— Я поровну люблю и Сильвер Кроу из Ускоренного Мира, и Ариту Харуюки из реального. Именно эти чувства заставили меня вновь стать бёрст линкером, и именно благодаря им я достигла всего этого. Это — настоящее чудо, далеко выходящее даже за рамки Системы Инкарнации. Я уверена, что способна ради тебя на всё… и верю, что если возьму тебя за руку, то смогу дойти куда угодно.
— Сем… пай… — даже этот шёпот дался Харуюки с огромным трудом.
В последнее время он начал постепенно справляться со своей негативной самооценкой и избавляться от мнения, что он не достоин того, чтобы его любили, но, в какой-то степени именно поэтому он не мог спокойно выслушивать такие слова, особенно когда их ему говорили прямо в лицо.
Кроме того, сегодня же, два часа назад, другая девушка (Харуюки понимал, что мысли о других девушках в такой ситуации были совершенно непростительным грехом, но ничего не мог с собой поделать), «реальное» воплощение Аш Роллера, Кусакабе Рин, уже признавалась ему в любви совершенно прямым текстом, крепко прижимаясь к нему. Мысли о том, что за день ему в любви признались две девушки, совершенно не укладывались в сознании Харуюки.
Если в этом мире действовал закон причинно-следственной связи, то чем были вызваны эти события? Харуюки задумался так крепко, что едва не поджёг своё сознание… и вдруг осознал.
Все это случилось потому, что он попытался исчезнуть.
Он хотел исчезнуть с глаз своих друзей. С глаз своих вечных соперников. С глаз всего Ускоренного Мира. Ради того, чтобы остановить его, чтобы помочь ему, его самый старый соперник, Кусакабе Рин, и его Королева Черноснежка, вместе с которой он провёл больше всего времени, превратили свои самые сокровенные чувства в слова и дали ему услышать их…
«Какой же я счастливый человек. Разве есть бёрст линкер, разве есть школьник счастливее меня?» — мысленно прошептал Харуюки. И эта мысль была для него настолько непривычна, словно он только что переродился.
Всю свою жизнь он ненавидел себя. Презирал себя. Его всегда радовали улыбки и чувства, которыми награждали его Черноснежка, друзья по Легиону, Нико, Пард и Аш Роллер, но он всегда говорил себе, что не сможет ответить им взаимностью, пока не изменится сам.
Но теперь, в этот самый момент, Харуюки впервые подумал, что хочет быть самим собой. Конечно, ему всё ещё не хватало сил сказать это вслух, но однажды… однажды придёт день, когда он сможет принять себя такого, как он есть… и тогда…
— Семпай… я… тоже… — хрипло прошептал Харуюки и попытался положить левую руку на хрупкое правое плечо Черноснежки.
Но не смог. Слова тоже так и не смогли покинуть его рта.
Ведь этот день мог для него и не наступить. Если Броню Бедствия, слившуюся с Сильвер Кроу… нет, с самим Харуюки уже более чем наполовину, не очистить, то он перестанет быть бёрст линкером, и неважно, погибнет ли он сам в уголке неограниченного поля, или его уничтожат убийцы, подосланные Шестью Королями. И вместе с этим Харуюки, скорее всего, потеряет большую часть воспоминаний, связанных с Черноснежкой. Да, его грудь больше не наполнит этот сладостный зуд…
«Но даже если исчезнут воспоминания, останутся факты. То, что семпай призналась мне в любви. То, что я признал себя счастливым. И даже если всё будет кончено, эти факты продолжат подбадривать меня, вести меня вперёд. Они станут драгоценными камнями в моей руке. Я просто забуду то, откуда они взялись у меня.»
И в тот миг, когда он подумал об этом, в его глазах появились две капли, которые он так старательно пытался все это время сдержать. Вскоре они скатились и упали на щеку Черноснежки, прильнувшей головой к его груди.
И в следующее мгновение обвивавшая шею Харуюки рука прижала его к ней ещё сильнее. Послышался до невозможного тихий голос:
— Харуюки, ты — мой. И я никогда не сдамся. Я никогда не смирюсь с тем, что могу потерять тебя. Клянусь.
Она произносила эти слова медленно, словно выжигая их как в своём сердце, так и в груди Харуюки. Закончив, она медленно подняла голову.
