Вот и вели будущие бойцы Рагнарека загробную жизнь в полном соответствии с собственным пониманием и канонами религии: рвали зубами полупрожаренные ляжки Сехремнира, заливали огонь души жбанами пива, по вкусу похожего на мочу (ну не умели викинги делать другое, даже не представляли, что это возможно) и вполне приличного французского вина (а че, класная штука, доводилось захватывать у презренных галлов) и лапали валькирий за тугие задницы и налитые груди. Жратва, ханка и доступные бабы! Что еще надо истинному герою? Ах да, рыжья побольше! Так и оно имеется!
Асы от эйнхериев не отставали. Каков приход, таков и поп, как говорят в свите Распятого фраера. Или там наоборот говорят? Да по барабану! То есть, кулаком по щиту берсерка! В общем, небожители должны быть достойны своего войска. В смысле, жрать, пить и лапать. И цацками увешиваться соответственно статусу. Вон у Тора и Тюра цепи на шее в руку толщиной. Это по-пацански! Или Локи: даром, что жульё редкостное (а кто тут не жулье?), зато сколько рыжья понавешено! И брюлики местами вставлены. Один-Вотан, правда, подкачал со своим плащом и шляпой, ну да на то он и пахан, что ему закон не писан. Что хотит, то и воротит! Или что хочет, то и ворочет? А по щиту! Тут не скальды рулят, а братва!
Под потолком Чертогов возникла черная точка, в мгновение ока разрослась до пикирующего ворона, и через доли секунды Мунин уже устраивался на плече Предводителя, что-то возбужденно каркая в ухо хозяину.
— Ты че, в натуре?! — изумленно вскричал Один. — Без базара?!
— Век воли не видать! — солидно ответил ворон. — Чтоб мне лупетки потушили!
Во второе ухо пахана ворвался голос немного отставшего от подельника Хугина.
— Да врубился уже! — отмахнулся от него Вотан. — Слышь, братва, большие разборки намечаются!
— Че за шухер? — Тор оторвал зубами половину свиной ноги и вопросительно уставился на отца.
— Перун со своей шоблой собрался Распятого на гоп-стоп взять, — сообщил тот. — Уже и стрелку забили.
— Перун — жиган авторитетный, — со знанием заявил Хеймдалль. — Только этого фраера на дурняк не прокатишь, жесткий хач будет.
— За Перуна родич подписался… — задумчиво произнес Один, поправляя шляпу.
— Да ну! — не поверил Тор. — Сам Тенгри?!
— В натуре, — подтвердил Хугин.
— И что ты предлагаешь? — речь Бальдра сильно отличалась от базара родственников. Всё же самый светлый из асов и всё такое… — Не ввязываться же! Можно и огрести, — самый светлый, конечно, но ведь из асов!
— Фильтруй базар, малой! — осадил младшего отец. — Кто лоха потрошит, тому и бебехи. Раз даже Батя в деле, нам соскакивать западло! — и уже всем. — Че, братва, мы в доле?
Асы и герои одобрительно загудели.
— Без бахара, — заорал Сигурд, активно шаря рукой под доспехами Брюнхильд. — И чувих прихватим! Пусть полетают, развеются!
— А ты что тумакаешь, волчара? — Тюр бросил под стол недоеденную ногу.
Фенрир высунул голову и воинственно завыл.
— Опять ты его гайнул? — вскипел Один. — Мало грабки, ждешь, когда макитру отчекрыжит?
— Ты че, батя! — пробасил Тюр. — Пусть гамля кайфанет чуток, на зелени поторчит… Скоро в деле с него понтов не будет, всё хайло пером истыкано!
Вотан махнул рукой:
— Хрен с ним! Если что не так, за базар ответишь! Пошли, в натуре! Пацаны ждать не будут!
Великая Степь
Насколько мог видеть взгляд, степь казалась покрытой живым ковром. Всадники, всадники, всадники… Десятки, объединенные в сотни, сотни слившиеся в тысячи, тысячи собравшиеся в тумены. Густая сочная трава впереди, и безжизненная, вытоптанная до каменной твердости земля сзади. Перестук сотен тысяч копыт, выбивающих барабанную дробь. Войска Великого Хана начали поход к Последнему морю. На четверть века раньше, чем должны были.
