Незнакомец скользил языком по моей шее, опалял ее своим дыханием, ласкал мои возбужденные соски. А я отдавалась ему всем телом и душой, принимала эти ласки, похожие на пытки и сопровождающиеся острой болью. Чувствовала себя добычей и одновременно упивалась собственной слабостью и его силой. Умирала от удовольствия. Задыхалась под его тяжестью и бессвязно просила еще. Даже когда он пытался унять свою дрожь, излившись в меня, даже потом, когда нехотя откатился в сторону и притянул меня к себе, чтобы накрыть сверху огромной ручищей.
Едва отдышавшись, мужчина потащил меня в душ. Никаких лишних слов и объяснений. Включил воду, сделал ее температуру комфортной и направил струю на меня. Намочил волосы, взял немного геля и начал нежно массировать мою кожу. Прошелся по шее, ласково обогнул каждый сосок, спустился к плоскому животу, еще ниже. А я просто кайфовала, позволяя ему быть безраздельным хозяином моего тела.
Смотрела в пугающие темнотой глаза и получала истинное удовольствие оттого, что могу погружаться в них и не ломаюсь. Что стойко выдерживаю этот дикий взгляд. И закрывала веки, окунаясь в терпкий запах его пота, смешанного с парфюмом. И громко, неприлично стонала, когда он, повернув лицом к стене, брал меня снова и снова, грубо и не сдерживаясь, когда, дождавшись пронзивших мое тело судорог, кончал сам и обхватывал меня так тесно, что я ощущала себя в непроницаемом коконе.
– Как тебя зовут? – Спросила на прощание, потому что была уверена, что он вышвырнет меня за дверь, не дав собрать с пола рваные шмотки.
Мужчина открыл балконную дверь и закурил.
– Вадим. – Сказал отрывисто. – Но ты это имя забудь. Для всех остальных я – Майор.
Я поежилась. «Мент, что ли?»
– Нет, малышка. – Усмехнулся он, словно прочитав мои мысли. – Фамилия такая. Майоров.
Притянул к себе, прижался губами и выдохнул мне в рот струю дыма, заставив с непривычки закашляться.
– Пф… Что это? – В горле зажгло.
– Тебе понравится. – Затянулся еще раз, задержал дыхание, прикрыв веки, а затем потянулся и снова вдохнул едкий дым мне в рот.
Я послушно втянула в себя, а потом выдохнула. Глаза заслезились, голова закружилась. Вадим вовремя подхватил меня за талию, не дав пошатнуться. Мы стояли и смотрели на оранжевый закат, а по всему телу разливалась необыкновенная легкость. А потом я уснула на его плече, мечтая поцеловать каждый сантиметр совершенного мужского тела, но так и не нашла в себе сил.
Проснулась уже под утро с твердым намерением улизнуть еще до того, как он проснется и выгонит меня. Но тяжелая рука привычно и по-хозяйски опустилась мне на бедро. Шустрые пальцы быстро скользнули в низ живота, раздвинули мягкие складки и нырнули в горячую глубину.
Он играл на мне, как на арфе, заставляя изгибаться и задыхаться от стонов, а затем подтянул к себе, плотно прижал и резко вошел. Мы двигались в одном ритме, не видя лиц друг друга. Так медленно, так страстно. Я комкала простынь и задыхалась, а когда Вадик покусывал мою шею, прижималась к нему еще теснее. Потому что именно так мне хотелось: чтобы больно, чтобы нестерпимо, чтобы совсем на грани, когда уже не видно пути назад.
И с того дня мы стали совершенно неразлучны. Как чертовы Бонни и Клайд, как те влюбленные ублюдки. Только не убивали никого. Обманывали, да, разводили на бабки, кидали. Но, не опускаясь до чернухи.
А потом возвращались к себе в номер и трахались, как кролики. Высасывая друг из друга жизнь по ниточке. Потому что вместе жить получалось плохо, а врозь – вообще никак.
Через неделю после нашей первой ночи Вадим признался мне, что кроме машины у него ничего нет. Немного денег – но и те у нас кончились быстро. Мы снимали номера в разных отелях, пока не нашли подходящую по цене аренды клетушку в блочном доме, которая и стала нашим временным пристанищем.
Он обучил меня воровскому ремеслу. Как красиво отвлечь внимание и утащить кошелек из кармана прохожего, как поесть в ресторане так, чтобы не платить, как вскрывать замки и прочим рисковым трюкам. Через полгода я уже неплохо разбиралась в психологии жертвы, и легко понимала, если человек мне верит и готов обмануться.
