Когда ушные раковины несколько адаптируются к грохоту, слух режет новый нарастающий звук. Так вверху идут на бреющем штурмовики «Ил-10», неуязвимые бронированные звери с двумя пушками и парой пулеметов. Они расчистят поле боя, потрепав и выявив зенитные точки, перед подходом менее защищенных дешевых машин. И вроде бы только пронеслись, а уже вспыхивают в отдалении слепящие хлопушки бомб.
Просыпается прикидывающаяся мертвой пустыня. Следуют новые и новые испытания на прочность ушных перепонок. По-новому дрожит под ногами пустыня, помимо воли внушая мысль о непрочности находящейся под ногами опоры, а ведь правда, там, пусть и в десятках километров внизу, клокочущая жидкая магма — что, если вырвется, опрокинет континентальную плиту? Однако все гораздо проще, совсем тихо во внешнем шумовом коконе, хотя ревет подобно тепловозу, ползет, не торопясь, на новую позицию трехсоттонная масса «КВ-5» — четырехгусеничная подвижная платформа из двух объединенных, скрепленных между собой танков. В общем, у этого монстра три башни, и в центральной из них стопядидесятидвухмиллиметровое (ровно 30 букв!) орудие. Броня у «КВ» неизвестной Джумахунову толщины, но явно достаточная, потому как это чудище следует на позицию стрельбы прямой наводкой, нипочем ему даже вражеские подкалиберные снаряды. Апофеоз танковой мощи, неуязвимость такого класса, что почти не требует подвижности. Вся рота смотрит на чудо, приоткрыв рты. Господи, великий Ленин, зачем при такой силище еще требуется конница в придачу?
53
Шпионские выходные
А ведь, пожалуй, не сказал он академикам самого главного, что его поразило в тамошнем мире, размышлял Панин по возвращении домой — в свой однокомнатный холостяцкий рай. Ведь если бы сейчас по новой спросили, то ответил бы подготовленно, а так — сплошной экспромт, частности, думал он, укладываясь на американский диван. Ведь главное не этот мавзолей, удвоившийся, не мировая экспансия, которой не узнал наш мир, главное-то, по зрелом размышлении, — это неугасимая вера находящихся там людей, что так все и должно быть. Нет, не в смысле событийного ряда, здесь привычка делает свое и с реальностью не поспоришь. Вера, убежденность, что права их страна, что, несмотря на постоянную нехватку всего, — скоро все будет, несмотря на постоянно мельтешащую перед глазами несправедливость — суть политики и обобщенная в целом нравственность на верном пути и каждому по заслугам воздастся. И ведь не дураки наполняют тот мир — отличия в забивающей голову информации больше в форме, чем в сути. Какая разница, по большому счету: у них везде и всюду лозунги и плакаты — «Вперед! Наш путь самый верный! Мы победим!», а у нас — «Купи! Пожуй! Оттянись со вкусом!»? И то и то приедается, это одно, а главное — и то и то — обман. Уж второе вообще невооруженным взглядом видно — не в том смысл жизни человека, венец миллиардов лет развития биосферы, дабы оттягиваться, бороться с запахами рта, «Миринду» с «Пепси» внутрь заливать через отрыжку да прокладками жидкость в гель обращать. И, может, более правильно «вперед!», да только — куда? И какие существуют пути, кроме «самого верного»? Может, стоит их хотя бы изучить?
Но самое страшное, что эти дурацкие, на первый взгляд, программы: одна — сделать из человека трудящегося без отдыха муравья, а вторая — сотворить из него жующе-приобретающий механизм, — работают. О нашем мире речи нет, тут все сами наблюдают результат изобилия на прилавках. На наклейку сверхдорогой бутылки можно внимательно полюбоваться, пожать плечами — мало ли, кто и как с ума сходит, но пить будем — что доступнее. Но вот там, в Мире-2, еще интереснее.