Пока только начали. Всё еще впереди.
Бескрайняя степь окажется до смешного маленькой. Западнее ее сменят горы и плоскогорья, полупустыни и пустыни, изрезанные прибрежными скалами лесистые холмы и возделанные поля на месте вырубленных лесов.
Всё впереди.
Тучи стрел, затмевающие солнце. Лава всадников, ломающая строй панцирной пехоты. Осадные лестницы, покрывающие стены. Рвы, вчера заполненные водой, а сегодня телами атакующих и защитников. Пылающие дворцы. Сожженные города. Разгромленные ханства. Навсегда исчезающие государства и племена. Неудержимая лавина раскосых всадников, захлестывающая Средиземноморье и Европу. И трупы. Своих и чужих. Мужчин и женщин. Взрослых и детей… Вспоротые животы, сломанные позвоночники, младенцы, наколотые на копья…
Хурра! Вперед! К Последнему Морю!
Их Тэнгэри тааллаар!!!
Аравийский полуостров
Отряд шел на рысях, далеко оторвавшись от обоза. Разделение войск — не лучший выход, но пустыня диктует свою тактику. Коням лучше быстрее добраться до воды, не стоит скакунам тащиться со скоростью груженых верблюдов. Горбатые медлительны, но могут хоть весь день идти не останавливаясь. Да и поить животных лучше порознь. Впрочем, обоз не беззащитен, совсем не беззащитен. Особенно сейчас, когда имамы объявили джихад неверным, и сам Аллах следит за соблюдением перемирия. Пока идет священная война, правоверные, равно христиане и иудеи, все люди Книги, не поднимут руки друг на друга!
Пустыня диктует свою тактику. Сам Джаухар ас-Сакали, чьи воинские победы затмевают славу величайших полководцев, не смог придумать что-либо новое и покорно разбил огромное войско на мелкие отряды, каждый из которых идет своим, строго заданным маршрутом, ночуя у выделенных именно ему колодцев. Каждый отряд мал, а разбитый на конницу и пехоту просто смехотворен. Но там, на севере, в намеченном конце пути, все они сольются в единое целое, как капли дождя сливаются в бурные потоки, и соединившаяся армия, подобно полноводной реке сметет всё на своем пути. А когда наглые пришельцы будут выброшены за пределы стран правоверных, зеленое знамя джихада двинется дальше, в земли противника, чтобы не дать ему покоя, пока последний неверный не будет уничтожен во имя Аллаха Милостивого и Всемогущего.
Аллах акбар!!!
Устье Днепра
— Раз! Раз! — голос рулевого гулко разносится над водой.
Весла, послушные крепким рукам, вспенивают воду. Лодьи несутся на юг, к морю. Русскому морю. Совсем недавно русичи ушли отсюда, переживая горечь поражения. Достойного и сильно похожего на победу. Но поражения. Теперь возвращались. Намного раньше, чем планировалось. И на этот раз поход будет успешен. Ромеи еще не оправились от своей «победы». И не ждут русов так быстро. Тем более, в союзе с печенегами. Конные тысячи промчатся по провинции, сметая гарнизоны некрупных городов, громя монастыри и поместья. Сотни лодий накинутся на крупные, но относительно малочисленные византийские суда, вцепятся, словно стая волков в лосиное стадо. Поток воинов хлынет на палубы, сметет, закружит, зарежет… И не поможет ромеям ни медные тараны на носу триер, ни сифоны с греческим огнем, ни численность экипажей.
А потом все сойдутся к столице. На этот раз никаких откупов, дани и подарков. Царьград куда больше подходит на роль центра Руси, чем Киев и даже Переяславль. Путь из Азии в Европу. Перекресток торговых путей всего мира. А если не выйдет, и трусливые ромеи окажутся не так и трусливы… Ну что ж… Можно и силой. Чтобы щит прибить было некуда! И крови по щиколотку!
Слава Перуну, богу-воину!!!