Вадим обещал помочь мне забрать брата, но постоянно откладывал этот вопрос на потом – это единственное, что омрачало мне жизнь. Его мысли занимали крупные аферы, духу провернуть такую и возможностей пока не хватало, но он усиленно готовился. Я устала слышать, что скоро мы сорвем большой куш, и мы стали ссориться. Громко, больно и остервенело, а потом также мирились, что даже соседи стучали нам по батарее.
Мы могли сутками не выходить из квартиры. Лежали, курили, смотрели телевизор. Мечтали. Мы были очень близки, иногда даже казалось, что мы одной крови и сплетены навечно и очень туго нашими словами, клятвами, безудержным сексом и риском. Но я всегда знала, что Майор не может принадлежать кому-то одному – он, как песок, утекал сквозь пальцы, когда ему того хотелось.
Я постоянно боялась, что ему наскучит со мной. Никогда не могла полностью расслабиться, все ждала чего-то плохого – потому что знала его натуру. Едва не задыхалась, когда он куда-то пропадал. Знала, что такому, как он, ничего не стоит нагнуть любую понравившуюся телку без зазрения совести. А потом он вернется к чистенькой мне и будет снова клясться в любви и трахать бесконечно долго, пока не попрошу пощады. И будет продолжать издеваться, даже когда попрошу ее.
Не знаю, какая это стадия унижения или неуверенности, но я спешила, сделать ему минет, когда у меня начинались месячные. Боялась, что он не выдержит и пойдет к другой, чтобы удовлетворить свою похоть. Знала, что Вадим никогда не будет верен мне. Что придется делить его с воображаемыми и вполне реальными женщинами, которые сбегались к нему, стоило только поманить пальцем. Знала. Задыхалась от ревности. Но все равно не могла представить, что мы когда-нибудь расстанемся, и он перестанет быть моим.
Этот человек стал для меня семьей. Да чего уж там – целой вселенной. Но вряд ли бы кто это понял. Я была одинокой, потерянной девочкой, а он заменил мне отца. И друга, и мужа, и любовника заодно. Он был моим воздухом. Самым родным, самым любимым, единственным. Я смотрела на него преданной собакой, готова была умереть за него, душу отдать. И это были два самых счастливых и одновременно взрыво-мозго-выебывающих года в моей жизни.
Пока всё не кончилось.
Знаете такую старую разводку? Девушка знакомится в баре гостиницы с мужчиной, они выпивают, смеются, потом идут вместе в его номер, а следом, когда парочка уже полураздета, врывается «ее бывший» и начинает угрожать? Так вот, это было нашей коронкой. Мужики велись на меня, как наивные школьники, а потом, увидев взбешенного Вадика, ворвавшегося в номер, готовы были расплатиться чем угодно, даже собственной задницей.
Забрав бабки, мы в спешке удалялись и могли не волноваться, что жертва заявит в службу охраны или полицию – выбор всегда падал на развратных женатиков, которые не хотели огласки своих «подвигов».
А потом мы бурно праздновали наши победы. Катались, пили, занимались сексом. Я знала каждую татуировку на его теле и обожала рассматривать их перед сном. Вот и в тот роковой вечер медленно водила пальчиком по его груди, когда Вадик сказал:
– Познакомился сегодня в баре отеля с девушкой.
Я вопросительно посмотрела на него. Знакомый блеск в глазах внезапно насторожил.
– Какой девушкой? – Спросила тихо.
– Короче, сама она стремная, но ее папаша рулит несколькими крупными предприятиями.
Я улыбнулась.
– Есть мысли, как их обчистить?
– Вообще-то да, – он закурил, откидываясь на подушки. – Я запудрю ей мозги и женюсь. Мы с тобой будем богаты, детка.
Меня словно холодной водой окатили. Я понимала, что это означает. Вадик станет ухаживать, прикидываться состоятельным и галантным кавалером – он хорошо это умел. И станет спать с ней, как же иначе!
Я просила его передумать, умоляла, заклинала, а потом, видя, что все бесполезно, стала орать так, что от моего крика переполошились все соседи. Но Майор не из тех, кто меняет свои решения. Вместо того, чтобы откинуть эту мысль, Вадим просто отшвырнул меня к стенке и ушел. Удар пришелся на затылок, но боль не чувствовалась. Все мои мысли занимал только тот факт, что он собирался трахать кого-то еще, чтобы сделать нас богатыми. Что за схема такая? И какая в ней моя роль? Не понимала, как не пыталась.
