– Да, и раз мы об этом заговорили, то я должен сказать вам, что изменил свое мнение на этот счет. В будущем я буду поступать так, как вы.
– Но это ведь несправедливо.
– Мне это теперь безразлично.
– В таком случае моя брошь слишком ценна, чтобы доверять ее почте. Как вы считаете?
– Это ваша брошь и ваш риск, – сказал я, пытаясь вложить в голос металл.
– По-моему, лучше не посылать брошь по почте.
– Тогда я привезу ее вам.
– О нет. Этого мне не хотелось бы. Где вы живете, Дэвид?
– Виа Карпина, дом 23, сразу же за театром «Ла Скала», в нижнем этаже.
– Я приеду за брошью завтра, около семи часов, Дэвид.
– У меня очень примитивно, – сказал я. – Но как хотите.
– Итак, до завтра, – сказала она. – Спокойной ночи, Дэвид.
– Спокойной ночи.
Глава 2
На следующий день я водил по собору одну пожилую пару. Людьми они оказались очень милыми и щедро отблагодарили меня за труд.
Едва они отъехали в своем автомобиле, как ко мне подошел Торчи.
– Очень рад, что ваши дела процветают, синьор Дэвид, – сказал он с дружеской улыбкой. – Два последних дня были очень удачными для вас.
– Согласен, – сказал я, отдавая ему 500 лир. – Благодарю за заем. Эти деньги принесли мне счастье.
– Вы решили в отношении броши? Я могу отдать вам деньги через час.
– Я не продам ее. Она мне не принадлежит, и я собираюсь вернуть вещь хозяйке.
Торчи пожал плечами.
– Я люблю вас, как брата, синьор Дэвид, – сказал он. – Надеюсь, вы простите меня, если я выскажу вам свое убеждение: очень немногие женщины в мире стоят 200 тысяч лир.
– Я не люблю, когда походя в одной фразе говорят о женщинах и о деньгах.
– Прошу прощения, но я видел все, что произошло в соборе между той женщиной и вами. Это все естественно и приятно. Такая красивая женщина создана для любви. Но если вы продадите брошь мне, то сможете эти деньги употребить с пользой. Если же вы вернете брошь синьоре, то получите благодарность, а может быть, и нечто большее. Но по сравнению с тем, что она может вам предложить, это будет плохая сделка. Подумайте как следует, синьор Дэвид.
– Убирайся, искуситель, – со смехом сказал я. – Я не продам брошь.
– Подождите, не торопитесь с решением, – в страхе воскликнул Торчи. – Я делаю вам другое предложение: я дам за нее 230 тысяч лир и Симону в придачу. Это хорошая сделка. Симона – искусная девушка в домашнем хозяйстве и в любви.
– Это действительно прекрасное предложение, но я не продам брошь. Если бы она была моей собственностью, то я и минуты не раздумывал бы, но она принадлежит не мне – и тут ничего не поделаешь. И поставим на этом точку.
Торчи печально посмотрел на меня:
– Боюсь, что синьора произвела на вас слишком большое впечатление. Это плохо. Мужчине нельзя влюбляться в женщину.
– Хватит, Торчи.
– Думаю, что вы еще раскаетесь в своем решении, – сказал он. – Человек, предпочитающий деньгам женщину, накличет на себя беду. Я буду молиться за вас.
– Пошел к черту! – крикнул я, потеряв терпение.
Я особенно разозлился на Торчи потому, что он говорил то, что я уже не раз повторял себе после телефонного разговора с Лаурой.
– Я попрошу и Симону помолиться за вас, – с достоинством сказал Торчи. Потом он отошел от меня, благочестиво склонив голову и опустив глаза.
Приближалось время свидания с Лаурой. Я поспешил к себе. Окинув комнату придирчивым взглядом, я остался доволен. Мои старания не пропали даром: убогое жилище приобрело мало-мальски приличный вид.
