Он поморщился:
- Я ненамного старше тебя.
- А это причем? Уверен, и Максим, и Руслан вас старше, но они же называют вас на «вы» и по имени-отчеству.
- Но у тебя же другой статус, другая работа, и живешь ты в усадьбе.
Мне было так же странно, как если бы преподаватель в университете предложил называть его на «ты», но только мне. Попахивало шовинизмом по отношению к другим. Мы же с ним не друзья, я его вообще сегодня первый раз увидел.
- Глеб тоже называет меня на «ты», но только не на людях, - добавил он.
Я поднял брови:
- То есть в присутствии посторонних я буду говорить вам «вы».
Он пожал плечами. Я хмыкнул, возможно, злорадно:
- Не получится, Ярослав Игоревич, я обязательно забудусь и брякну вам «ты».
Его лицо стало недовольным, он поджал губы и явно разозлился:
- Кстати, ты занял мою комнату.
- Неужели? Что-то я не увидел на двери таблички с вашим именем, - съязвил я, о чем тут же пожалел. – Простите.
- Ничего, - улыбнулся он, - мне так больше нравится.
Я покачал головой и вышел из усадьбы, замер на минутку на крыльце, наслаждаясь свежим воздухом. Он реально был вкусный! Никакого сравнения с городом.
- Так мне искать другую комнату? – поинтересовался я у вышедшего следом Ярослава.
- Не нужно, - покачал он головой, - тем более что я не останусь ночевать и приеду теперь не раньше следующих выходных.
Я понятливо кивнул, и мы пошли в привратницкую к ребятам. По дороге я попросил:
- Вы не могли бы привезти корм для кота, только не сухой, лучше консервы какие, - не могу же я все время клянчить у ребят.
Он с сомненьем посмотрел на меня.
- Что? – возмутился я. – Кот вообще-то ваш!
После ужина Глеб, сидевший рядом, вызвался меня проводить, только не понимаю зачем? Долго мы не засиживались, а в восемь вечера солнце еще светило вовсю – июнь месяц, в конце концов, но если человеку хочется прогуляться, то кто я такой, чтобы его останавливать? Рен, относивший свою посуду в мойку, резко остановился и уставился на меня. Серьезно? Да что опять не так?! Я у него прям как кость в горле. Сижу, никого не трогаю, даже за ужином ни слова не промолвил, кроме «вкусно» и «спасибо». Ярослав пробормотал что-то про то, разве не нужно Глебу периметр обходить? Мне вручили кулечек с мясными обрезками для кота, и мы с Яром отправились обратно в усадьбу.
- Ярослав Игоревич, может, в дневниках упоминается, как кота зовут?
- Никита, ты вот серьезно думаешь, что это тот кот? – недоверчиво уточнил Яр.
- Я не знаю, что думать, но допускаю такую вероятность, - развел я руками.
- Коты столько не живут – это ты понимаешь?
Я удивленно посмотрел на него: он меня совсем за идиота считает?
- Понимаю, но вы же тоже понимаете, что эту территорию нормальной назвать никак нельзя?
- Здесь очень хорошо! – вскинулся он.
- Конечно, - согласился я, - но?..
- Но ты прав, - скис он, - здесь не только электроника не работает, эта зона даже со спутника не высвечивается. Все, что вокруг - трасса, эта дорога, лес, деревня неподалеку - отмечается, а усадьба – нет. Вместо нее какие-то луга, рощица, в общем, нецивилизованный пейзаж.
«Охренеть!» - хотелось воскликнуть мне, но я воспитанно промолчал.
- Электроника не работает, но какие-то механизмы – вполне.
- Да, - кивнул Яр. – Электричество есть, и это странно, если опираться на предположение, что жизнь в усадьбе замерла на одном уровне с тем временем, когда погиб ее первый хозяин. Хотя это звучит мистически. Но я рад, что у нас хотя бы электроприборы работают: тут же насосная станция, - он показал рукой в сторону деревьев, где в просвете виднелся небольшой белый домик, - опять же – лампочки светят, холодильники работают, часы, - он вытянул руку, показывая на свои часы, - так что…
- Может быть, изменения вносились каждым последующим хозяином? – предположил я. – Просто тот, что был перед вами, не пользовался интернетом или мобильным телефоном.
- Но я-то пользуюсь, и я – хозяин, - язвительно заметил Ярослав.