Но настоящая боль пришла позже.
Когда я поняла, что Вадим не вернется. Мне кусок в горло не лез целую неделю. Я все ногти сгрызла, все сигареты выкурила, готова была простить ему все, что угодно, пока не воочию не увидела их вместе. Просто хотела подкараулить его возле того отеля, чтобы поговорить, а наткнулась на них обоих. Высокая, сисястая баба – кровь с молоком. Порода за километр видна, мимо такой вряд ли пройдешь.
«Стремная». Как же…
Я стояла и хлопала глазами, когда они проходили мимо меня. Я даже слышала запах его одеколона. Он поддерживал свою спутницу под руку и взглянул на меня лишь раз: сухо и с угрозой, чтобы даже не смела подходить.
А девушка меня даже не заметила. Конечно, какая-то бледная девчонка с испуганным взглядом – просто размытое пятно в ее красивой жизни, где она гуляет по ресторанам с такими красавчиками, каким тогда выглядел мой Вадим: при костюмчике и в начищенных до блеска туфлях.
Я бежала домой, спотыкаясь, не видя дороги от слез. Падала, вставала и снова бежала. Вернулась домой и легла умирать. Долго смотрела в белый потолок, кажущийся бесконечным, как и мое одиночество. Лежала и понимала, что все было обманом. Ничего он не собирался для меня делать. Ни спасать брата, ни быть моей опорой. Наша любовь стала ничем, как только понадобилось жениться на богатой наследнице. Она стала пылью.
Кажется, я лежала там вечность. Кажется, действительно тогда умерла.
Вот какие у него были планы. Вот какая грандиозная афера. Да уж, это легче, чем грабануть банк. Не нужно вложений, не нужно схем и разработок. Да и риска – минимум.
Ничтожество. Мразь.
Я закрыла глаза.
Предательство имеет привкус крови. Оно отчаянно горчит, сочится грязной пеной, душит. А у лжи соленый привкус слез. И они непременные спутники любви. Вопрос лишь в том, как рано ты с ними встретишься.
Вадик вернулся. Через два месяца. Кажется, я все так же тихо умирала, потому что не помню, чтобы ела, пила или жила. Возможно, существовала, но лишь бледной тенью себя прежней.
Он радостно сообщил, что теперь мы богаты, и скоро ему удастся вернуться. Говорил, говорил, а я сидела и не могла видеть ничего, кроме голодного блеска в его бесчувственных глазах. И я позволила. Позволила ему сделать то, зачем он пришел. Он имел меня во всех позах, в каких только хотел. А я надрывно стонала, чтобы напомнить ему о том, чего он лишился навсегда по собственной воле.
Я двигалась ему в унисон, сжимала его изо всех сил изнутри, чтобы сделать больнее, но получалось только острее и приятнее. Мне хотелось запомнить его таким, чтобы забыть навсегда. Я впитывала его, как губка. Наслаждалась каждым движением. Отпускала. Прощалась.
А потом мы подрались. Не могла вытерпеть, когда он, кончив, полез ко мне с поцелуями и признаниями. Не могла терпеть больше этой гадости, этой грязи, в которой он вымарал нашу любовь, променяв ее на бабки.
Разбила ему нос.
И пока Вадик матерился в ванной, пытаясь остановить кровотечение, схватила красную сумку из тайника под кроватью, где были спрятаны наши сбережения и убежала.
Выкупила на эти деньги брата: договорилась, чтобы он числился в детском доме, но мог оставаться со мной. И мы со Святом сели в поезд и поехали на юг, туда, где ему и было положено жить, чтобы справиться с проклятым пиелонефритом – загорать, греться в песке и дышать свежим воздухом.
Так я эволюционировала от воровки до социопатки. Не хотела никого видеть и слышать, избегала людей. Старалась не вспоминать и не думать. Ни о чем. Убила в себе все эмоции, потому что если я бесчувственная, то мне и не больно.
А он женился, да. Загуглить эту новость и прорыдать сутки – было моей единственной слабостью за последние дни. Поэтому сегодня утром я не придумала ничего лучше, чтобы избавить себя от волос, которые он так любить перебирать пальцами перед сном, в которые зарывался носом, чтобы глубоко вдохнуть аромат и улыбнуться, засыпая.