Горшок с темно-красными бегониями украсил стол возле окна, картина Боттичелли была запрятана под кровать. У Филиппо я позаимствовал скатерть на стол, а у Умберто – шелковое голубое покрывало на кровать. Джузеппе дал мне красивый персидский ковер. Комната совершенно преобразилась. Я купил две бутылки бордо и попросил Пьерро сделать мне десять бутербродов. Он заботливо снабдил меня двумя бокалами и тарелками, а в последний момент настоял на том, чтобы прислать мне сверх этого бутылку коньяка. Мой костюм был выглажен и вычищен. Я заложил часы, чтобы купить себе пару приличных ботинок. Теперь мне не оставалось ничего кроме, как ждать. Я закурил сигарету и в шестой раз стал поправлять посуду на столе. Рот у меня пересох, сердце тяжело билось, и я немного задыхался. Я заставил себя во время курения усесться в кресло, но курил так невнимательно, что обжег себе язык, и сердито бросил сигарету. В этот момент во входную дверь постучали. Секунду я стоял неподвижно со сжатыми кулаками, прерывисто дыша, потом направился по коридору к входной двери. На улице стояла Лаура Фанчини и смотрела на меня. На ней были простое платье из голубого полотна и большая соломенная шляпа. Глаза прятались за темными очками.
– Привет, Дэвид, – сказала она. – Я точна, не правда ли?
– Да, – хрипло выдавил я. – Прошу вас, войдите.
Я отстранился от двери и пропустил ее.
– Вот сюда, – сказал я, распахивая дверь своей комнаты.
Она вошла и огляделась. Потом сняла темные очки и улыбнулась мне.
– Здесь очень красиво.
– У меня щедрые друзья, – я прикрыл дверь. – Вам было сложно найти?
– Не очень. Было время, когда я чуть ли не каждую неделю ходила в «Ла Скала».
Лаура сняла шляпу и положила вместе с сумочкой на комод, а потом остановилась перед зеркалом.
Я смотрел на нее и не мог поверить, что та, которую я так жаждал видеть, что она действительно у меня.
– Когда ветер дует в мою сторону, то можно услышать музыку, – сказал я.
Она повернулась с улыбкой.
– Музыка и соборы – подходящее сочетание. Как продвигается ваша книга?
– Последнее время я мало работаю. Иногда по целым неделям не прикасаюсь к ней. – Я понимал, что веду себя по-идиотски, официально и напряженно, но ничего не мог поделать. В присутствии Лауры я смущался и был чем-то обеспокоен.
Воцарилось молчание. Тишина действовала на меня угнетающе, и у меня вдруг появилось чувство, что наше свидание будет неудачным.
Присутствие Лауры заставляло меня так нервничать, что я почти жалел, что она пришла.
– Может быть, возьмете бутерброд? – беспомощно предложил я. – Вы, видно, голодны.
– Голодна? – спросила она. – Да, Дэвид, я голодна вот уже четыре года.
Часы на церковной башне пробили девять, когда Лаура шевельнулась и освободилась из моих объятий.
– Мне нужно идти, Дэвид, – сказала она. – Я должна быть дома к 11 часам.
Она стала в ногах кровати, а я молча наблюдал, как в сумерках Лаура поспешно одевается.
Когда я хотел встать, она сказала:
– Лежи, дорогой. Тут не хватит места для нас обоих.
– Как ты поедешь?
– У меня поблизости стоит машина. Если я потороплюсь, то через час смогу быть дома.
– Прошу тебя, будь осторожней.
Она засмеялась.
– Разве я представляю теперь какую-то ценность, Дэвид?
– Да, самую большую на свете.
– Это меня радует.
– Тебе не жаль немного?
– Нет, а тебе?
– Немного жаль. Каждая новая любовь приносит с собой волнение и боль.
– Да, но зато она вознаграждает людей и счастьем.
Застегнув платье, Лаура надела шляпу и взяла сумочку.
– Оставайся, Дэвид. Я найду дорогу одна.
– Как глупо, – со смехом сказал я. – Ты не съела ни кусочка, и все мои труды пропали даром.
Она присела ко мне на кровать.
– У меня теперь нет аппетита, дорогой, – сказала она, склоняясь надо мной и нежно целуя.
– Когда ты придешь опять? – спросил я, сжав ее руку.
– Я не знаю. А тебе хочется, чтобы я пришла опять?
– Конечно, и чем чаще, тем лучше.
– Может быть, я приеду на следующей неделе, но это зависит от того, как мне удастся вырваться.
– Подожди, не уходи, – сказал я. – Как насчет понедельника?
– В понедельник выходная сиделка, которая ухаживает за моим мужем.
– А во вторник?
– По вторникам я читаю ему вслух.
– Так когда же?
– Не знаю. Сегодня и то непросто было вырваться. Я же говорила тебе, Дэвид, что я четыре года живу как в монастыре. Так долго, как сегодня, я, вероятно, редко могу у тебя оставаться.
