- Залазьте! – объявляет с серьезным видом открывающий дверь и тут же ускользающий внутрь Жора.
В машине меня впихивают на свободное место, а Слава сам обрушивается куда-то назад, где, я надеюсь, тоже было припасено свободное место. Все молчат.
- Че так быстро-то? Я соскучиться не успел, - бурчу.
- Таксопарк полон бюрократов, - выговаривает Пашка, старательно имитируя трезвость.
- У нас хоть водила-то трезвый? – интересуюсь.
- Как стеклышко, - раздается голос с переднего пассажирского места.
В любом случае, думаю я, перегар в салоне настолько силен, что опьянел бы даже «сухой» в ноль. Когда кого-то здесь всерьез беспокоили менты в пределах города? Вот только, если я не ошибаюсь…
- Мы куда едем-то?
- Неуместный вопрос, - широко улыбаясь, выдает Пашка.
- Клуб на окраине, - спокойно отвечает Жора. – Надо догнаться, да и ты какой-то зеленый, уставший.
- Ага, - киваю, глядя вперед, на дорогу, которая становится все более безлюдной.
- Вот и отдохнешь, - завершает объяснение Жора и отворачивается, чтобы уставиться в украшенное трещиной маленькое пассажирское окно.
- Когда я на это подписался… - то ли спрашиваю, то ли начинаю что-то утверждать.
Никто не реагирует. Через несколько минут дорога освещается только ближним светом фар микроавтобуса. Насколько я понимаю, мы едем в область – здесь это понятие довольно сильно размыто, но в целом, насколько мне известно, область – это ад местного масштаба, запустение и связь с несколькими деревнями, жители которых мне никогда не казались и отдаленно дружелюбными. Впрочем, городские мне сейчас тоже таковыми не кажутся.
В салоне – Жора, Пашка, Слава, Толик, кто-то спереди и еще трое знакомых мне парней, которые, впрочем, не играли в моей жизни никакой роли. И в этой компании я еду куда-то в область. В какой-то клуб, от которого не приходится ждать ничего путного.
- А почему не в городе?
- В тараканнике «праздника»? – усмехается Жора.
- Да я почем знаю. А что там?
- В «празднике»?
- Ну.
- Хлам. Наркоманки. Алкаши. Человеческое мясо. Киркоров и Добрынин с Пугачевой для танцев.
- В ремиксах?
- Ну да. А толку-то? – смеется Пашка. – Странный ты, Дим.
- Я? Я в норме, - немного пугаюсь формулировки.
- Для городского, - бормочет из-за моей спины Толик.
- А кто тут деревенский? Кто из деревни? – я пытаюсь обернуться назад, но Жора меня одергивает.
- Расслабься, - качает головой. – Не надо.
- Ну, ты же у нас из настоящего города, - не унимается Толик.
- Блядь, а тут что, игрушечный? – оборачиваюсь, вопреки попыткам Жоры снова меня удержать. – В чем проблема вообще?
- Ни в чем! – громко объявляет заросший щетиной Гриша Тимчук, и его голос и массивная фигура перекрывают попытки тщедушного Толика что-то ответить. – Успокоились оба.
Я мотаю головой и сажусь обратно, упираясь взглядом в лобовое, в котором проявляются какие-то признаки искусственного света вдалеке. Если Толика обидел мой первый визит, он мог бы так и сказать. Тут что-то другое. Что-то его зацепило. Годы на зоне. Что-то было не так. Да, у него все было не так. Никто не поднимет тему и даже не намекнет ему на его недостатки. А его все равно все парит. Комплексы. Возможно, неприятное общение с сокамерниками. Не знаю, что там у них происходит. Мало ли.
Мы переезжаем через маленький мост и даже в скудном рассеянном свете четырех фонарей, попарно обозначающих его начало и конец, можно успеть увидеть, насколько грязная вода течет в этой тонкой речушке, что проходит, как мне всегда казалось, совсем рядом с городом. Тьма снова сгущается, и только вдалеке виднеются все те же огни каких-то низких зданий. Все вокруг полно ощущения мертвенности и тлена. В последний раз нечто схожее меня посещало, когда я проезжал мимо станции метро «Проспект Большевиков». Серая каменная фигура станции, кажущаяся обшарпанной и убогой и грубый, словно бы обтесанный напильником, ее верхний край и птицы, сидящие на проводе, отходящем от станции, резко вбросили меня в некое подобие секундной депрессии и едва не заставили врезаться в стоящую впереди маршрутку.
