Да уж. Фото на стенах с закрашенными лицами, непонятные стихи, загадочные грустные слова во всю стену…
И это если не брать во внимание то, что кто-то здесь спит. В этом заброшенном, темном туннеле.
Мое внимание снова переключается на тихий жужжащий звук. В поисках его источника я наклоняюсь к кровати. Подняв наушники, прикладываю их к ушам и слышу, что в них играет Bleed It Out.
Черт. Я сразу же бросаю наушники обратно и задерживаю дыхание.
– Айпод включен, – говорю я, выпрямляясь. – Кто бы это ни был, он только что был здесь. Нам нужно уходить. Срочно.
Тен делает шаг в сторону двери, я отворачиваюсь от кровати, но сразу замираю.
Обернувшись, поддаюсь наваждению и вырываю из тетради страницу. Не знаю, зачем она мне, но я хочу ее забрать с собой.
Если этот парень здесь живет, он не будет грустить о пропаже какого-то листочка: у него других забот хватает. А если и будет, то никогда в жизни не узнает, куда он делся.
– Пошли, – я подталкиваю Тена в спину.
А сама складываю страницу и убираю в карман.
Держа перед собой телефоны, мы выходим из комнаты и поворачиваем налево. Но тут же кто-то обхватывает меня руками, и я начинаю кричать. Чьи-то руки сжимают меня так крепко, что я не могу дышать.
– Попалась! – гордо заявляет мужской голос. – Ну что, поехали домой?
Трей.
Извиваясь, я пытаюсь развернуться и вырваться из его объятий. Лайла, Джей Ди и Брайс стоят у него за спиной и смеются.
– Черт! – громко восклицает Тен, тяжело дыша. Его, разумеется, тоже напугало их внезапное появление.
– Вам бы стоило выключить фонарики, – порицает нас Лайла с ухмылкой на лице. – Мы их увидели сразу, как только спустились.
Я прохожу мимо них и направляюсь к лестнице, игнорируя ее комментарий. Если бы мы не разглядывали комнату, наши фонарики были бы выключены.
– В любом случае что вы, ребята, здесь делаете? – спрашивает Джей Ди.
– Просто пойдемте, – приказываю я, уже теряя терпение. – Нужно выбираться отсюда.
Мы все идем вперед по главному туннелю, и я оглядываюсь через плечо, всматриваясь в темноту и стараясь запомнить, как выглядит вход в комнату, где мы только что были.
Но ничего не видно.
Темные углы, тени, редкие блики от наших фонариков на лужах…
Я все еще тяжело дышу, не могу избавиться от жуткого, гнетущего ощущения. Здесь кто-то есть.
– Это не те развлечения, которые я представляла, когда вы предложили поехать в Бухту, – ноет Лайла, ступая по неглубоким лужам.
Я поворачиваюсь и, забыв о своем страхе, лезу по лестнице вверх.
– Спокойно, все хорошо, не переживай, – мямлю я себе под нос, но достаточно громко, чтобы они меня услышали. – Заднее сиденье машины Джей Ди уже совсем рядом.
– О да, – усмехается Джей Ди.
Я борюсь с желанием еще раз заглянуть вниз, в темноту туннеля.
Поднимаясь по ступеням, я по-прежнему чувствую на себе чей-то взгляд.
Глава Третья
Райен
– Девчонки, поторопитесь!
Тренер дважды ударяет кулаком по дверям шкафчиков, мимо которых проходит. Девочки вокруг меня хохочут и шепчутся, а я поправляю волосы и собираю их в небрежный высокий хвост.
– Да, я слышала, что они собираются устанавливать камеры, – говорит сидящая на скамейке Кейтлин Стивенс группе девушек. – Хотят поймать его с поличным.
Наношу дезодорант и убираю его обратно в спортивную сумку, а потом проверяю, все ли в порядке с блеском на губах, глядя в зеркало на дверце шкафчика.
Камеры, да? В школе?
Какая прекрасная новость.
Я надеваю верх чирлидерского костюма через голову, поправляю его на груди, одергиваю юбку. Мы набираем в команду новых участниц, потому что многие из нас скоро оканчивают школу, и тренер попросила иногда приходить в школу в форме в надежде привлечь как можно больше новичков.
– Интересно, каким будет их следующий ход, – вступает в разговор другая девушка. – Он все еще водит их за нос.