Как-то Панин с Авророй, в редкий воскресный денек, без объявленных загодя субботников, прогуливались по центру города. Чинно так, под ручку, и даже мышцы не напрягаются, когда в метре волочит обутые яловыми сапогами ноги наряженный аксельбантами патруль. Весело так идешь, с видом превосходства поглядываешь на «Овощи-фрукты» без очередей — выходной нынче — всеобщий и равный, можно мороженое — «эскимо» — прикупить, благо народу всего человек пятнадцать. Зато порция — тридцать восемь копеек — с орехами. Нет худа без добра. Дорогу, как положено, переходим на зеленый свет. И вдруг…
Сирены, вой, народ в панике назад к тротуару, у дамочки коляска с дитем на развороте буксует — бордюр с ходу не возьмет (Панин помог — юным тимуровцем прикинулся), автомобили к обочинам вплотную — чадят холостым ходом, а в воздухе вой сирены — у Панина в груди екнуло — уж не налет ли империалистических баллистических, спущенных по навесной траектории прямо через проломленные арктические льды? Но сквозь сирену успокоительное: «Всем прижаться к обочине! Немедленно освободить центральную полосу! Остановиться! Всем остановиться!» Нет, не ввинчивающиеся из стратосферы боеголовки, слава создателю противоракетного пояса Никите Сергеевичу, просто правительственный эскорт.
Вон, несутся, км двести в час. Черные, пуленепробиваемые красавицы. Некоторые смахивают на джипы — наверное, на всякий пожарный — вдруг захочется через леса-поля за городом свернуть. Может, даже и не правительство родное едет, тем паче не милый сердцу генералиссимус, а так — отвлекающий маневр, пока истинное начальство по специальной ветви метро в другую сторону скользит, но ведь все равно внутренность за тройным стеклом не разглядеть — думай что душе угодно.
Насчет обходных маневров понятно — враг наш никогда не дремлет, потому и мы — бдим. Насчет генералиссимуса немного пояснений. Поскольку армия и флот самые большие-пребольшие в мире, да еще и размещены по нему вширь, ввысь и в глубину, да, кроме того, по договорам Варшавским, Пекинским, Луандским и прочим — союзников у страны, первой познавшей прелести социализма, немерено, кто может сей тучей самолетов, горой танков и островом кораблей управлять? Выше генералиссимуса звание еще не изобрели, вот когда на планете порядок наведем, до звезд допрыгнем, тогда, может, и придется чего-нибудь сочинить, а пока — скромность в почете. Потому генералиссимус — звание, даваемое в нагрузку Генеральному секретарю Центрального Комитета — обязательно.
И с удивлением Панин смотрел не на саму кавалькаду, он на лимузины и в собственной Москве насмотрелся, там их куда более и поразнообразней их типы. Смотрел он на народ окружающий, рекламы «Сникерсов» никогда не нюхавший, но оболваненный не меньше тех, кто жевал. Шеи тянутся, ноги на носки, дыхание остановилось, глаза распахнуты в умилении, ребенок в коляске давешней вопит — дама его ручкой качает, а сама зрачками сквозь спины и пальто проникнуть норовит, будет о чем домашним поведать, эдак между делом за ужином: «Сегодня видела Самого — машина черная, в флажках, мотоциклисты — каски белые, «АКМы» наголо, красота, жуть. Ехал быстро, торопился — еще бы, работы невпроворот — вон что эти сволочи на Фолклендах опять затевают…»
И ведь что страшнее всего? Панин на Аврору глянул… Лучше бы не глядел. Не застал он в молодости времена пионерии — «Будьте готовы!», горны расчехлены, барабаны как положено, но видел хронику военных лет. Нет, не у нас снимали — ехал, задравши правую руку, товарищ Гитлер, а сверху — дождь из цветов. Ведь не могли же набрать столько статистов. Сейчас, глядя на Аврору, Панин видел, что и не надо было. Фильм тот, документальный, слабоват, но название гениальное — «Обыкновенный фашизм».
Вот с этими радостными мыслями Панин и уснул на своем диване, купленном за пятнадцать тысяч рублей.
54
Африканский рассвет
— Могли бы и дольше пострелять! — громко проорал кавалерист Бахмудов, подводя итог внезапно оборвавшейся артподготовки. Выводы канули в небытие — некоторое время почти никто никого не слышал.