В ближнем свете фар мелькает бесформенная фигура какого-то здания, и я интересуюсь, знает ли кто-то, что это за дом.
- Лачуга съемная. Использовали для пьянок. Двухэтажная. Но сильно поношенная. Там пьянь одна как-то собралась. Взяли ключи, сняли пару телок, - рассказывает Пашка. – Потом уснули, а газ, который из маленького баллона шел, не выключили. Кухню сразу разнесло, кое-кто выбраться не успел. Кого-то вытащили.
- А хозяин что на это?
- Заплатили ему что-то. Ментам дали, чтобы не развели вонь. Ну, никто ведь не сдох – кто не успел выбежать, обгорел до неузнаваемости. И все. Потом залили водой и огнетушителями из машин, но, конечно, остались одни огрызки, - Пашка рассказывает монотонно, всматриваясь в лобовое и разглядывая приближающееся здание ночного клуба.
- А ты-то откуда все знаешь? – интересуюсь.
- Меня оттуда выносили, - пожимает плечами.
До момента, когда водитель паркует микроавтобус рядом с клубом, царит тишина.
- Сюда приезжают люди из окрестностей, чтобы спокойно и прилично отдохнуть, - Жора словно бы отвечает на мой немой вопрос. – По меркам большого города, может, и говно полное. Но по местным – рай.
Жора удивительно тонко ловит тот акцент, который я сам хотел бы поставить. Он первым подходит к стоящему на входе верзиле в дешевом классическом костюме с галстуком, о чем-то говорит, и когда верзила задает встречный вопрос, слышит ответ и кивает, удовлетворившись им, Жора махает нам рукой. Верзила и его помощник – мужичок поменьше, но в таком же костюме – внимательно проверяют наши карманы, проводят по ногам. Само помещение, наличие фейс-контроля и хоть какой-то оформленный паркинг кажутся оазисом среди пустыни. Я не имел понятия о том, что здесь когда-то планировалось строить нечто подобное, и я спрашиваю у Жоры, как давно здесь стоит этот клуб.
- Года три. Один приезжий построил. Точнее – выкупил бывшее здание одной областной школы, которую закрыли хер знает, сколько лет назад. Сделал из него вот это, - Жора проводит рукой по воздуху, заставляя меня оценить масштаб шумного танцпола, барной зоны и удивительно грамотно расположенных зон отдыха с массивными темно-синими кожаными креслами и диванами.
- В тот лаундж, - кивает Жора, несказанно удивляя меня.
Вид у него, когда он произносит само это слово – столь контрастное для наших провинциальных краев, - деловитый и высокомерный. Не знаю, откуда он набрался этих мелочей. Улыбаюсь.
- Я потанцую пока что, - Пашка наклоняется и кричит, потому что в играющей композиции высокочастотная яма, и не слышно даже самого себя.
Яма заканчивается, и на зал резко падает тупой линейный отбой с разреженным тонким басом. Я ухожу с Жорой и еще одним пареньком в лаундж, остальные присоединяются к Пашке и уходят на танцпол и к бару.
- Че пьем? – Жора падает в кресло, вид у него немного замотанный, и мне хотелось бы знать, что и как он тут организовал, но я не хочу спрашивать.
- Я бы взял гранатовый сок, - улыбаюсь. – С водкой.
- Сурово, - ухмыляется Жора и подает знак грудастой официантке с широкими бедрами, которая жестом просит подождать немного. – А тебе? – обращается к нашему спутнику, Вите Козлову.
- Водку со льдом… с мясом… с соком… - нестройно отвечает Витя и откидывается в кресле, закрыв глаза.
- Может, ему хватит? – улыбаюсь я.
- Может, - кивает Жора.
- Заранее все заказал?
- А ты-то как думаешь?
- Хер знает, - тупо продолжаю улыбаться. – Может, повезло.
- Знаю хозяина, скажем так. Ахмеда.
- У-у, - имя режет мне слух, но я никак это не комментирую.
Официантка подходит и записывает наши пожелания. Жора решает отличиться и берет «пина коладу». Производит впечатление. Я хочу, чтобы официантка мне отсосала. Мало ли.
- Здесь, в основном, из города? – интересуюсь у Жоры.
- На самом деле – да. Все, у кого что-то в кармане шевелится. Остальные – на дискотеке в «празднике».
