И сейчас я боюсь отправлять сообщения. И причина в том, что… Как бы вы сильно не были близки с определенным человеком, даже если это ваша родная мать, расстояние и долгое отсутствие контакта отдаляет, делает чужими. Чувство, когда вам не хочется навязываться, когда вы думаете, что навязываетесь — ужасно, ибо это тот человек, с которым вас столько связывает, который является вашей непосредственной частью, пускай им может быть просто друг детства, вы ощущаете примерно одно и то же.
Уже какой год подряд я чувствую нечто странное. Незнакомое ранее ощущение одиночества, и его не должно быть в моей жизни, ведь у меня есть всё. Да, звучит непонятно, но у меня есть отец, есть крыша над головой, продукты в холодильнике, друзья, поддерживающие меня в трудное время, но… Сложно выразиться. Вот она — я в данное мгновение моей жизни: сижу одна, в комнате. Вокруг тишина, но можно уловить смех и голоса с приятной музыкой, что льются с этажа ниже. За окном серое небо, накрапывает надоевший дождь, что сильно влияет на мое настроение. Охота улыбнуться, но кому? Пустоте рядом с собой? Как давно чувство одиночества стало моим товарищем, а я проигнорировала его появление в своем сердце?
Это внутреннее одиночество. Моральное. Вот, наконец нашла правильные слова, чтобы самой разобраться в том, что гложет. Вокруг меня много людей, я окружена ими, стараюсь вести социально активную жизнь, но при этом не чувствую себя настоящей. То есть… Я улыбаюсь, но на самом деле мне не хочется. Я смеюсь, но без желания. Я говорю и слушаю, но не думаю, что мне это нужно. И постепенно ты становишься этой фальшивой копией, уже на автомате ведешь себя так, как привыкло тебя видеть общество. Иногда мне не хочется говорить в присутствии друзей, хоть в этом и нет их вины, просто лично во мне что-то нехорошее. Иногда мне не хочется улыбаться отцу, учителям, кассирам, водителям автобуса и прочим людям, даже тем, кто не имеет к моей жизни никакого отношения, но я делаю это. На автомате. Словно привычка. Переступаю порог комнаты — уголки губ лезут вверх, и со стороны выгляжу счастливой, а вот внутри еле терплю желание, как следует ударить себя по лицу. Поскольку с каждым годом отвращение к этой маске растет, но ничего не могу с этим поделать. Те же самые «упыри». Они издеваются и травят шутки, а вместо правильной и уместной грубости показываю улыбку, мол, «ха-ха, да, забавно». Тошнит от себя.
Так что меня не должно поражать присутствие чувства внутреннего одиночества. Психологически — я одна. Просто одна. Сижу в комнате, и обо мне вспомнят, меня хватятся только в тот момент, когда от меня что-то будет требоваться. Никак иначе. Неприятно признавать, но даже друзья… Порой они ведут себя странно по отношению ко мне. Привыкли, что я никогда ни в чем не отказываю, поэтому очень удивляются, когда пытаюсь сказать «нет», но, слава Богу, в отличие от отца не начинают давить. Просто забивают.
Внутреннее одиночество — это не физическое состояние, когда у тебя нет друзей, семьи и того подобного. И глупо было бы начать терзать меня словами о том, что «у тебя всё есть». Плевала я на материальное. Мне нужно какое-то спокойствие внутри, чтобы убрать это гнойное ощущение воспаленнности в груди.
Закрываю крышку ноутбука, лежащего на кровати возле согнутых в коленях ногах. Ладонями тру лицо, громко выдыхая. На часах почти час дня, а я не покидала этаж, принимала только душ, но из-за болезни кушать не хочется. Нет нужды спускаться. Уверена, отец скоро зайдет, чтобы узнать, что со мной, но, очень надеюсь, что забота о здоровье Лиллиан полностью отключит его от реального мира. Помню, как-то в третьем классе, когда моя учительница узнала, что мама не живет с нами, она сказала: «Как ты отнесешься к тому, что у твоих родителей появятся новые семьи?»
Я ответила, что они всё равно будут любить меня больше, на что девушка с сожалением поморщилась, вздохнув: «Милая, когда люди расстаются, они не хотят иметь рядом ничего, что будет напоминать им о прошлом», — тогда, будучи ребенком, я даже не задумывалась, что речь может идти не только о вещах, которые отец в ярости выбрасывал. До сих пор не могу принять то, что общие дети разведенных родителей становятся обузами. Возможно, поэтому я так пытаюсь угодить во всем отцу. Боюсь, «надоем» ему. Но больше пугает мысль, что… Именно поэтому моя мама не связывается со мной. Она не желает иметь при себе остаток прошлого. Это дико, и я не принимаю подобное, как правду, поскольку они же взрослые. Они должны понимать, что ребенок — не вещь. От него нельзя избавиться.