А потом там, за дюнами, пошли вперед короткими бросками пехотинцы. Их задача была прикрыть саперов, прогрызающих проходы в обширных минных полях. Возились они долго. Иногда их бесшумно срезали далекие невидимые снайперы, а несколько раз накрывали шальные минометные залпы. Часто после этого на короткое время оживали советские орудийные батареи.
Короткая артподготовка возмутила не только Бухмудова — ворчали многие.
— Снарядов у них мало, вот что, — философствовал поблизости от Джумахунова сержант Данильян. — Мало прислали, решили, и так сойдет.
— А самолеты? — спрашивал Бахмудов. — Что им стоит стереть это Триполи?
— Ничего не стоит, — соглашались окружающие. — Нет, не жалко начальникам солдатской кровушки.
— Рядовой Бахмудов, — гаркнул в конце концов Джумахунов, — прекратить разводить паникерское настроение!
— Да нет. Я ничего… — оправдывался Бахмудов. — Просто…
— И вас, Данильян, тоже касается, — добавил Джумахунов. — После боя у замполита спросите, «что, почему и как», ясно?
— Ясно, товарищ лейтенант. Но я ведь никоим смыслом…
— Вопрос снят, товарищ сержант!
Вот так они и коротали время в оживленных дискуссиях, а саперы впереди выявляли своими телами новые огневые точки противника. Поля были обширные, и саперов требовалось много.
А в один из моментов роте Джумахунова приказали выдвинуться на передовую позицию. Потом на короткое время все вновь оглохли, пока гаубицы пели старую, но добрую песню. Ну а после им скомандовали: «В атаку!»
Как раз начался рассвет. Короткий — африканский.
55
Большое искусство
Что еще поразило? Нет, не то что поразило, а так, удивило изрядно. Третьяковка, как ни странно. Конечно, если бы ранее Панина не подвигала на расширение кругозора служебная необходимость, он бы, может, воспринял впечатления зевая, но… Четыре гигантских здания, заполненных полотнами, статуями, барельефами и всем прочим… Откуда столько набралось? Неужели вдохновленный малокровной победой народ выплеснул избыток чувств в творческий импульс и сумел наляпать за пяток десятилетий столько достойных классиков барокко ваяний? Уймите удивленные умы, все не так.
Великий освободительный поход, вот что наполнило величием гигантские постройки. О нет, нет, не подумайте… Прямо с ходу, лишь успев отвернуть башню навыворот, «КВ-2» таранит гусеницами Дрезденскую галерею… Или: срезая ножиком стропы, путаясь в холщовке, орлы-десантники грохочут сапогами по крыше Лувра… Глупости. Зачем демонстрировать прямой грабеж, если вы пришли не на время — навсегда, или, по крайней мере, до полного стирания государственных границ в вечности царствия братства и справедливости. А вот подарками, эдакой благодарностью за освобождение от «коричневой фашистской чумы», можно и не погнушаться. И не надо забивать все четыре здания под завязку сразу, вначале можно развесить рамы пореже, а уж постепенно довести концентрацию до максимума. А еще, дабы разные вредно-крамольные мысли случайно в эстетически подкованном народе не завелись, можно, что не помещается, рассортировать в Музей изобразительных искусств имени Пушкина и всякие прочие столичные заведения.
А вообще, разве есть недовольные? Москва — столица мира, любой Лувр будет рад демонстрировать свои достижения в постоянной выездной экспозиции — свободный зал всегда найдется.
56
Встречный огонь
А когда они пронзили узкий, отмеченный флажками проход в минных полях вслед за легким «Т-50» и развернулись в цепь, откуда-то спереди, навстречу им рванулись стрелы трассирующих пуль. Пришлось залечь, используя коней в качестве мешков с песком. И тогда по их захлебнувшемуся прибою заработали до сих пор живые и не задавленные минометы. И вспенилась взрывами земля. А впереди горел пронзенный фаустпатроном танк «Т-50», и не было никакой возможности помочь задыхающимся в дыму танкистам выбраться — всех вдавливал в еще прохладный с ночи песок непрерывный пулеметный огонь. И длилось это неизмеримо долго, потому что принять самостоятельное решение на отход Джумахунов не имел права — там, позади, сидели, покуривая, мордатые расчеты заградительного отряда, под завязку снаряженные новинкой, еще невиданной обычными пехотинцами — пулеметами системы Горюнова. И снова стегала по мозгам мысль, зачем здесь нужна конница и не слишком ли короткой, действительно, была артподготовка.