Хорватия
Армии шли на восток. Панцирная пехота и латная конница, лучники и арбалетчики, гвардейцы королей, баронские дружины и крестьянское ополчение. Вся Европа, весь христианский мир взял в руки оружие и двинулся на восток. Папа с амвона провозгласил крестовый поход. Эхом вторил ему константинопольский патриарх. Впервые за много лет у высших иерархов не было разногласий. Как и у множества самых разных течений и конфессий, которые вдруг перестали называть ересями. Христианскому миру потребовалось единство, и оно появилось, как по мановению волшебной палочки. Или по воле божьей. Собственно, почему «как»? Именно по воле.
И потянулись на восток армии, отряды, дружины, отдельные ратники, вооруженные простолюдины… Все, кто мог носить оружие и оставить семью. Или взять с собой. И тянулись за войсками многокилометровые обозы, переполненные женщинами, детьми и стариками с их нехитрым скарбом… Полные решимости и обреченные на смерть в случае гибели кормильца. Разве что молоденьким женщинам удастся прожить чуть дольше, за миску жидкой похлебки ублажая боевых товарищей покойного мужа.
Но сомнений ни у кого нет и не может быть. Уверенно печатают шаг ноги, гневные взоры устремлены в сторону неведомого, никогда не виданного врага. Вперед и только вперед. Найти, атаковать, опрокинуть, убить! Неплохо бы еще и ограбить.
Во имя Господа нашего, Иисуса Христа!!! Аминь!
Геркулесовы столпы
Драккары выстроены в боевом порядке. Щиты подняты, полосатые паруса гордо выгнуты вперед. Драконьи головы угрожающе скалятся на окружающий мир. Вторит им оскал на бородатых рожах на палубах. Лучи солнца бликуют на трамбонах щитов и лезвиях секир. Вроде и нет необходимости на палубе держать в руках оружие, но многие держат, пуская зайчиков в сторону земли для устрашения случайных свидетелей и разбегающихся жителей прибрежных деревенек.
Идут, не таясь, демонстративно подставляясь под катапульты береговых крепостей. Рискните, кто смелый! Не рискнуют. Кинешь один камушек, и что?! В лучшем случае накроешь одно судно. А потом? Хищные тела скандинавских кораблей рванут к берегу, словно волчья стая к одинокому буйволу, поток бородатых викингов выметнется на берег, захлестнет стены, рассыплется по внутренним дворикам и помещениям, а после и по улицам города, сметая всё на своем пути, убивая, калеча, насилуя… Не слишком ли большая плата за один удачный выстрел? Да и будет ли он удачный — большой вопрос. А вот расплатятся скандинавы обязательно, им только повод дай. Могут, конечно, и без повода, тогда придется драться, хоть и нет шансов, лучшие несут на восток знамя Святой Веры, а тут остались… А чертовых варваров видимо-невидимо, весь пролив драккарами перегорожен от края до края, хоть из Европы в Африку иди, ноги сухими останутся, разве головенку кто срубит. Так что плывут себе бандюки мимо, и пусть себе плывут…
В этот раз викингам не нужны ни рыбацкие деревеньки, ни баронские замки. Этим займется вторая волна, те, кто не попал в головную армаду, плывущую к куда более лакомой добыче, к самому вкусному куску. Этих ждет Великая Битва! Пропуск в Валгаллу, к божественным пирам и валькириям, куда можно войти лишь в окружении сонма рабов, чьи головы разбиты секирами героев. И они будут, эти головы…
Яг свёр ат Один!
Высшие сферы
Старик в золотой юрте, довольно потирающий руки: «Он называл меня земляным червяком?»
Благообразный мужчина с одухотворенным лицом, сквозь черты проступает лик древнего божка маленького, всеми преследуемого народа с окраины Ойкумены: «Пора заканчивать с мелкими культами. Зажились…»
Суровый бородатый воин с молнией в руке: «Понаехали тут!»
Еще один старик, худой, высокий, одноглазый и седобородый. В синем плаще и широкополой шляпе. С двумя большими воронами на плечах. «Кто лоха потрошит, тому и бебехи!»