Я боюсь остаться ненужной.
***
Пятница
Четверг — лучший день в моей жизни, несмотря на боль в горле и легкое головокружение. Я просидела в комнате, занималась… М, ничем, просто валялась, разбирала мамины нотные тетради и, кстати, нашла песни, которые она писала. Оказывается, она играет не только на пианино, но и на гитаре, думаю, отец выбросил инструмент, поэтому понятия не имела о подобном её влечении к струнам.
Мужчина не заходил ко мне, как и предугадывала, он весь день провел в кабинете с Лиллиан, надеюсь, ей помогли лекарства.
Утром пятницы я чувствую себя гораздо лучше, поэтому начинаю двигаться, и первым делом мне охота протереть пыль в комнате. Странно, что здесь довольно быстро она оседает на мебели, это мешает дышать ночью, плюс постоянно кажется, что чешется нос. Так что с легким чувством голода из-за отсутствия завтрака, хожу по комнате, тряпкой водя по комодам, полкам, вазам и горшкам. Хорошо бы еще по паркету пройтись и небольшой коврик выбить. Мы уезжаем завтра, и данный факт не может не радовать, прибавляя мне энергии и усиливая хорошее настроение.
Балконная дверь распахнута, впускает с улицы приятный аромат после дождя, небо голубое, с белыми облаками, иногда скрывающими собой солнце. Тепло. В такой день нет сил грустить или думать о плохом, и я рада, что выбралась из состояния пустоты, хотя хорошо понимаю, что это не конец. Ничего не исчезает из тебя просто так, и подобное состояние еще обязательно напомнит о себе.
А пока буду пользоваться временем моего психологического подъема.
Опускаюсь на колени, начав протирать пол. На часах двенадцать дня, никто обо мне не вспоминает, и… Я счастлива. Со стороны окна начинает тянуть никотином, поэтому встаю, пыхтя, чтобы на время прикрыть балконную дверь, но привлекает голос отца, поэтому пальцами касаюсь прозрачного стекла, немного поддавшись вперед. Ступаю босой ногой по деревянному балкону с перилами, выглядываю, замечая внизу в дворике мужчину и Дилана. Обычно парень курит здесь один, отец явно еще пытается наладить с ним отношения, вот только лицо О’Брайена не выражает особой заинтересованности в общении с мужчиной. Не слушаю то, о чем они говорят. Отец пытается прощупать почву, понять, чем увлекается этот тип, а в ответ получает только кроткие фразы, не блещущие избытком информации. Так что… Мужчина уходит, оставляя Дилана. Почему в случае со мной так не прокатывает?
Смотрю на макушку парня, подносящего сигарету к губам, и опираюсь ладонями на перила, замечая, как он пинает ногой шланг для полива растений. И да, я не горжусь той мыслью, что приходит в мою голову. Думаю, это мой собственный маразм, возникающий в здравом уме, когда этот тип в непосредственной близости. Оглядываюсь на таз с водой, что покоится на столе. Затем вновь смотрю на макушку парня, жующего кончик сигареты и пускающего дым. Опять на таз. На Дилана. На таз. На Дилана.
Уверена, О’Брайен прикончит меня, но, как он сам говорит: «Ради таких моментов стоит жить».
***
Ей в радость. Этим можно охарактеризовать настроение женщины, так как с самого утра Митчелл ничего не высказывает по поводу её стремления «зависнуть» на кухне, он даже какое-то время помогает, после чего уходит работать над книгой, прося её не нагружаться, ведь ближе к вечеру собирается свозить всех в кафе. Лиллиан слушает расслабляющее пение птиц за открытым окном, улыбается, нарезая овощи для легкого салата в качестве перекуса. Жалко, завтра придется ехать обратно в город, но самое тяжелое предстоит сообщить мужчине, ведь женщина не собирается перебираться без сына. Она не оставит его наедине с Шоном.
Из коридора доносится шарканье ног, причем быстрое, кто-то явно торопится, поэтому Лиллиан поворачивает голову, встречаясь взглядом с Райли, на голове которой очень забавно трясется пучок из волнистых волос. Девушка тормозит на пороге, выглядит очень «возбужденно», словно занималась бегом или узнала крайне приятную новость. Её темно-зеленая клетчатая рубашка свободно висит на теле, скрывая обтягивающие серые шорты. Рукава, собранные в локтях, немного сползли. Лиллиан не знает, что именно ей настолько нравится в неряшливом образе девушки, но при виде неё хочется улыбаться намного шире:
— Как ты себя чувствуешь? — она не отвлекается от готовки.