Обрила себя на лысо, чтобы освободиться от Него. Хотела окончательно сжечь все мосты. Забыть. Но легче, почему-то, так и не стало. Не вышло. Невидимая нить, которой мы были пришиты друг к другу, была крепче любых цепей, не говоря уже о каких-то там волосах.
2
Спустя полгода
«Забавный маленький паучок. Крошечный совсем. И откуда такой только взялся на седьмом этаже?»
Зевая, прохожусь всей пятерней по отросшим волосам. Теперь они снова мягкие, пушистые и приятные наощупь. А ведь я почти привыкла к себе новой. Да и шампунь хорошо экономился. Поворачиваюсь к зеркалу и долго вглядываюсь в бледное, худое лицо, на котором глаза кажутся огромными серыми дырами. Поправляю «прическу». За зиму шевелюра отросла сантиметров на восемь, не меньше, и у меня теперь даже имелась симпатичная челка.
Беру сигарету, закуриваю, открываю балконную дверь и выхожу.
– Привет, – сухо бросаю в сторону паучка.
Этот мелкий засранец умудрился за ночь оплести всё окно своей паутинкой. Ювелирная, надо признаться, работа.
Выставляю на подоконник банку, в которой лежит половинка абрикоса – специально вчера купила. Переживала, чем будет питаться здесь этот малец. А так, глядишь, фрукт начнется портиться, появится плодовая мушка. И ему будет не скучно.
– Это тебе. – Изображаю подобие улыбки, но выходит плохо – разучилась.
Подхожу к оградительным перилам, затягиваюсь и невольно щурюсь, глядя на море. Кажется, будто оно врывается в кусочек суши своей огромной голубой лапой. А бухта будто обнимает его в ответ, держит обеими руками и больше не отпускает. Каждый день смотрю на это природное объятие и умиляюсь. Точнее, что-то в душе будто собирается проснуться, ожить, но, поерзав слегка, поцарапавшись о мою твердую броню, снова затихает.
Каждый день, как сквозь пелену сна. А сны я теперь ненавижу. Каждый раз одно и те же: руки эти по моему телу ненасытные, глаза бешеные, крики до хрипоты, поцелуи до разодранных в кровь губ. Наша страсть, секс, ссоры, расставание, боль. Гребаная карусель, которую приходится переживать снова и снова по кругу, стоит только закрыть глаза.
Стараюсь меньше спать и больше времени занимать себя чем-то. Вот, например, идти куда-то бесцельно, шляться по городу или лежать, выкуривая одну сигарету за другой. Но это, конечно, тянет вниз, а мне нужно зарабатывать деньги. А браться за что-то грандиозное и рисковое боюсь. Попадусь, и Свят останется один. Без сообщников в таком деле тяжело, а втягивать брата – наиглупейший вариант.
Хотя тот и мечтает. Ненавижу себя, когда он, пытаясь подражать мне, тренируется вскрывать замки отмычкой или пытается тиснуть кошелек в автобусе. Свят не должен идти по моим стопам, не такого будущего я ему желаю. Он видит себя в мечтах кем-то вроде крутого техника: аферисты так обычно называют того члена команды, который хорошо разбирается в компьютерах и может руководить технической частью любой операции. А я хочу, чтобы мой младшенький зубрил учебники – не зря же мы сделали документы для посещения местной школы.
А еще брат оторваться не может от скиммера – штуки, которая считывает информацию с банковских карт. И меня это ужасно драконит, ведь в этом возрасте его должны интересовать сигареты, вечеринки и девчонки в коротких юбках. А он почти ежедневно упрямо уговаривает меня отдать его в ученики к какому-нибудь известному мошеннику или хакеру, ведь я знаю многих в этой среде, но все эти разговоры приходится мигом пресекать.
Молодость и шарм – мое смертельное оружие. Но когда я состарюсь, потеряю возможность промышлять чем-то подобным. Да, все еще смогу напиться за счет какого-нибудь идиота, получить пенсию по поддельному документу или, на крайний случай, стану красиво бросаться под колеса машин богатеньких буратино, чтобы поиметь с них бабла.
Но Свят… Он не такой. Ему нужна семья. Спокойная, тихая гавань. Домишко на берегу моря, красотка-жена, престижная работа и парочка спиногрызов, которые будут обожать свою полоумную тетку Софку, которая научит их мухлевать в карты и подделывать подписи родителей в дневнике. Возможно, они даже выделят мне комнатку на чердаке, где я буду дымить, пока однажды не сдохну от рака легких, инфаркта или инсульта.