– Черт возьми! Не делай из меня дурака! Мы должны увидеться как можно скорее. Может быть, тебе удобнее приезжать сюда днем? Между двумя и пятью часами здесь тихо. Как насчет среды?
– Я постараюсь, Дэвид, но обещать ничего не могу. Разве ты забыл, что сам сказал…
– Что я сказал?
– Ты сказал, что есть очень чуткие люди в отношении окружающих. Возможно, муж что-то заметит. Скорее всего я сама себя выдам, а это ему будет больно.
– Зачем ты напоминаешь все это? – резко спросил я. – Хочешь лишний раз уколоть меня моей же подлостью?
– Не валяй дурака, Дэвид. О подлости не может быть и речи. Ведь мы любим друг друга. Я хотела тебе только сказать, что мы должны быть очень осторожны, чтобы не причинить боли Бруно.
– Значит, я просто должен ждать твоего прихода?
– Больше ничего не придумаешь. Но ты помни: если я не с тобой, значит, я думаю о тебе.
Лаура раскрыла сумочку и вынула записную книжку.
– Дай мне твой номер телефона.
Я назвал его.
– Я дам тебе знать, когда смогу приехать. И прошу тебя, Дэвид, не звони мне. Это опасно. Второй телефон находится у Бруно в комнате, а его сиделка очень любопытна. Она может подслушать нас. Обещай мне, что ты не будешь звонить.
– Обещаю. Но ты действительно приедешь как только сможешь?
– Конечно. А теперь мне нужно спешить. Прощай.
– Подожди, ты забыла брошь. – Я вскочил с кровати и вынул драгоценность из ящика стола. – Забавно, если бы ты еще раз забыла ее.
Лаура взяла брошь и спрятала ее в сумочку.
– Поцелуй меня, Дэвид.
Я стиснул ее в объятиях и впился губами в ее подкрашенный рот. Я долго не отпускал ее. Потом она освободилась и сказала, задыхаясь:
– Дэвид, ты – потрясающий любовник. С какой радостью я еще осталась бы у тебя! Не забывай меня, Дэвид!
И она исчезла. А для меня наступили часы и дни ожидания следующего свидания. Я надеялся получить известие от Лауры еще до понедельника. Однако суббота и воскресенье прошли без звонка. Оба дня я работал гидом и заработал 5000 лир. В понедельник я опять долго ждал звонка Лауры, что она сможет приехать в четверг или в пятницу. Поскольку она не сказала мне, когда именно позвонит, я не выходил даже обедать. Но время шло, проходили дни, а звонка все не было. Я начал ненавидеть Бруно Фанчини. Я радовался, что он не мог ни двигаться, ни говорить, и желал ему скорейшей смерти. В четверг я опять сидел в кресле и ждал. Я не брился в течение двух дней и почти не спал. Настроение у меня было убийственное. В пятницу я снова не получил от Лауры никаких известий. Выдержав лишь до шести часов вечера, я направился к телефону и набрал номер. В состоянии полнейшего отупения я стоял в душной кабине и ждал. Мое сердце тяжело билось. Наконец на другом конце провода раздался щелчок и женский голос произнес:
– Номер синьора Фанчини. У аппарата сестра Флеминг.
Я стоял, держа трубку около уха, и напряженно прислушивался к шуму, который мог бы выдать пребывание Лауры в той комнате, откуда мне ответил чужой голос. Но я не услышал ничего, кроме дыхания сестры Флеминг и потрескивания на линии.
– Кто говорит? – нетерпеливо спросила сестра.
Я медленно повесил трубку. Чувствуя себя как после хорошей схватки, я направился в свою комнату. Я понимал, что для меня Лаура означает больше, чем кто-либо другой в мире. Она была у меня в крови, как болезнь, а это ожидание лишало меня последних остатков мужества. Я видел, что все мои планы на будущее лопаются как мыльный пузырь. И все только из-за того, что женщина с алым ртом не удосужилась снять трубку и позвонить мне. Взявшись за ручку двери, я решил поступить так, как поступают в таких случаях все неудачники: пойти напиться и подцепить какую-нибудь девушку на улице. Открыв дверь, я вошел в свою грязную комнату. На ручке кресла сидела Лаура, сложив руки на коленях и скрестив стройные ноги. На ней было все то же голубое платье. Прислонившись к двери, я смотрел на нее.
