– Мне так неудобно... – шипит, когда я укладываюсь на него, – трава в спину...
– Ты охренел? – кусаю его за шею, принимаясь тереться членом о его член.
– Давай по-другому... – не просит, а вроде как предупреждает, потому, что в следующее мгновение он сначала заваливает меня на траву спиной, а затем встает на ноги. Я немного потерялся в пространстве, когда увидел, как этот порнушный выхухоль опирается руками в поваленную ограду и, как следует, выставляет свою задницу, нормально так расставив ноги. Несколько мгновений я просто любуюсь им. Раскрепощенный, никакого чувства стыда; медленно виляет задницей, проводя ладонью по боку и к пятой точке, сжимая и оттягивая упругую половинку. У меня дыхание совсем закончилось, теперь глоток воздуха было почти нереально сделать.
Я кое-как преодолел это расстояние до него, по пути чуть посмеиваясь над собственной походкой и трясущимися коленями. Я прижался к заднице Тома членом, быстро скользнув по дырочке головкой. Порнушный просунул руку между нашими телами, сжимая мой член и направляя его в себя. Несколько круговых движений бедрами, растирая смазку по его ложбинке, увлажняя...
Он не был таким уж тугим, как мои прошлые партнеры, конечно, время, проведенное в порноиндустрии, дает о себе знать. Но стенки его были такими же приятными и так же горячо обволакивали, позволяя врываться в него уже с первых толчков. Том изогнулся, красиво подаваясь назад и громко простонав. И еще раз. И снова. Я и не заметил, как набрал быстрый темп, начиная выходить из него полностью и вновь врываться сквозь сжатые мышцы ануса. Темные дреды уже давно рассыпались по его плечам, хлестая парня по телу от каждого нашего движения. Я вел ладонью от его плеч, задевая дредлоки, до самой поясницы, по линии позвоночника. Том прижимал меня к себе, схватившись за мою задницу, задавая собственный темп. Его кожа была влажной, впрочем, как и моя.
Мне казалось, что у нас очень мало времени, почему это не может длиться дольше?
С каждой секундой мои движения становились все резче, а его тело все податливее. Где-то недалеко пели птички, а мы нарушали их музыку собственными стонами, вскриками и другими пошлыми звуками. Нет, я вот-вот сойду с ума, оттого, что он вот так близко, что я в нем, что я почти сгорел.
Я ворвался в него последний раз, грубо шлепнув по заднице, и вновь попав по комку нервов, от которого Том вскрикнул громче прежнего и кончил одновременно со мной...
Вообще-то, единственное, о чем я сейчас мечтал – ванна, душ, да хоть обычная речка! Наши тела пахли потом, сыростью, лесом и чем-то еще. Это было настолько сложно натянуть штаны на место, что мне это сделал Том, осторожно упаковав мое сокровище в трусы. Он сидел рядом со мной, а я даже и не думал вставать с травы, глядя на него и на ржавую изгородь, которая стала настоящим участником нашего секса.
– Мурашка... – ведет травинкой по моей щеке и так тепло улыбается.
– Порнушный зануда! – смеюсь я, а в груди все еще не все успокоилось от прошедшего оргазма.
Он притянул меня к себе на колени, заставляя подняться с травы, крепко обнимая, будто обещая, что никуда не отпустит. И я, даже не услышав этого обещания, почему-то верил. Мы молчали, прижимаясь друг к другу, и наслаждаясь птичьим пением. И как только после наших криков вся живность отсюда не сбежала? Я похихикал от этой глупой мысли, на что меня только сильнее к себе прижали.
8
Солнце уже было где-то высоко, когда мы все-таки кое-как отлипли друг от друга и решили, что пора бы начать движение в сторону дома. Я кстати, только сейчас проверил свои карманы и удивился тому, что при всей этой ерунде как-то умудрился не потерять свой бумажник.
Теперь Том шел рядом, хотя мне хотелось еще ближе – держаться за руки, но я понимал, что он, да и я тоже, просто смущаемся такого проявления чувств. То, что у него ко мне есть чувства, я теперь не сомневаюсь. Хотя, казалось бы, какой нормальный человек заговорит о чувствах, если он просто трахался несколько раз с совершенно незнакомым ему человеком. Но это было не совсем так, ведь то время, пока мы сидели обнявшись... Я это просто ощутил на себе... В его медленных, даже ленивых, поглаживаниях; в его редких, но таких нежных поцелуях; в его объятиях, в конце концов, – никто не будет обнимать так крепко кого-то, кто ему безразличен.
Мы вышли на какую-то лесную дорогу, когда случилось следующее.
– А мы уже думали, что не увидим вас более, – я дернулся, оборачиваясь и замирая... В мой лоб был направлен пистолет. Интересно, какова вероятность того, что там нет патронов или того, что это все сон?
– Бегать от нас вздумали? – я краем взгляда заметил то, как женщина подошла к Тому вплотную, касаясь его шеи кончиком ножа. – Соскучились, педики?