- Ну не знаю, может, усадьба к вам еще не привыкла, - отозвался я и сменил тему: - Вы с Глебом были знакомы раньше, раз ему можно на «ты»?
- С чего вдруг вопрос? – похолодел тон Яра.
- Да ни с чего, просто стало интересно, но можете не отвечать, если я вас как-то задел.
- Мы учились в одной группе в университете Гетьмана, слышал о таком?
Я покачал головой, мы остановились на широком крыльце усадьбы и дышали чудесным свежим воздухом.
- Он очень старый, основан еще в 1906 году, такое здание с колоннадой, тебе бы понравилось, ты же любишь всякую старину.
Я согласно хмыкнул.
- Мы учились на факультете Информационных систем и технологий, я учил только то, что нравилось, остальное так, лишь бы сдать, а вот Глеб у нас был отличником, закончил с красным дипломом и поступил в аспирантуру.
Я онемел, вот честно, он у меня совершенно не ассоциировался с каким-то ученым, бодигард – это да.
- А как же получилось?.. – растерялся я.
- Обстоятельства, злой рок или нехорошие люди, - хмыкнул Ярослав. – Когда учились, мы не были особо близки: у него учеба и спортивный клуб, у меня тусовки и фитнес-клуб – никаких общих интересов. Ему после магистратуры предложили аспирантуру, мне отец – место в своей фирме. Встретились мы случайно через три года после окончания университета.
Он задумчиво обвел взглядом видимую часть своих владений.
- Он проучился два года в аспирантуре, готовил кандидатскую, но тут меняется руководство – пришел новый декан, и его научный руководитель вдруг начинает все хуже к нему относиться и третировать, иными словами, кому-то срочно потребовалось бюджетное место в аспирантуре. У Глеба связей никаких не было, и после очередного скандала его вынудили уйти из аспирантуры, а тут как раз призыв в армию. Он прослужил год, вернулся, но в аспирантуру его уже брали только на контракт, а платить ему было нечем, и он искал работу. А у нас как раз открылся филиал фирмы и требовались охранники, я ему предложил – он согласился. Решил год поработать и посмотреть: идти на контракт очно или заочно.
Мы помолчали, мне не хотелось комментировать его рассказ, хотя я очень сочувствовал Глебу.
- Никита, а сколько тебе лет? – неожиданно спросил Ярослав.
Хорошо, что я не девушка и свой возраст не скрываю, но с чего это его заинтересовало, думает, что я слишком юн для работы в его архиве? Я уже собирался ответить, когда задумался:
- А какое сегодня число?
- Двадцать третье, - с улыбкой ответил он.
- А, тогда двадцать один до следующей субботы.
- Чего так неуверенно?
- Да у вас тут, - я кивнул на дом, - не то что число – время невозможно узнать.
- Вообще-то часы в усадьбе есть, если ты не заметил.
Естественно, я заметил: там и ходики были, и с кукушкой, и напольные в просторной гостиной.
- Если хочешь, мы можем попробовать завести ходики в библиотеке.
- Давайте попробуем, лучше они, чем с кукушкой или боем – неохота каждый час ночью просыпаться.
Мы запустили часы, Яр выставил время по своим наручным, и я отправился в кухню покормить кота.
Яр уехал, а у меня начались мирные будни в архиве, я постепенно одолевал первый стеллаж и уже дошел почти до самого верха. Периодически мне помогал Флорентий, нервно посматривая по сторонам, правда, хорька он с собой сюда не брал, оставляя с Глебом. У них вообще были самые странные отношения, что я видел, возможно, это такая разновидность дружбы – сам не имеющий друзей, я несильно разбирался в подобных вещах. Хотя с нашими охранниками в какой-то мере я подружился.
Вот только сегодня за завтраком Глеб рассказывал, что ночью ему не давало спать какое-то шебуршанье, и у Флорентия стало такое хитрющее выражение лица, что сразу было понятно – его рук дело. Правда, когда он увидел, что я смотрю на него с явным пониманием, то сразу злорадно заявил:
- Это, видать, Никитина мухоловка сбежала из архива, - и развел руками, показывая ее размеры, прям как рыбаки о выловленной рыбине.
- То есть это ты хорячьим кормом мухоловку к Глебу в комнату приманить пытался? – сдал племянника Руслан.