— Ам, — девушка оглядывается назад на коридор, переступая порог, и пытается убрать за уши выпавшие из пучка локоны волос, которые немного светлее у самого лица. — Лучше, — сцепляет руки за спиной, наблюдая за готовкой женщины:
— А вы как?
— Тоже неплохо, — женщина вздыхает, не сдержав в себе. — Извини, тебе пришлось ехать ночью в аптеку. Митчелл не сказал, что отправил и тебя, речь шла только о Дилане, хотя я и его бы не пустила, — качает головой. — Кто знает, что творится в здешних местах по ночам.
— Всё в порядке, — лжет, но ей приятно наконец получить извинения. — Хотите, помогу?
— Если тебе нечем заняться, — Лиллиан шутит, а Райли вновь оглядывается на дверь, когда слышит шаги. Быстро берет доску и нож, после чего встает за женщиной, еле сдерживая довольную улыбку.
В дверях показывается парень в темной кофте, серой футболке и джинсах. На лице полное равнодушие, хотя любой дурак заметит этих пляшущих бесят в глазах. Лиллиан открывает рот, смеясь:
— Там дождь? — ладонью прикрывает губы, чтобы не смутить сына, а тот приоткрывает рот, совсем немного. Женщина подходит к окну, чтобы проверить свою догадку, а Дилан смотрит прямо на Райли, которая режет китайский салат, сунув один кусочек в рот, и поднимает с опаской взгляд. Волосы, лицо, плечи и верхняя часть одежды мокрая, капли воды еще стекают с висков по щекам, и девушка кое-как прокашливается, скрывая свое желание усмехнуться. Опускает голову, делая вид, что очень увлечена процессом резки.
О’Брайен. Безэмоциональное лицо-кирпич, и это смешит еще сильнее. Он продолжает открыто пялиться на девушку, пока его мать смеется:
— Ты в канаву упал что ли? — подходит к нему, начав ворошить мокрые волосы. Парень совсем немного приоткрывает рот, чтобы выдавить тихое и явно раздраженное:
— Типа того.
— Я сейчас принесу тебе полотенце, — Лиллиан смеется, хлопает его по спине ладонью. — Боже, и тут мокро, — обходит сына, оглянувшись на Райли. — Я сейчас подойду, не делай мою работу полностью.
Девушка кивает, подняв брови, и избегает пересечения взглядов с Диланом. Его мать уходит. Он продолжает стоять, молча смотря на Райли, словно ждет, что она наконец расколется, дав себе засмеяться, но та держится довольно уверенно, хоть и боится смотреть ему в глаза.
— Слышь, кусок мяса, — ровно, тяжелым тоном прямо по мозгам девушки, что дергает плечами, но не от страха, а от смеха. Прижимает тыльную сторону ладони к губам, громко втянув воздух через нос:
— М-м-м? — искоса поглядывает на парня, не терпя его лишенное эмоций лицо. О’Брайен перебирает пальцами, то сжимая, то разжимая ладони, шагает расслабленно к Райли, которая расправляет плечи, всем видом борясь с напряжением, и пытается не бросаться в сторону, чтобы избежать любого контакта с типом, встающим рядом. Сбоку. Смотрит ей в профиль, и да, этот холодный взгляд оказывает сильное давление, и девушке больше не хочется смеяться. Режет помидоры, только с их помощью изолируясь. Слышит, как ровно Дилан дышит. От этого только хуже.
— Ты давно в озере не плавала? — непонятно, он либо шепчет, либо говорит ей прямо на ухо, ясно лишь то, что хриплый голос вызывает мурашки. Теперь совсем не смешно. Райли переминается с ноги на ногу, активно моргая, и находит ответ, сохранив внешнюю безмятежность:
— Нет, буквально недавно пришлось окунуться, — режет овощи. И опять наступает давящее молчание. Звук удара острия ножа по деревянной доске. Хруст овоща под ним. Пение птиц за окном. И пугающий надсмотр, режущий кожу виска.
— Ты… — он приоткрывает губы, немного двинув нижней челюстью в сторону, чтобы сбавить громкость голоса. — Забываешься, — знакомая угроза. Райли поднимает взгляд, смотря перед собой в никуда, но нож продолжает осторожно свои махинации.