– Лично я, например, хочу, чтобы так и продолжалось, – добавляет Лайла. – Видели, что он написал сегодня утром?
Все вдруг резко замолкают, и я понимаю, на что они смотрят. Я поворачиваю голову и перевожу глаза на кусок стены прямо над дверью каморки учителей физкультуры. Мягкий поток воздуха из вентиляции треплет большой лист белой папиросной бумаги, криво прилепленный на стену.
Я улыбаюсь про себя. Сердце начинает биться быстрее. Я заканчиваю приводить себя в порядок.
– «Не осуждай мастурбацию, – Мел Лонг зачитывает вслух послание, которое, как мы все видели утром перед тренировкой, скрыто под листом папиросной бумаги, – это секс с тем, кого я люблю».
Все начинают хохотать. Держу пари, они даже не знают, что это цитата из Вуди Аллена.
Они обнаружили граффити сегодня утром прямо здесь, в женской раздевалке, и пока учителя залепляли его бумагой, все успели прочитать, что там написано.
За последний месяц надписи на стенах школы появлялись уже двадцать два раза, сегодня мы увидели двадцать третью.
Сначала они возникали редко, по одной, то тут, то там, но теперь появляются все чаще, почти каждый день, а иногда и по несколько раз на дню. Как будто «маленький Панк», как он (или она) теперь известен, вошел во вкус: врывается ночью в школу и оставляет случайные послания на стенах.
– Ну вот, – я закидываю сумку на плечо и захлопываю дверцу шкафчика, – если во всех коридорах и у каждого входа в школу появятся камеры, уверена, он или она наконец поумнеет и перестанет расписывать стены или попадется. Его дни сочтены.
– Надеюсь, что попадется, – взволнованно говорит Кейтлин с заинтригованным видом. – Так хочу узнать, кто это!
– Да ну, – возражает Лайла. – Так неинтересно.
Я разворачиваюсь и выхожу из раздевалки. Конечно, нет ничего веселого в том, чтобы Панк попался. Не будет утренних сюрпризов. Дело уже дошло до того, что, приходя сюда, каждый первым делом считает своим долгом проверить, не оставил ли вандал новое послание. Все думают, что интрига – это весело, так что жизнь в Фэлконс Уэлл станет скучнее без этой загадки.
Иногда сообщения на стенах серьезные.
Я свечусь ярче с каждым днем, а ты не умеешь сиять, дерьмо.
– Панк
И все молчат как рыбы, будто напрочь забывают о загадочном послании, словно оно не стоит их внимания, но ты знаешь, что они весь день не могут выкинуть его из головы.
А иногда послания смешные.
К твоему сведению, твоя мать ни за что не стала бы встречаться с твоим отцом, если бы у нее был шанс сделать этот выбор заново.
– Панк
Над этой надписью все ухохатывались.
Но на следующий день, как я слышала, несколько родителей позвонили в школу, потому что сыновья и дочери устроили им допрос с пристрастием, чтобы проверить, правда ли это.
Послания всегда без подписи и никогда не адресованы кому-то лично, но все стали их с нетерпением ждать. Кто он? Что он напишет в следующий раз? Как ему удается это делать, всегда оставаясь незамеченным?
И почему-то они все уверены, что это он, а не она, хотя нет никаких доказательств ни первого, ни второго.
Ореол таинственности уже висит над школой, и я больше чем уверена, что посещаемость резко подскочила, потому что никто не хочет пропустить часть истории. Все хотят наблюдать за ней воочию.
Медленно подходя к своему шкафчику, я бросаю на пол сумку и делаю глубокий вдох. Пока я открываю шкафчик, набирая на замке знакомую комбинацию цифр, у меня сдавливает грудь, и дышать становится сложнее.
Я роняю голову вперед, но быстро справляюсь с собой и поднимаю ее снова.
Черт.
Открыв дверцу, я подхожу вплотную к шкафчику, чтобы никто не видел, что я делаю, задираю юбку и достаю из-под пояса эластичных синтетических шорт ингалятор.
– Эй, не одолжишь мне сегодня замшевую юбку?
Я подскакиваю на месте, выпуская ингалятор и вытаскивая руку.
Слева от меня стоит Лайла, а по правую руку – Кейтлин и Мел.
Поднимая рюкзак, я достаю из него книги, которые были нужны для домашнего задания, и кладу их в шкафчик.