- Шевелится, - усмехаюсь.
- Ну да. Шевелится. Ладно, давай поговорим спокойно, что ли. А то все какой-то кипеж.
- Без «б», - махаю рукой.
- Ну, расскажи, как ты вообще жил там, у себя. С чего начал?
- Да так… - я замечаю, что сейчас играет что-то из тупого «электро», что выдает провинциальный стиль, и это несколько раздражает, но, в то же время, уравновешивает ситуацию и возвращает меня к реальности. – Учился. Работал. Потом удачно устроился.
- Удачно?
- Ну да, знаешь, как оно бывает, - рисую ладонью в воздухе овал, как мне кажется, почти идеальный. – Кто-то годами пашет на дядю, старается, ползет по карьерной лестнице, как может, но тема не та, и ему не фартит, - чувствую, что уже сболтнул лишнего; пищащий синтезатор уходит в крещендо и затем слетает, давая место ударным. – А кому-то везет грамотно устроиться. Типа того.
Приносят напитки.
- Круто, - Жора смотрит куда-то в толпу танцующих; топает левой ногой в такт отбою. – Как тебе местный контингент? Узнаешь людей?
- Так себе, - пожимаю плечами. – Что-то во всех не то.
- Шесть лет, - кивает.
- А я?
- Что ты?
- Поменялся?
- Конечно.
- В лучшую?
- Не знаю.
- А как?
- Да просто, - машет бокалом в воздухе, едва не разливая; пьян, но старается скрывать это за серьезностью. – Не знаю, в общем.
- А почему тогда не в худшую?
- Потому что я не знаю, что хорошо, а что плохо там.
- Там… - многозначительно начинаю фразу, не могу продолжить.
Все же, танцпол забит основательно, и надо отдать должное диджею – из тем для провинциальной дискотеки а-ля «электро-хаус-клубняк» он как-то постепенно выводит все в область приличного дип-хауса, быстро сводит треки, и звучание становится более жестким и техничным, менее расхлябанным. Я поражаюсь тому факту, то вообще фиксирую эти изменения. Я растекаюсь по толпе. Я знаю здесь многих. А многие не знают меня. Занятно, но большинство здесь – действительно, из моего города. По крайней мере, знакомых. Вот, например, у правой барной стойки стоит и покачивается в такт музыке парень. В очках. В черной футболке с какими-то иероглифами – и где он только ее достал? Он вряд ли узнает меня. Многие люди вообще не подозревают о существовании друг друга, хотя живут в относительно небольшой деревеньке. У меня в голове встает образ лежащего рядом со Смирновым на столе айфона. Белого. Мне кажется, китайского. Паренек в очках пытается улыбаться стоящей неподалеку у стойки брюнетки в черных джинсах и белой майке, и ее пышный зад и какие-то там сиськи явно вызывают у него слюнотечение, но она его тотально игнорирует. Он не узнает меня. Случайно проводит взглядом по мне, вперившемуся в него, и смущенно отводит взгляд на несколько обвисшую задницу блондинистой «курочки-гриль», стоящей рядом с брюнеткой. А я его узнаю. Он из соседнего района города. И с его сестрой я когда-то лишился девственности, да и ее заодно лишил, когда нам с ней было по пятнадцать. Выжрал немало для храбрости. И от этой же храбрости мне казалось, что сделал я все круто, но потом у меня упал, и я долго психовал, пытался что-то сделать, она меня успокаивала, но к члену не притрагивалась, и меня это как-то резко вывело из себя, и я сдуру всадил ей, а что было потом, точно не знаю, но кончил я ей прямо на заляпанные кровью половые губы. Потом мы практически не общались, и она хотела уехать в Москву, все мечтала, а потом я уже был с Лизой, а потом уехал сам, и теперь мне становится интересно, что с ней, и я невнятно спрашиваю об этом у Жоры, и он, не поворачиваясь ко мне, говорит, что Настя Булкина, – моя первая пассия – уехала в Москву, подсела там какими-то путями на героин, а приехав обратно, убежав от долгов перед дилером, ширнулась чем-то не тем и откинула копыта. Логично, в общем-то. Когда-то я ее трахал. А два года назад ее нашли посиневшей и напрочь мертвой на ее грязной, залитой слюнями, кровью и мочой кровати. Не очень круто.