На её щеках всё ещё текли слезы Харуюки, но не только они — там были и две серебристые дорожки, которые оставили её собственные слёзы. Из её губ, почти касавшихся лица Харуюки, вновь скатились слова:
— Даже Утай, сильнейший экзорцист Ускоренного Мира, вряд ли сможет сходу отделить слившуюся с тобой Броню. Однажды я скрестила с этим берсерком клинки, но не смогла увидеть дна той тьмы, что живёт в нём… — она продолжала смотреть в глаза затаившего дыхания Харуюки, а к её голосу постепенно возвращалась былая уверенность. — Но есть один способ, который может увеличить шансы успешного очищения. Все прошлые Дизастеры при определённых условиях резко теряли значительную часть своих негативных Инкарнаций. Это происходило… сразу после яростной битвы с сильным врагом. Но это должна быть не битва ненависти против ненависти, не «схватка ради взаимного уничтожения», а истинный «поединок», в котором должны схлестнуться друг с другом сильнейшие Инкарнации. Помнишь… когда я, ты и красная девочка вызвали на бой Пятого Дизастера, мы попали под выстрел главного калибра Рейн сразу после отчаянной схватки с ним? Сражавшемуся в полную силу Дизастеру потребовалось бы лишь включить свою ауру, чтобы полностью отразить этот выстрел…
И действительно… Пятый Дизастер, он же Черри Рук, схлестнулся с Чёрной Королевой Блэк Лотос в ближнем бою на мечах. И в ходе этой битвы что-то изменилось. Ведь в противном случае этот берсерк не попытался бы сбежать от Харуюки, едва достигшего четвёртого уровня и ещё даже не знавшего о существовании Инкарнации.
И… это касалось не только Пятого Дизастера. Сам Харуюки, Шестой Дизастер, тоже начал подозревать нечто подобное. Харуюки с шумом вдохнул, быстро закивал и сказал:
— Семпай… кажется, я всё ещё не попал под его власть именно по этой причине…
— О?..
— Когда мы были дома, я не вдавался в подробности... но помнишь, я говорил, что на вершине башни Роппонги Хилз на неограниченном поле я сразился с аватарами из другого Легиона? — Харуюки прервался, сглотнул, а затем сказал, — Моим первым противником стал офицер Грейт Волла... как он сказал, один из Шести Бастионов, бёрст линкер седьмого уровня Айрон Паунд, а ещё...
— Погоди... Паунд из Грево?! «Железный Кулак»?!
— А... т-ты его знаешь?.. — спросил Харуюки.
Ответ Черноснежки начался с того, что она убрала руку с его шеи и начала оттягивать ей его ухо.
— Ничего себе «знаешь»... это старый соперник «Железной Длани» Рейкер. Многие в Ускоренном Мире знают легенду о том, как он изучил дальнобойную технику, идущую вразрез с его принципами, только и исключительно для того, чтобы ему было чем сбивать Фуко.
— А-а... так вот для чего ему Реактивный Кулак...
«Теперь понятно», — пронеслось в голове Харуюки, а затем он задумался. Ему уже приходилось слышать, что главный офицер Проминенса, Блад Леопард, была вечным соперником Скай Рейкер. Но и ей дело не ограничивалось, её вечными противниками считались и главные офицеры Леонидов, Кобальт Блейд и Манган Блейд, которых она однажды подвесила на вершине столичной администрации. А если вспомнить то, каким тоном она разговаривала с главным офицером Овала Авроры, Астрой Вайн, то количество её «вечных соперников» начинало быстро выходить из-под контроля...
Харуюки вздрогнул и попытался отбросить отвлечённые мысли. Он встретился взглядом с Черноснежкой, и та сдержанно улыбнулась, прошептав:
— Это, конечно, встреча так встреча. Значит, ты сразился с Железным Кулаком...
— А, э-э... там был не только Паунд...
— Что, там были и другие Бастионы? Кто-то ещё выше него? Первый? Второй?
— Как сказать, пожалуй, и правда выше... — боязливо говорил Харуюки, которого продолжала тянуть за ухо Черноснежка. — Т-там был Зелёный Король... Грин Гранде... и так получилось, что...
— ...Ты шутишь? — напряжённо отозвалась Черноснежка, резко дёрнув его. — Т... ты сразился с ним? С щитовиком?
— Не скажу, что сразился... мы просто от души скрестили щит и меч...
— ...
Королева протяжно вздохнула и, наконец, отпустила ухо, которое звучно вернулось на место. Затем она вновь обвила рукой его шею и погладила Харуюки по затылку.