– Ты имеешь в виду ту самую, дорогущую, ради покупки которой я сдала в секонд-хенд половину своего гардероба? – спрашиваю я, складывая книги на полку. – Да ни за что.
– Тогда я расскажу твоей маме обо всей одежде, что ты хранишь в школьном шкафчике.
– А я тогда расскажу твоей обо всех случаях, когда ты говорила, что переночуешь у меня, а сама пропадала неизвестно где, – парирую я и улыбаюсь, вешая сумку на крючок в шкафчике, а потом поворачиваюсь к Кейтлин и Мел.
Девочки смеются, а я снова разворачиваюсь к ним спиной и достаю альбом по искусству и текст по английскому. Они мне понадобятся на первых двух уроках.
– Ну пожалуйста! – упрашивает Лайла. – У меня в ней такие шикарные ноги.
Я изо всех сил делаю вдох, стараясь наполнить легкие воздухом, несмотря на то что на них будто давит гиря в пятьсот килограммов.
Ладно, черт с ней. Я готова сделать что угодно, лишь бы она оставила меня в покое. Я залезаю рукой в шкафчик и достаю из самой дальней его части юбку из нежной темной замши на пластиковой вешалке.
И швыряю Лайле.
– Только не вздумай в ней трахаться.
Она довольно улыбается и растягивает юбку, любуясь.
– Спасибо.
Я хватаю пенал, в котором лежит куча карандашей для рисования, и телефон.
– Что у тебя сейчас? – интересуется Лайла, перекинув юбку через локоть. – Искусство?
Я киваю.
– Никак не могу понять, почему ты его не бросишь. Ты же его терпеть не можешь.
Я запираю шкафчик, слышу, как звенит звонок, и вижу, как толпа приходит в движение.
– Уже почти конец учебного года. Продержусь.
– М-м-м, – рассеянно отвечает Лайла. Скорее всего, она не расслышала, что я сказала. – Ладно, пойдемте. – Она поворачивается к Мел и Кейтлин, потом бросает взгляд на меня и отходит назад. – Увидимся за обедом, хорошо? И еще раз спасибо.
Все трое исчезают в глубине коридора, теряясь в толпе учеников. Идут на испанский, сегодня он у них первым уроком. Все куда-то несутся, бегут по лестницам, захлопывают шкафчики, заскакивают в классы… А у меня боль в груди усиливается. Живот уже горит от напряжения, настолько мне тяжело дышать. Я иду по коридору, опираясь рукой на шкафчики, чтобы не упасть.
Встречаюсь глазами с Брендоном Хевиттом, одним из друзей Трея, улыбаюсь ему на ходу. Вскоре все двери закрываются, а толкотня и болтовня сходят на нет. Мои легкие при каждом выдохе испускают тихий свист, словно у меня в горле маленькие невидимые струны.
Я медленно закрываю глаза и с трудом открываю их, мир вокруг начинает вращаться.
Втягиваю в себя столько воздуха, сколько могу. Никто не видит, как белеют от напряжения мои руки, потому что я изо всех сил прижимаю к себе книги, и никто не знает, что у меня в горле, свистя, летают иглы, как по взмаху волшебной палочки. Я изо всех сил стараюсь не закашляться.
Я прекрасно умею притворяться.
Последняя дверь наконец закрывается. Я быстро залезаю рукой под юбку и вытаскиваю ингалятор, который всегда там спрятан. Подношу ко рту, нажимаю на кнопку и с трудом вдыхаю лекарство. Эта горькая взвесь всегда напоминает мне чистящее средство, которое в моем детстве мама во время уборки разбрызгивала по дому для дезинфекции. Мелкие капли спрея достигают дальней стенки носоглотки и медленно оседают в горле. Прислонившись к стене, я снова нажимаю на ингалятор, увеличивая дозу лекарства, и закрываю глаза, уже чувствуя, как уменьшается давление на грудную клетку.
Вдыхая и выдыхая, я слышу, как пульс отдается в ушах, и ощущаю, что объем легких становится все больше и больше, будто сжимающие их невидимые руки потихоньку ослабляют хватку.
Как же быстро на этот раз случился приступ.
Обычно это происходит на улице или когда я перенапрягаюсь. Каждый раз, как становится тяжело дышать, я убегаю в туалет и достаю ингалятор. Ненавижу, когда приступы случаются неожиданно, как сейчас. Вокруг так много людей, в туалете в том числе. А теперь я еще и на урок опаздываю.