И бессильно молотили воздух автоматы роты Джумахунова — так выплескивали вперед граммы незримо быстрого металла — их никто не атаковал. Не было у немцев сил на контратаки.
А за спиной санитары уносили с минных полей новых и новых саперов, продолжающих расширять проход, дабы пропустить ближе сверхтяжелые танки.
Ну а когда все уже почти привыкли к этому лежбищу на солнечном, горячем пляже вместе с лошадьми, их, наконец, контратаковали, и сделали это с воздуха. Оттуда, из осажденного города, вывалились на головы штурмовики «Хеншель». Где только набралось их столько на последнем африканском плацдарме давно завоеванной Германии?
И вот лишь теперь, когда сверху по лошадям и людям замолотили тридцатисемимиллиметровые и двадцатимиллиметровые пушки, пришла команда на отход. Но лезть теперь в зауженное пространство между минами значило еще более повысить эффективность работы немецких асов.
И мясорубка продолжала сгребать в свое ширящееся входное жерло и людей, и ездовых животных.
57
Деликатный вопрос
— Ну что, товарищ Жуков, — сказал особый уполномоченный Ставки, — как думаете, теперь наш русский солдат горит достаточным желанием удавить фашистскую гадину?
— Мне, конечно, не нравится то, что нужно было принести так много напрасных жертв, — хмуро ответствовал маршал. — Мне думается, что можно было ограничиться приказом кавалерийской дивизии «пленных не брать», и этого бы хватило.
— А теперь, товарищ маршал, — оскалился с видом превосходства генерал Абакумов, — нам даже не придется давать такой бесчеловечный, — он с трудом выговорил это слово и, видимо, не из-за его грамматической сложности, — приказ. Все решится само собой.
— Да, я уже отдал команду авиации подвергнуть завтра поутру Триполи трехчасовому ракетно-бомбовому удару.
— Правильно, — снова расплылся в улыбочке особый уполномоченный, — потом пойдут «КВ» и «тридцатьчетверки», а затем в город ворвется наша славная, несколько потрепанная дивизия Георгия Котовского. Не расстраивайтесь, маршал. Я понимаю, что полководцу интересно захватить триста тысяч или более вражеских солдат и офицеров пленными, но вы же поняли, в чем проблема.
— Да, нам не на чем быстро вывести их в Союз, и придется принять предложение англичан разместить их в лагере для военнопленных в Торбуке.
— Вот именно. И, как я уже говорил, у разведки есть надежные сведения, что наши хитрые союзники опять попытаются сделать из пленных армию для поддержки профашистских элементов в Алжире. Не хватало нам при штурме какого-нибудь Орана снова столкнуться с этими же отборными фрицами. Понятно, что ранее такими деликатными вопросами занималось бы наше ведомство, но пока в Африке у нас недостаточно личного состава, даже дивизии не наберется, все по уши заняты в Европе — вон сколько стран нужно подвергнуть советизации, и только поэтому такое дело возложили на обычную армию.
— Да, я понимаю, другого пути не было. И гарантирую — пленных не будет.
— Вот и славно.
58
Генеалогия
Два дня назад их лодку прикончили американские эсминцы. Это случилось на двадцать миль западнее острова Тайвань. Первоначально всплыли только десять человек. Дело происходило под вечер, а ночь в тропическом поясе накатывается стремительно, поэтому никого из них эсминцы не нашли, если вообще искали. Потом были ветры, течения и акулы. Так что когда три часа назад его в бессознательном состоянии подобрали, он оставался один. Здоровье, везение и любовь к жизни — вот что этому способствовало. Правда, во втором компоненте можно было теперь усомниться. Он был русским моряком, плавающим под немецким флагом и воюющим на стороне Японии. Его разоблачение пахло для Советского Союза большим скандалом и даже возможным прекращением поставок по ленд-лизу. Он любил свою могучую Родину и не собирался ее предавать. Нужно было срочно что-то изобрести. Похоже было на то, что любовь к жизни сделала с ним плохую шутку.