— Я каждый раз обещаю себе, что больше не буду изумляться ничему, что ты творишь, но... если ты говоришь, что попал по его щиту, значит, по тебе попал эффект Конфликта? Я удивлена, что ты ещё жив...
— Э-эффект? Что он делает?
— Если полностью заблокировать удар щитом, то можно нанести ответный удар двойной силы. Против этого щита есть лишь две тактики — нужно либо выбить его из рук сильнейшим ударом, либо нападать с такой частотой, которая позволила бы создать уязвимость и атаковать тело аватара. На моей памяти ещё не было случаев, чтобы хоть одна из этих тактик срабатывала.
— Ответный удар... кажется, он действительно был, — с точки зрения Харуюки, меч с щитом, Инкарнация с Инкарнацией схлестнулись в далёком прошлом, но эти воспоминания всё равно заставили его вздрогнуть. — Но... большая часть этого удара рассеялась в воздухе... и именно благодаря этому разорвало половину башни Роппонги Хилз...
— Ага-а... так вот что это был за взрыв? Который мы видели от моста, ведущего в Замок?.. — спросила Черноснежка.
Харуюки на мгновение задумался, а затем покачал головой.
— Нет... скорее всего, это не он. После битвы с Паундом и Зелёным Королём случилось ещё кое-что... но об этом я расскажу как-нибудь в другой раз, а пока вернёмся к теме. Как ты только что сказала, Броня Бедствия временно теряет значительную часть своей силы после яростной битвы с сильным врагом. Мне кажется, что я сейчас нахожусь именно в этом состоянии. Живущий в броне зверь дремлет именно потому, что в ходе битвы против линкеров Грево я выжал из себя всю Инкарнацию до последней капли. Поэтому я смог поговорить с Р... с Аш Роллером, и поэтому могу без проблем говорить с тобой. Но... однажды он снова... нет, я уверен, что завтра он уже вновь пробудится. И вновь направит меня в бой. И я... если честно... не уверен, что смогу сопротивляться...
Такая длинная речь, да ещё и в объятиях его любимого человека, была для Харуюки значительным подвигом. Но ему удалось успешно закончить её, и внимательно слушавшая Черноснежка слегка улыбнулась.
— Хм... очень грамотный и логичный анализ. Я тоже считаю именно так. А значит... есть кое-что, что мы должны попытаться сделать именно сейчас, если хотим, чтобы твоё завтрашнее «очищение» прошло успешно.
— Э... к-к-к-к-кое-что?.. Ч-ч-ч-что именно? — вновь начал заикаться Харуюки, словно не было той длинной речи.
Черноснежка широко улыбнулась и провела рукой по виртуальному интерфейсу.
Вдруг рядом с ними из деревянного пола с отчётливым звуком что-то поднялось. Это был цилиндр примерно пятнадцатисантиметрового диаметра и полуметровой высоты — скорее всего, терминал её домашнего сервера. По задумке такие терминалы обеспечивали возможность управления домом даже в отсутствие нейролинкера, но Черноснежка, судя по всему, нашла ему другое применение. Она достала из нутра маленькой башенки свёрнутый XSB-кабель и быстро воткнула его в свой нейролинкер.
— Харуюки, я правильно понимаю, что на момент аварийного отключения ты стоял на крыше башни Роппонги Хилз? — задала она вдруг неожиданный вопрос, и Харуюки рефлекторно кивнул. — Ага. Значит, пять секунд... нет, три. Когда я ускорюсь, подожди три секунды и выдерни кабель.
— Э... ч-что ты собралась делать?
— Потом объясню. Я рассчитываю на тебя. Анлимитед бёрст, — произнесла она совершенно обыденным тоном команду, и её тело моментально обмякло.
Харуюки уже не понимал, что происходит, и ему оставалось лишь следовать указаниям. Он подождал, пока на часах в нижнем правом углу пройдут три секунды, а затем резко выдернул кабель из её чёрного нейролинкера.
Черноснежка резко распахнула глаза и спокойно сказала:
— И снова здравствуй, Харуюки.
— А-а... семпай, я ничего не пони...
— Да что тут непонятного? Я зашла на неограниченное нейтральное поле и пробежала от Сугинами до Роппонги Хилз.
— Ч-что?!.. — Харуюки сорвался на фальцет.