– Педик твой отец, – прямо ей в лицо выдает Том, – раз у него такие гнилые сперматозоиды, из которых получилась ты! – за что девка и резанула его кожу. Порнушник только чуть поморщился, но не шевельнулся с места.
– Самый умный? Бери пример со своего дружка, вон, молчит и не двигается!
Я опустил взгляд вниз, не желая смотреть ни на кого из присутствующих. Грабителей, кстати, было всего двое, где они потеряли еще двух мудаков в банковской форме?
– Надо их прикончить, лишние свидетели нам не нужны... – мужик говорит как-то мерзко, вот у него голос хуже, чем у моих соседей, которые постоянно устраивают вечеринки с караоке.
– Давайте мы просто уйдем! – вмешивается Том, – Ваши рожи итак по всем телевизорам крутят, кто же идет грабить банк без масок? Да и потом, где вы пропали никто не знает, а нам вот больше дела нет, чем сдавать вас этим ублюдкам в форме! Они постоянно меня за что-то штрафуют, так пусть помучаются в ваших поисках! – выдает он. Гневная речь.
– Ты мне нравишься, – дамочка прошлась языком по порезу, который сама недавно и оставила. Она слизала кровь, а меня вот-вот вырвет. Ну, нет, только не сейчас, я же не жрал ничего со вчерашнего утра...
Мужчина, как и я, внимательно следил за всем этим представлением, которое, как мне показалось, немного затянулось. Ибо эта грабительница начала целовать Тома в шею. Я в открытую пялился на парочку, совсем забыв о том, что к моей башке приставлен ствол. Порнушник же стоял спокойно, будто это баба не его сейчас вылизывает.
– Ну, хватит цирка, кончай этих двоих и пошли дальше!
– Такой кайф обломал, – почти раздосадовано проговорила девка, напоследок лизнув опухшие губы порнушника. – На колени вставайте!
Я и не понял, как мы с Томом оказались на земле, совсем рядом, склонив головы. И мне стало так смешно... Нет, ну это же гребаный американский боевик, я уверен, что как только она наставит пушку на меня или на Тома, появится полиция, и наших недоубийц арестуют.
Я посмеялся в голос, чем и привлек внимание Тома, тот посмотрел на меня и улыбнулся, пожав плечами, будто он на самом деле собрался умереть. Но кто же его отпустит теперь? Я разглядывал его родинку на щеке, которую заметил только сейчас, вот же я олух. Его губы горели красным до сих пор, и я похихикал от дурной ассоциации с какой макаки. Вот даже в такой момент я не могу быть серьезным! Ну, а что... Вот-вот сейчас появятся копы...
Краем глаза я видел, как парочка отошла от нас на шагов так пять, а девка наставила пистолет на Тома. При этом сам порнушный смотрел только на меня, наверно, и не подозревая об опасности...
Я всегда ржал над такими моментами в фильме, но теперь мне взбрендило в голову поступить именно так. В одну секунду оказалось, что это не кино, а полиции не будет... В ту самую секунду, когда раздался оглушающий выстрел... Я никогда не верил в байки о том, что человек может ловить пулю зубами или двигаться быстрее нее... В ту самую секунду, я опроверг два этих мифа, дернувшись в сторону Тома и поймав пулю... Я еще не понял, правда, чем поймал... Ничего не чувствовал, но голова кружилась...
И я улыбался как никогда, упав на землю и увидев над нами вертолет. Может все случилось иначе? Может, кто-то из полицейских выстрелил в девку до того, как она стрельнула в Тома? Я ведь и боли не чувствую. Так всегда бывает в фильмах, я видел. Кто-то говорил очень рядом, был слышен шум вертолета, вокруг бегали люди, а я пялился в небо и думал о том, что хочу сходить в кино с Томом и купить сладкий (обязательно!) попкорн.
Том зачем-то держал свою ладонь чуть правее моего сердца, и смотрел на меня сверху вниз, что-то болтая. Блин, может он мне предложение делает, а я не слышу? Его губы шевелились, а я не слышал ни слова, начиная проклинать чертов вертолет. Или я не из-за него не слышу? Вдруг мне очень приспичило сплюнуть, во рту собралось огромное количество слюни, неприятного вкуса. Вот в этот самый момент, меня зачем-то подхватывают несколько парней в форме, забирая от Тома, и укладывают на носилки...
9
О том, что меня, оказывается, ранили в грудь, я узнал только на третий день свой госпитализации. Родители и брат роем кружили возле моей кровати и не давали мне даже говорить. Меня на готово поили, кормили, а мама даже утку принесла! Притом, что я вполне мог передвигаться сам, меня ж не в жопу ранили, честное слово.
Единственный раз, когда эта шумная компания заткнулась, и позволила мне говорить, случился тогда, когда пришел врач и сообщил, что обследование меня любимого показало, что я слишком любвеобилен и у меня был секс в задницу... Родители и брат смотрели на меня, сволочи, вот сейчас я разговаривать не хочу, поэтому и отвернулся к стенке. Потом начался третий, пятый, восьмой, круги ада... Когда мама пытала меня самыми изощренными пытками: нудным, монотонным повторением своих вопросов. Брат действовал умнее и безжалостнее: то воду всю из палаты заберет (а мне в эти дни жесть как воды хотелось), то в туалете меня закроет на несколько часов. Отец поступал грамотнее всех: приходил, садился рядом со мной и просто молчал, выжидая, наверно, когда я сам все расскажу. И самое удивительное, именно ему я больше всего хотел рассказать, что меня на самом деле никто не насиловал, что я сам...