Спрятав ингалятор на место, в шорты, я с удовольствием делаю глубокий вдох и выпускаю воздух, перехватывая книги.
Развернувшись, поворачиваю направо, в соседний коридор, и поднимаюсь по лестнице в кабинет искусства. Это единственный ежедневный урок, от которого я получаю удовольствие, но друзьям вру, что терпеть его не могу. Искусство, группа, театр… Для них все это – лишь повод для насмешек, и я не хочу становиться их мишенью.
Осторожно приоткрыв дверь в класс, я вхожу и ищу глазами мисс Тилл, но ее нет в кабинете.
Должно быть, она в лаборантской.
А мне не нужно еще одно опоздание, так что…
Я стремительно пересекаю комнату и направляюсь к своему столу, поднимаю глаза и замираю: Трей сидит развалясь, за моей партой, на соседнем стуле.
Я чувствую укол раздражения. Великолепно.
Видимо, прогуливает химию: он уже завалил ее и теперь должен пересдать, чтобы окончить школу.
Урок искусства – мой счастливый час, а он все портит.
Я слегка вздыхаю и выдавливаю из себя полуулыбку.
– Привет.
Он отодвигает одной рукой стул, расслабленно откинувшись на спинку своего, и пялится на меня, пока я сажусь. Мисс Тилл, наверно, и не заметит, что он не из ее учеников.
– Я тут подумал… – заговаривает Трей, пока все остальные болтают. – Что ты делаешь седьмого мая?
– Хм, – высокомерно начинаю я. Отклоняюсь назад, складываю руки на груди и скрещиваю ноги. – У меня вроде были на вечер какие-то планы, но точно не помню.
Он кладет руку на спинку моего стула и задирает голову, глядя прямо на меня.
– Ладно, как думаешь, сможешь достать платье?
– Ну… – начинаю я и внезапно замолкаю.
В комнату заходит высокий подкачанный парень и направляется к парте рядом с нами. У меня захватывает дух.
Он кажется мне знакомым. Откуда же я его знаю?
У него с собой ничего нет: ни рюкзака, ни книг, ни даже карандаша. Он занимает место за пустым столом, через один от моего.
Я ищу взглядом мисс Тилл, пытаясь понять, что происходит. Кто бы он ни был, он не из нашего класса, но только что вошел сюда с таким видом, будто делает так каждый день.
Новенький?
Я кошу взглядом влево, разглядывая его. Он расслабленно сидит на стуле, положив одну руку на парту, и смотрит куда-то перед собой. Ладонь покрыта черными пятнами от запястья до самого мизинца. У меня так бывает, когда я рисую и кладу руку на бумагу, и она пачкается в чернилах.
– Эй, – слышу я, как одергивает меня Трей.
Я отвожу взгляд и нарочито закашливаюсь.
– М-м-м, да, уверена, у меня получится.
Он хочет, чтобы я купила платье. Седьмого мая выпускной бал, и меня на него еще никто не пригласил, потому что ходят слухи, что это собирается сделать Трей. А он тянул время, и я уже начала волноваться. Но я хочу пойти на выпускной, даже если и с ним.
Мой взгляд снова соскальзывает на новенького, я смотрю на него краем глаза. Его темно-синие джинсы перепачканы грязью, как пальцы и локоть, но на нем чистая иссиня-серая футболка и довольно приличная обувь. Глаза почти скрыты под густыми ресницами, а короткие темно-каштановые волосы лишь слегка прикрывают лоб. Сбоку в губе кольцо, оно бликует на солнце. Я прикусываю рот, глядя на него и представляя, каково это – иметь пирсинг на губе.
– Может, и укладку сделаешь? – продолжает Трей. – Только оставь волосы распущенными, мне так больше нравится.
Я поворачиваюсь, отрывая глаза от губ новенького, и заставляю себя сконцентрироваться.
Выпускной бал. Мы говорим о выпускном.
– Без проблем, – отвечаю я.
– Хорошо. – Он улыбается и откидывается на спинку стула. – Потому что я знаю одно прекрасное мексиканское местечко…
Он разражается хохотом, ему вторит его приятель рядом, и я на мгновение смущенно замираю. А, ты подумала, что он собирается пригласить тебя на выпускной бал? Глупая девчонка.