- Кстати, вот та тоже сидит на героине, - Жора небрежно тыкает пальцем в худую блондинку с приклеенной к лицу улыбкой и опустошенным стаканом в руках; она дрыгается не в такт и слушает активно рассказывающего о чем-то паренька южной наружности. – Люся. Отдается за стафф или деньги. Такие дела.
- Не очень интересные услуги, - усмехаюсь. – А уже вовсю продают?
- А когда не продавали?
- Еще когда я уезжал, можно было найти только легкий стафф.
- Думаешь?
- Без труда, я имею в виду.
- А сейчас «хмурого» на улицах больше, чем «камня». С «камнем», «травой» и «спайсами» борются. Низкие тарифы. А героиновые барыги дают хорошие откаты. Так и выходит.
- Не видел ментов еще.
- Это как с сусликом, - Жора выкидывает на стол тонкую убогую трубочку из бокала и делает большой глоток.
- «А он есть…» - цитирую, невесть зачем. – Уже продают, значит.
- Всегда продавали. Барыжат там, где есть деньги. А деньги есть там, где есть магазины. Как ни странно.
- Ага. Странно. То есть, нет, - потираю лицо и отпиваю сока; глотаю; проверяю, не стошнит ли; отпиваю еще.
- Вообще, за последние три года люди поменялись сильнее всего, - продолжает Жора. – Сильнее, чем за прошлые… ммм… периоды.
Звучит даже чересчур многозначительно, но Жора пьян, я пьян, все пьяны, и поэтому некоторая тупизна нам дозволительна. Но меня мучают некоторые вопросы, и я боюсь их задавать. Или не хочу. Или не хочу, потому что боюсь. Или…
- А кто тут еще, навскидку, из наших?
- Наших? – усмехается Жора. – Нашей деревни, так сказать?
- Наверное, - игнорирую иронию.
- Ну, вот там, у стойки справа, - Жора тыкает пальцем, – продавщица из «Пятерочки» на Лермонтова. Болтает с ней Леночка – раньше работала на заводе каким-то там специалистом, потом стала заниматься… ну, интересной деятельностью. Общественно полезной.
- Медсестра?
- Проститутка. Вроде пятьсот за минет. Дешево и… - Жора двумя ладонями показывает на себе что-то вроде сисек, - …сердито. А вот эта, – танцует с двумя южанами – училка, приехала из нашей маленькой… ик… столицы. Непонятно, зачем. Видимо, искать на жопу приключений. Работает в школе. Во второй. Ебется с одним из этих братьев. Не помню, с кем. Но вообще, ебется со всеми, пока не узнает основной хахаль. А бьет он ее больно, но профессионально, поэтому на лице синяков никогда нет.
- Детектив херов, - смеюсь.
Жора поддерживает этот дружеский смех. Даже мысль о том, чтобы перепихнуться с кем-то из этих дамочек вызывает стойкое омерзение.
- А ведь они мало чем отличаются от тех, что в Питере, - качаю головой.
- Да ну, - Жора скептически смотрит на меня. – Вот уже не поверю. По крайней мере, у тебя можно бабу найти поухоженнее и не такую подержанную. Здесь уже почти все интересные экземпляры сильно б/у.
- Хрень, - махаю рукой и отпиваю сока, потому что в горле пересохло, и перед глазами снова мелькает белый китайский «айфон», но это из-за того, что в экран такого же нервно тыкает пальцами Леночка, которая работает медсестрой. – Они все считают, что ухоженность – это размалеванные губы, поджаренная кожа, каблучки, чтобы тощая жопа была оттопырена, лифчик с «пуш-апом». А я считаю, что привлекательность – это когда, помимо всего этого, телка знает, что Освенцим – это не новая марка пива, и может отличить хотя бы на глаз Гейзенберга от Шварценеггера.
Ловлю себя на мысли, что я сам всегда искал пассий среди тех, кто этим не отличается. Замолкаю. Жора, видимо, не очень внимательно слушал последнее, потому что его взгляд утонул где-то в районе едва видной отсюда самой большой ложи в заведении. Играет что-то из дабстепа, и я поражен тому, что не заметил этого перехода, и я тихо хлопаю в ладоши дважды, выражая почтение ди-джею, который делает из этого провинциального кабака почти современный клуб.
- Ну, вообще, телки ведутся на зелень, - мямлит Жора, не уводя взгляда от ложи, в которой заметно какое-то движение.