— Точно, — девушка отвечает с таким же равнодушием. — У тебя ведь целый притон упырей, и вы вместе так неслабо ломаете моим друзьям кости, — быстро облизывает сухие губы, сощурившись. — Как такое можно забыть? Но знаешь, — поворачивает голову, врезаясь прямо в карие глаза. — Сейчас нож в моих руках, — со скрежетом зубов. Дилан не тянет время. Он резко хватает её руку с острым оружием, и девушка правда намеревается задеть его, ведь знает, что иначе ему не противостоять. Вот только сила — главный факт. Парень с напряжением выдирает нож, но Райли продолжает стараться отнять его, чтобы защищаться, только её попытки противостоять со стороны выглядят нелепо. Безмолвная борьба, лишенная звуков их голосов. Оба молчат, сжав губы, но при этом двигаются резко, с желанием сделать противнику как можно больнее. О’Брайен без лишних усилий выворачивает ей руку за спину, сжав зубы, а девушка мычит, морщась, и разворачивается, спиной врезаясь в край стола, на который машинально лезет поясницей, пиная коленями парня. Тот свободной рукой дергает Райли за плечо, встает напротив, сдержав её удар коленом, и поднимает нож. Девушка рукой задевает тазик с салатом, опрокидывая его, и замирает, зло дыша через нос. Врезается своим взглядом в его до раздражения спокойные глаза. Смотрят, молчат. Райли упирается копчиком в край стола, срываясь, ведь, черт, совсем не понимает, чего этот тип вообще добивается своими угрозами? Она толком ничего ему не делает, только дает отпор и отвечает на обиды.
— Серьезно, — девушка сглатывает, моргая с беспокойством. — Что тебе надо от меня? — голос дрожит от негативных эмоций, что снова берут власть над сознанием. — Что тебе надо? — повторяет громче, сжимая кусочки овощей, которые разбросаны по столу.
Что. Ему. Надо.
Дилану — ничего. Ничего ему от неё не надо. Все его действия — лишь отголоски навязанных «отцом» мыслей про нового «ебыря» его матери, детское волнение стать ненужным для близкого человека. И все эти слова Лиллиан, о том, какая прекрасная эта херова Райли с её отцом только подтверждали предсказания Шона, рождая панику в голове мальчика, только научившегося мириться с бунтарским характером нового члена семьи. О’Брайен не может выносить злость на матери. Не может трогать её новоиспеченного любовника. Сколько их было на его памяти? Не столь важно. Они все — как один. Дарят цветы, ласкают уши обещаниями о лучшей жизни, а потом снимают маски. И Дилан не верит Митчеллу. Не верит чувствам матери, боясь, что она просто бросается в омут, лишь бы сбежать от Шона. Его достали вечные новые лица, каждые из которых хуже прежних. И ему необходимо вымещать злость. Необходимо приносить кому-то столько же негатива, сколько держит в себе. И ему плевать, кому именно: что в школе, что на улице, что здесь. Дилану О’Брайену плевать. Он будет угрожать, будет творить всякое дерьмо, лишь бы дать свободу чувствам, при этом не задевая ни себя, ни мать.
Райли Янг-Финчер просто одна из сотен людей, которых он может использовать для своих нужд. А если быть честным с собой, то есть причина, по которой О’Брайену особо хочется приносить ей «неудобства». И то, что его мать встречается с её отцом, это только верхушка айсберга. Настоящая причина кроется глубоко в ледяной воде.
И молчание затягивается, ведь ещё ни один человек напрямую не спрашивал, что этому типу нужно, так что парень отмирает, когда Райли пихает его руками, крича:
— Уйди! — громко дышит, смотря прямо в его глаза. Дилан напряженно сжимает нож в руке, принимая еще один удар ладонями в грудь:
— Оставь меня! — девушка обходит стол, держась от него подальше. Переминается с ноги на ногу, всё тело полно неконтролируемой дрожи, что говорит о готовности Райли обороняться. Но её взгляд падает на острое оружие, которое находится в распоряжении О’Брайена, и уверенность падает. Дилан пускает смешок, видя, что её готовность к борьбе — лишь фальшь, поэтому решает окончить концерт. Делает шаг к раковине, бросая нож, а девушка реагирует, начав двигаться в противоположную от парня сторону. Не оборачивается, хорошо ощущая взгляд, врезающийся в спину, и покидает кухню, оставив Райли наедине с созданным беспорядком. Девушка не изменяет своей бдительности, ждет, что он обязательно вернется, может быть, с тазом воды или со шлангом, чтобы ответить, поставить на место, но этого не происходит. И подобное бездействие куда страшнее. Оно значит, что Дилан проявит себя в иной раз, иным способом. Сейчас он ушел, но ответит. Проблема в том, что теперь Райли будет существовать в ожидании его удара, не давая себе расслабиться.