- Каким еще кормом? Вот еще… Делать мне больше нечего, как раскидывать где попало корма премиум класса! Да если хотите знать, одна упаковка только двадцать долларов стоит, - покраснел от злости Флорентий и, смерив родного дядьку-предателя рассерженным взглядом, выбежал из-за стола.
- Два один! Я веду, - хмыкнул Глеб. - Он не зря потратил двадцатку, хорек все съел. А потом еще потоптался по моей кровати, утрамбовывая поздний ужин, невоспитанное животное. Мало того, что без приглашения в чужую койку прыгнул, так еще и чавкал во время еды. Отомстил-таки мне, поганец, за хорепопу, - подмигнул мне Глеб.
Я вспомнил, как Рен демонстрировал на лужайке свою пятую точку и невольно улыбнулся. Эта парочка точно не даст никому скучать. Постоянно только подкалывают друг друга. Из раздумий меня выдернул недовольный голос Руслана, который рассказывал, как вчера застукал племянника на горячем: Рен прокрался в комнату Глеба и раскидывал там по всем углам сухой корм.
- Я еще подумал, опять пакость задумал, а он так грамотно съехал с темы, что я забыл об этом, - вспомнил Рус. – Голову на отсечение даю, он свою крысу потом специально к тебе запустил, чтоб ползала и шуршала, не давая спать. В общем, скажи спасибо, что только крысу, а не сам шуршать к тебе пошел.
Пока ничего особо интересного мне не попадалось, все находки годились разве что для школьного музея или библиотеки: газеты и журналы не представляли материальной ценности, так как тираж у них по тем временам был приличным. Но в четверг в потрепанной коробке, которую я снял и передал Флорентию, помогавшему мне освобождать полку, а потом ставить разобранное назад, я обнаружил кое-что интересное. Отпустив Рена, усвиставшего на завидной скорости из архива, я с некоторым благоговением снял крышку и вынул завернутую в шелк рамку. Положив ее на стол, я развернул ткань и увидел очень старую пожелтевшую фотографию… кота, черно-белого кота, вылитого моего знакомца, если не считать даты, написанной на обороте – 1887 год.
Я понимал, коты – не люди, и для нас один черно-белый кот будет похож на другого черно-белого кота, тем более на не цветной фотографии, которой больше ста лет.
В коробке были еще всякие памятные мелочи типа засушенных цветов, бережно завернутых в бумагу, носовых платочков с вышитыми инициалами и тому подобные, милые чьему-то сердцу, вещички. Естественно, никакой исторической ценности они не представляли. Я поставил рамку с фотографией кота перед собой, чтобы не забыть забрать к себе в комнату, а почему нет? Был ли на ней изображен кот, которого принес Митенька? Это случилось в 1869 году за восемнадцать лет до фотографии. Коты, бывает, живут достаточно долго, чего только стоят мои собственные кошки, оставшиеся дома, так что вероятность, что это один и тот же кот, была велика.
Коробка была достаточно объемная, и я завозился с ней, не успев закончить с остальными бумагами на полке, поэтому, когда ближе к ужину пришел Рен, чтобы помочь поставить все проинвентаризированное на место, я предложил прийти завтра ближе к обеду в надежде, что успею закончить.
А в моей комнате появилась обновка на комоде – старинная фотография кота.
В пятницу с утра я рьяно принялся за бумаги и к приходу Рена разложил все по стопочкам и подписал наклейки, записал в блокнот, что находилось на этой полке (вести этот своеобразный каталог я догадался не сразу, в итоге пришлось ползать копировать записи с нижних полок), оставалось только вернуть бумаги на полку и расклеить подписи.
Рен подавал мне понемногу документы, я клал их на место и приклеивал к полке бумажку с надписью. Было жутко неудобно: я стоял на верхней ступеньке лестницы и, когда сгибался за бумагами или разгибался, их забрав, боялся сверзиться – руки были заняты, и я легко мог свалиться на Рена, он бы меня не удержал, в итоге покалечились бы оба.
Размашистые, широкие шаги я услышал раньше, Рену было не до того – он тоже, видно, боялся, что я упаду на него.
- Вы чего на обед не пришли? – раздался голос Глеба, Флорентий от неожиданности дернулся и зашипел что-то нецензурное.
- Уже заканчиваем, - отозвался я.
Человек беспокоится, что мы голодные, пришел, поинтересовался, чего хамить, спрашивается?
- Рен, у тебя по спине что-то лохматое ползет, наверное, эта ваша мухоловка, - предположил Глеб.