Южный берег Северного Океана
Старый Эттыне был великий шаман. Только ему духи предков могли поведать будущее, рассказать, не побьет ли байдары шторм, присланный злыми духами кэле-таньги, у какого острова охотники найдут моржей, а у какого вкусную жирную нерпу, кем разродится жена охотника Нутенкеу, и останется ли женщина жива после родов. Бубен у Эттыне был сделанный из шкуры нерожденного К'эйумк'ы, белого медвежонка, добытого из утробы матери, и клыков моржа. Но не обычного рыркы, а к'легрыркы, настоящего великана. Этот бубен Эттыне получил от деда, а тот от своего деда, и так было всегда, насколько помнили люди, и никто не знает когда и кем был сделан этот инструмент. Когда шаман бил в свой ы'твъэт (шаманское название бубна), откликался сам Кэрэткун, морской хозяин, а с его слугами, лыгэвагыргыт, Эттыне мог разговаривать часами.
Ни один человек, будь он хоть самый лучший охотник, не посмел бы пропустить мимо ушей слова величайшего шамана народа чукчей, настоящих людей.
В последнее время Эттыне вел себя странно, и люди беспокоились. Сначала шаман три оборота солнца вокруг небесного центра сидел у очага в своей яранге. Он не спал, не ел, лишь подкладывал ветки в огонь, пил настой из священных грибов вапак, которые приносили люди с берегов далекой реки Кагыргын (Анадырь), и бил в свой бубен, прислушиваясь к голосам духов, звучавшим в его голове. Потом старик, одетый лишь в короткие штаны, босой и голый выше пояса, выбежал из яранги и помчался вокруг жилища, всё сильнее нанося удары по натянутой коже ы'твъэта. Бубен уже не звенел, а гремел, разговаривая с самыми сильными духами и самим морским хозяином, и заставляя вождей отправлять гонцов в дальние стойбища, скликая настоящих людей к жилищу шамана. Два небесных оборота длилось камлание, не прекращаясь ни на минуту, а потом еще три Эттыне неподвижно сидел у потухшего очага, словно фигурка вырезанная из моржовой кости.
В начале четвертого оборота шаман встал, одел торбасы и кухлянку и вышел к людям, которых собралось великое множество, ибо за время камлания успели приехать представители всех стойбищ великой тундры. Вместе с женами, детьми, оленями, собаками, нартами, ярангами, шкурами и прочим скарбом.
— Я говорил с лыгэвагыргыт, — произнес Эттыне. — На далеком юге живут существа, похожие на людей, но не люди, поскольку палящее солнце выжгло мозги еще предкам их предков, решившим покинуть благословенную прохладную тундру и поменять ее на раскаленный ад воглых лесов из деревьев, чьи иголки похожи на куски кожи. Теперь потомки этих существ устроили большую войну, доказывая, какой из Великих духов лучше и сильней.
Люди стояли в молчании, внимая откровениям шамана, и над тундрой стояла такая тишина, что можно было бы услышать муху, посмей она помешать речи своим полетом. Но мухи не летали над стойбищем. Может потому, что любой из охотников легко собьет святотатственное насекомое броском незнающего промаха копья, но скорее, из-за того, что мухи не водятся в местах, где снег ложится в начале сентября и не сходит до конца августа.
— Настоящие люди знают, — продолжал Эттыне, — что самый главный из великих духов — Кэрэткун, морской хозяин. И нет никого в этом мире сильнее его.
— Мы пойдем на юг, и копьями объясним существам их неправоту, — вскричал молодой охотник из стойбища оленеводов.
Шаман с усмешкой посмотрел на торопыгу и согласно кивнул головой, когда тот полетел на землю, сбитый твердой рукой своего отца.
— Я отрежу тебе уши, — прошипел родитель, — раз они всё равно не слушают старших.
— Похоже, Ваамчо, ваши стада в этот День зашли так далеко на юг, что мозги твоего сына не выдержали и расплавились, — веско сказал Эттыне. — Нет, мы не пойдем в те гибельные края, где день сменяет ночь каждый небесный оборот, а не два раза в год, как заведено Кэрэткуном. Пусть глупые существа и дальше меряются силой своих божков, длиной половых членов и мощью оружия. Пусть совершенствуют способы убийства, достигая невиданных высот. Если они не перебьют друг друга, то когда-нибудь принесут нам все свои достижения.