схватившие большие щиты и мечи.
Грохот. Лязг металла. Удары. Удары. Удары. Мат. И вопли, сплошной стеной вставшие над редутами.
Бух! Бух! Бух!
Большой серией взрывов возвестили ручные гранаты о вступление в бой гренадеров. На четыре редута их было почти три сотни. Так что гранаты полетели густо. ОЧЕНЬ густо….
- Ваше Императорское… - начал было причитать один из телохранителей.
- Не мешай! – Рявкнул Дмитрий, прерывая этот бессмысленный речитатив. Его конь храпел, предвкушая бой. И он был просто обязан возглавить удар.
- Но…
- Кирасиры! – Как можно громче прокричал Дмитрий, привлекая внимание обоих когорт. – Бьем по проходам между редутами! В первый и третий. Эквиты! Идем следом. На полсотни шагов. Не увязать! Их нужно опрокинуть! Пошли!
- Ура-а-а-а-а! – Затянули командиры когорт, незамедлительно подхваченные остальными всадниками.
И кавалерия пошла.
Тем временем пехота коалиции уже не только вошла в проходы между редутами, но и обогнула их. Драка шла не только по гребню бруствера, но и в узком защищенном проходе. Там поставили фургон санитарного хозяйства, завалив его на борт. И отмахивались алебардами через него. Вполне успешно. Но врагов было много, слишком много. Не помогали даже гранаты гренадеров. В этой темноте противник просто не мог испугаться – осознать, какое великое множество его уже нарубили и повзрывали.
- Ура-а-а-а-а!
С каким-то безумным ревом почти четыре сотни кирасиров ударили густые, но рыхлые ряды легкой пехоты, совершенно это не ожидающей. Ее всецело поглощал штурм редутов. Поэтому тяжелые кони, каждый в тонну весом, закованные в латный доспех не хуже всадника, ударили страшно.
Удар!
Звонкий хруст ломающихся костей. Чавкающие хлопки разрывающейся плоти. Крики. Нет, какой-то утробный вой, в который слились боевой клич кирасиров и полные ужаса и боли вопли пехотинцев.
- Ура-а-а-а-а!
Продолжали реветь кирасиры, застревая в этой человеческой каше. Пока еще живые, мертвые, умирающие - все здесь смешалось. Все было обрызгано кровью и прочим содержимым человеческих тел. Да так, что в отблесках огней, доносящихся с редутов, люди казались какими-то демонами. Вот у одного пехотинца обрывок чьих-то сизых кишок свисал с плеча, а он, не замечая этого, пытался клинком прорубить стальную пластину на крупе кирасирского коня. Взмах спаты . Удар. И дико таращась глазами голова, вместе с куском груди и рукой, падает в кровавое крошево под ногами. Крик обрывается на полувзреве из-за рассеченных легких.
Первый шок от удара кирасир вроде бы преодолен.
Многочисленная пехота противника пытается зажать их. Стащить с коней. Затоптать.
Но тут с не менее ужасающим ревом в только что замкнувшееся море людей врубаются эквиты. Их сильно больше – почти четыре сотни на каждый конный полк, плюс неполные две сотни на каждый легион. Полторы тысячи с гаком! Лошади жиже, да и без доспехов почти. Но сами в латах и… их реально много. МНОГО!
Таранный удар сминает и отбрасывает тела несчастных пехотинцев.
Лошади хрипят, безумно таращась на эту кровавую вакханалию.
А всадники рубят, рубят, рубят.
Легкая пехота, практически лишенная доспехов, едва способна держаться под такими ударами.
Бух! Бух! Бух!
Вновь прорвались над ревом драки взрывы ручных гранат.
Бах! Бах! Бах!
Отработали «Саламандры», которые кое-как удалось ввести в бой, расчистив вокруг них пространство от врагов. И тяжелая, крупная картечь чудовищным пинком раскидала наседающих пехотинцев перед орудиями.
Бах! Бах! Бах!
Ударили нарезные «Единороги», поднимая фонтаны земли, дыма и фрагментов человеческих тел. Командир сводного дивизиона с трудом, на свой страх и риск решился ударить в слепую по дистанциям перед самыми редутами. Ведь у него была составлена карточка стрельбы и, в принципе, Дмитрий его готовил даже к таким задачам.
Это и стало переломным моментом боя. Включение в бой этих «малышек» наблюдалось всеми. Ни с чем иным спутать подобное было просто невозможно.
И народ побежал.
Безумно. Самозабвенно. Словно Остап Бендер в Новых Васюках, спасаясь от шахматистов.
Турум! Турум!
Затрубили горны кавалеристов, собирая под знамена изрядно рассеянных всадников.
Минут пять прошло, прежде чем всадники, сохранившие под собой коней, смогли собраться под рукой своих командиров. Отвратительная видимость и натуральная кровавая каша под ногами не способствовала.
Вновь заиграли горнисты.
И кавалеристы пошли в атаку.
Кирасиры, на острие. Эквиты – расходящимися крыльями. Шли достаточно редко. Благо, что бегущую толпу пехоты не нужно было опрокидывать. Ее нужно было рубить, рубить, рубить, РУБИТЬ!
Кавалеристы ушли в атаку, а пехота выходила под барабанный бой из редутов и строились. Дмитрий не хотел терять полученный успех. Случайный. Ночная атака могла легко закончиться полным разгромом четырех легионов. Но… не вышло. У врагов, разумеется. Он же, одержав уверенную победу в ночном бою, собирался отбить обоз и смять оставшиеся очаги сопротивления. Люди были уставшими. Что есть, то есть. Но медлить было нельзя….
Утро вступило в свои законные права, окруженное напряженной деятельностью. Большая часть строевых легионеров уже спала. Тыловые службы деловито разгребали завалы трупов. А Дмитрий, сидя на небольшом раскладном стуле прямо на гребне второго редута наблюдал за работами и ждал.