– Сам что? – вдруг подал голос папа, я последние слова вслух сказал?!
– Пап... – не дай бог кому-то вот в таком родителям признаваться, – Я прошу, просто поверь, что со мной ничего плохого... Ну, в том плане... Не делали! – я сказал это тихо, глядя ему ровно в глаза, но уже через мгновение мои щеки вспыхнули красным.
– Билл, там этим грабителям хотят прибавить срок еще и издевательства над тобой и вторым парнем... Кстати... – я так и видел, как над его репой загорелась лампочка – папаша понял все. – Так вы это с ним? – с моим огромным опытом просмотров кино, я вдруг понял, что ни в одном фильме не видел ничего подобного. Реакция отца была немного не однозначной: он громко заржал и понесся в туалет, как сайгак по пустыне. Его вырвало. Но ржать он не перестал. Вот что за человек? Тут сын ему в гомосексуализме признается, а этот дятел скачкообразный, обнимает белого коня... Кстати, о белом коне, а я не знал, что ранение, так сильно сбивает прицел...
– ТЫ серьезно? – он вышел из туалета с серьезным лицом, но как только я кивнул, этот кадр снова заржал, – Мой сын – гей. Соседи обзавидуются! – я, конечно, и раньше знал, что папа немного того... Хоть и выглядит как адекватный человек в возрасте, но сегодня...
– Папа, ну, хватит!
– Че хватит? – ржет, садясь на стул и уже стирая со щек слезы, вот же клоун! – Там твоя мама план мести разрабатывает тем ублюдкам, которые, цитирую: «Обидели моего ягненочка!»
– Ягненочка? – дергаюсь, понимая, что опозорен на всю жизнь... Так и представляю, как мама бегает по участку полиции, или по холлу в больнице и орет про ягненочка...
Мы с отцом поговорили об этом. Я рассказал. Он взял мою правду своим терпением и молчанием. Было странно, но мне показалось, что этот разговор сблизил нас.
Через несколько дней меня выписали. Но какие они были эти дни... Я ходил на процедуры, выслушивал нравоучения от матери, пинал брата за его издевки, разговаривал с отцом, ждал порнушного. Папа сказал, что Том в порядке, что он его видел в участке несколько дней назад. Почему он не приходил все эти дни? Теперь, когда с моего злополучного дня рождения прошла неделя, я вдруг воспринял все всерьез, понял, что это был не фильм, что это случилось со мной и с ним. Это все было правдой, а не нарисованной хорошими режиссерами шуткой. Наверно, я понял то, в какой опасности я был по слезам матери, которая боялась за меня все те часы, от самой первой секунды, когда увидела по телевизору, как меня выводят из банка...
Я смотрел в окно своей комнаты, разглядывая одинокий клен, что стоял у нас во дворе. Когда-то в детстве я постоянно лазал по нему и неоднократно падал. Но почему-то в детстве любое падение воспринималось иначе... А сейчас... Когда я вдруг понял, что Том не придет, я, будто снова навернулся с этого дерева, да еще и с верхней ветки. Только теперь больно было в груди, внутри грудной клетки стучало сердце, бешено стучало... А я тогда лежал на больничной кровати и понимал, что он больше никогда не услышит моего сердцебиения...
Мог ли я как-то взять у него номер телефона? Я же словил за него пулю, до сих пор не понимаю, зачем я это сделал? Но я думаю, что я заслуживаю хотя бы простого «Спасибо!»... И очередного траха. Да, никогда не думал, что мне так понравится спать с порнушником... И ведь ничего необычного мы не делали, просто занимались сексом, то на полу морга, то у развалившейся ограды. Я бы даже мамины пирожки с клубникой отдал за то, чтобы сделать с ним это еще раз...
– Билл, спускайся, пирожки готовы...
– Иду, – выкрикиваю я, думая о том, что хотя бы клубника удовлетворит мои потребности. Или секс, или кекс!
И только я поднес к губам клубничное лакомство, как в дверь позвонили. Единственная мысль в моей голове: как в кино – за дверью Том. Ну, так же всегда... Я даже отложил сладость на тарелку и пошел открывать. По пути поправил рубашку, шорты, волосы немного пальцами причесал. И только потом понял, что смазал свои пряди клубничной начинкой... Идиот, и как только умудрился...
– Здравствуйте! Вам посылка! – а, ну понятно, фигня с «всё как в кино» прошла и теперь настала реальная жизнь? Хотя нет, щас в посылке будет мобильный телефон, и как только я возьму в руки трубку, он зазвонит, а на том конце будет Том... Хм, на том конце... Том... на конце Том... – Эй, парень?