– Мне очень жаль, Дэвид, – сказала она, – но я ничего не могла поделать. Мне так хотелось услышать твой голос, но за телефоном у нас постоянно наблюдают. Я понимала, что ты с нетерпением ждешь моего звонка. Ты мучился так же, как и я. Я сказала дома, что собираюсь совершить поездку вокруг озера. Из Милана я позвонила сиделке и соврала, что у меня прокол шины и я вынуждена остаться в городе.
Я не верил своим ушам.
– Значит, ты сегодня не уедешь?
– Да, Дэвид. Я остаюсь у тебя.
Шатаясь, я добрался до кровати и рухнул на нее.
– Если бы ты только видела меня в коридоре, – сказал я, стиснув голову руками. – Я звонил тебе, но к телефону подошла сестра. Я был так разочарован, что хотел уйти из дома и напиться. Еще пять минут – и ты бы не застала меня. А теперь повтори еще раз, что ты сможешь остаться у меня на всю ночь.
– Я не хотела тебя мучить, Дэвид, – сказала она. – Ты решил, что я забыла тебя?
– Нет, это мне в голову не приходило, но я уже с понедельника жду твоего звонка. Я чуть не начал колотиться головой об стенку.
– Ну вот я и здесь.
– Это так чудесно, что я не верю своим глазам.
Я оглядел комнату и увидел беспорядок. Пятна на обоях, казалось, бросались в глаза больше обычного. А отсутствие ковра, заимствованных покрывала на кровати и скатерти делали комнату еще более убогой.
– Ты действительно хочешь остаться в этой конуре, Лаура?
– Ты думаешь, меня шокирует эта обстановка? С тобой я могла бы быть счастлива и в шалаше, Дэвид. Не сходи с ума. Для меня ничего не важно, кроме часов, проведенных с тобой.
Я встал и посмотрел на себя в зеркало. С запавшими глазами и двухдневной щетиной на лице я выглядел ужасно.
– Я сейчас побреюсь, – сказал я.
– Я тебе не мешаю? Может быть, мне лучше подождать на улице? Я могу пока прогуляться.
– Неужели ты думаешь, что я отпущу тебя хоть на пять минут? Но мне нужно побриться, иначе я не смогу тебя поцеловать.
Я налил воду в мисочку и стал рукой намыливать щеки. Лаура сидела и молча наблюдала за мной. Когда я закончил, она сказала:
– Нам нужно что-то предпринять, Дэвид. Такая ситуация может повториться. И что тогда?
– Ты должна уйти от мужа, Лаура. Неужели ты этого не понимаешь? Он не имеет права принуждать тебя оставаться с ним.
– Я уже думала об этом. Но, если я его оставлю, Дэвид, значит, я должна буду переехать к тебе, сюда.
Я медленно повернулся и посмотрел на Лауру. Я глядел на ее дорогие чулки, платье хорошего покроя, холеные руки с маникюром, золотые часы, на дорогую бриллиантовую брошь и прическу, на которую парикмахер затратил много времени и труда. Потом я оглядел свою комнату с ее грязными, выцветшими обоями, узкой кроватью и вытертым ковром возле нее.
– Сюда ты, конечно, не хочешь переехать.
– Куда же мне тогда деваться, Дэвид? Я располагаю только теми деньгами, которые мне дает муж. Может быть, я смогу разбогатеть вместе с тобой? Наверное, из меня получится неплохой экскурсовод. Бывают вообще женщины-гиды?
– Прошу тебя, не говори глупостей, – сказал я, чувствуя, что кровь бросилась мне в лицо.
– Я не шучу, дорогой. Я говорю вполне серьезно. Может быть, тебе удастся найти лучшее место или закончить твою книгу? Во всяком случае, я могла бы работать где-нибудь. Мне не хотелось бы сидеть сложа руки. Как ты посмотришь на то, если я стану официанткой?
– Прекрати, – сердито сказал я. – Мне не удастся найти лучшей работы, а моя книга не обещает много денег. Кроме того, пройдет немало времени до тех пор, пока она будет готова, даже если мне придется работать над ней с утра до вечера. Как только тебе пришло в голову – «стать официанткой»?
– Но мы же должны работать, Дэвид.
Я выплеснул воду.
– У тебя совсем нет денег? – спросил я, не глядя на Лауру.