Да, действительно, команда, которую он слышал, погрузила её на неограниченное поле... но даже под тысячекратным ускорением для неё должно было пройти лишь 50 минут. В Ускоренном Мире такси не существует, и добраться за такое время от Асагаи до Роппонги Хилз можно только очень напряжённым бегом...
...Нет. Нет, главный вопрос заключался не в этом. Почему Черноснежка сделала это?
Но ответ был слишком очевидным. Она собиралась встретиться с Харуюки в Ускоренном Мире.
— Н-не смей, семпай! Если я погружусь на неограниченное поле, зверь вполне может вновь пробудиться...
— Именно. Поэтому я и иду, — отрезала Черноснежка, доставая из терминала второй кабель.
Она начала подносить его к шее Харуюки, вновь приблизившись к нему. Харуюки ощутил на себе сладость её дыхания и услышал голос столь чистый, что его не смог бы передать даже кабель прямого соединения.
— Харуюки. Мы с тобой не только «родитель и ребёнок», но ещё и «учитель с учеником». И ты прекрасно знаешь, чем это должно кончиться. Это время пришло. Не бойся того, как это будет происходить, и чем закончится. Явись предо мной самим собой. Тем, кто ты есть сейчас.
— Семпай... — тихо произнёс Харуюки и отчаянно попытался замотать головой.
Он слишком ясно понимал, что говорила ему Черноснежка.
Они должны сразиться друг с другом. Чёрная Королева собиралась вызвать на бой живущего в Броне Бедствия зверя, чтобы вымотать его и заставить проспать завтрашнее очищение. Но... но.
— Когда... я стал бёрст линкером, я твёрдо решил для себя. Что не буду сражаться с тобой, что бы ни случилось. Что если дойдёт до этого, я лучше удалю свой Брейн Бёрст, — сказал он, едва не срываясь на плач.
Но Черноснежка в ответ на его отчаянную фразу нежно улыбнулась и погладила Харуюки по голове, уговаривая его.
— Этот бой не будет похож на попытку решить конфликт взаимной ненавистью. Это будет «дуэль». Одна из тех битв, ради которых и существует Брейн Бёрст. Кроме того... — она слегка надула щёки. — Хочешь сказать, что Аш Роллер... Кусакабе Рин достойна сражаться с тобой в дуэли, а я нет?
— Н-нет, вовсе нет...
— Понимаешь, в Ускоренном Мире существуют вещи, которые можно донести друг до друга лишь кулаками, клинками и пулями. Да и кроме того... не ты ли вызвал меня на дуэль ночью накануне «вертикальной гонки по Гермесову Тросу»? В той битве ты многое рассказал мне, но не словами, а кулаками. А теперь настал мой черед, как твоего «родителя».
— Сем... пай... — протянул Харуюки.
Его грудь вновь переполнилась чувствами, и больше он уже ничего не мог сказать. Черноснежка нежно улыбнулась, кивнула и подключила второй кабель к нейролинкеру Харуюки.
— Давай, подключи меня, — сказала она ему, и Харуюки вдруг заметил, что всё ещё сжимает в руке конец первого кабеля.
Несмотря на хаос, царивший в его сердце, он отточенным до автоматизма движением пальцев поднёс штекер к нейролинкеру Черноснежки.
Она с закрытыми глазами дождалась подключения. Как только исчезло предупреждающее окно, она, продолжая улыбаться, прошептала.
— Погружаемся по моему отсчёту. Если вернёмся живыми...
Её губы продолжали двигаться, но Харуюки не услышал этих слов.
После краткой паузы она начала отсчитывать время, уже заметно громче.
— Итак, начинаю отсчёт. Пять, четыре, три, два, один.
Харуюки знал, что после того, как произнесёт эту команду, назад он может вернуться другим человеком. Поэтому в этой фразе слились и уверенность, и сомнения.
— Анлимитед бёрст.
Глава 8
Со дня открытия башни Роппонги Хилз прошло уже сорок пять лет, но она так и осталась самым высоким зданием Акасаки, сразу выделяющимся на фоне остальных. По площади её крыши (около шести тысяч квадратных метров) она превосходит все дворы Умесато вместе взятые. Конечно, из-за своей двухсот тридцатиметровой высоты она немного уступает Токио Мидтаун Тауэру на северо-востоке (пусть и на каких-то десять метров), но по площади крыши превосходит его аж в полтора раза.