Допуская безоговорочное подчинение женщин нашим желаниям, мы не вправе возражать против того, чтобы и они целиком и полностью удовлетворяли свои прихоти; принятием разумных законов нам должно подогреть их огненный темперамент, ибо верх нелепости – вооружаться женской честью и добродетелью для противоестественной борьбы со склонностями, которыми природа одарила их куда щедрее, нежели нас, мужчин; вопиющая несправедливость – мы соблазняем женщин, а затем, добившись их падения, наказываем за то, что они не устояли под натиском наших домогательств. Такая жестокость представляется мне неоправданной, она еще более усиливает абсурдность нравственных правил – назрела настоятельная необходимость очистки наших обычаев от подобной скверны. Не устану повторять: женщины получили от природы мощнейшую тягу к разврату, так пускай предаются ему абсолютно свободно, отринув узы супружества и ложные предрассудки о целомудрии; я ратую за то, чтобы женщины безраздельно подчинялись зову своего естества; чтобы законы позволяли им отдаваться стольким мужчинам, сколько им будет угодно; чтобы им, как и нам, дозволялось наслаждаться представителями обоего пола, пользуясь любой частью своего тела; при строгом соблюдении женщинами условия о предоставлении себя всякому, кто их пожелает, они вознаграждаются свободой удовлетворять себя с любым предметом, который сочтут достойным своего внимания.
Спрашивается, каковы опасные последствия женского распутства? Обычно ссылаются на детей, лишенных отца. Подумаешь! Что за важность для республики, где у всех граждан – и взрослых, и новорожденных – нет другой матери, кроме родины! Ах, сколь беззаветно преданы родине те, кому она – единственная мать – ведь с самого рождения они ждут милостей лишь от нее одной! Напрасно вы надеетесь воспитать добрых республиканцев, изолируя детей, предназначенных для нужд республики, в узком семейном кругу. Отдавая лишь отдельным личностям ту меру привязанности, которая должна быть распределена между всеми их собратьями, дети неизбежно перенимают опасные предрассудки членов своей семьи; суждения и мысли таких чад обособляются, существуя в отрыве от других людей, и добродетели государственные становятся для них совершенно чуждыми. Сердце их без остатка принадлежит тем, кто произвел их на свет, и в душе у них не остается уголка для истинной матери, призванной обеспечить им достойную жизнь, знания и славу, несмотря на то что приобретенные эти блага куда ценнее простой родительской любви. Прозябание детей в лоне семьи крайне нежелательно – там они впитывают ценности, порой весьма далекие от нужд республики, – постараемся отделить их от родителей. Это произойдет само собой с помощью предлагаемого мною средства: полное разрушение семейных уз, при котором плодам наслаждения женщиной – детям – строго запрещено знакомство с собственным отцом; так, благодаря отсутствию принадлежности к какой-либо определенной семье, формируются достойные сыны своей отчизны.
При поддержке государства возникнут заведения, предназначенные для женского разврата, по примеру домов для мужчин, там будут собраны особы обоих полов, и чем чаще женщина станет посещать эти заведения, тем большим почетом она будет окружена. Пора кончать с безжалостным нелепым обычаем привязывать понятие о женской чести и добродетели к сопротивлению желаниям, внушенным самой природой, довольно беспрестанно разжигать женское влечение, а затем с беспримерной жестокостью за него же и порицать. С самого нежного возраста девушка, освобожденная от родительских уз и не хранящая более того, что якобы приуготовлено для супруга (согласно мудрому законодательству, о котором я так ратую, брак прекратит свое существование), будет учиться преодолевать бремя предрассудков, некогда сковывавших ее пол – лишь после этого она будет готова беспрепятственно предаваться всему, что предпишет ее темперамент; она встретит достойный прием в специально приспособленных для разврата домах и, получив там полное удовлетворение, вновь появится в обществе, где открыто расскажет об испытанном удовольствии, подобно тому, как делятся впечатлениями о бале или прогулке. Прекрасный пол, вы, подобно мужчинам, обретете свободу, вам станут доступны все удовольствия, для которых предназначила вас природа – не отказывайте себе ни в одном из них. Доколе божественнейшей части человечества терпеть оковы, наложенные сильным полом? Разбейте их по велению вашего естества! Нет у вас иной узды, кроме ваших наклонностей, иного закона, кроме ваших желаний, и иной морали, кроме предписаний природы; довольно чахнуть в плену варварских предрассудков, иссушающих ваши прелести и сдерживающих божественные порывы ваших душ; вы свободны ничуть не менее мужчин – поприще сражений во славу Венеры в равной степени открыто и для вас; не страшитесь ханжеских упреков; долой педантизм и суеверие; прекращайте краснеть за милые ваши безрассудства; мы, мужчины, увенчаем вас миртами и розами, и почитание наше станет тем более благоговейным, чем решительнее расширите вы простор своих фантазий.
Сказанное ранее, пожалуй, должно избавить нас от необходимости исследования адюльтера; тем не менее остановимся вкратце и на нем, каким бы несущественным ни представлялось сие явление в свете изложенных мною законов.
До чего смешны в наши дни старинные понятия о преступном характере прелюбодеяния! Миф о нерушимости супружеских уз – несомненно, одна из главных бессмыслиц нашего мира; не сомневаюсь: любой, кто обнаружил или ощутил на себе бремя этих уз, не сочтет преступными действия, направленные на их ослабление. Природа, как уже отмечалось, наделяет женщин более пылким темпераментом и более глубинной чувственностью, чем мужчин, тем самым усугубляя для них тяжесть супружеского ига. Нежные женщины, пылающие любовным огнем, без опаски предавайтесь удовольствиям; внушайте себе: нет никакого зла в уступке природному влечению, и сотворены вы не для одного мужчины, а чтобы нравиться всем подряд. Не сдерживайте себя. Следуйте примеру республиканок Греции; правителям той поры, сочиняющим законы, и в голову не приходило называть адюльтер преступлением, женское распутство позволялось тогда практически повсюду. Томас Мор в своей «Утопии» обосновывает полезность женского разврата, кое-где идеи этого великого человека из мечты превращались в реальность.
У татар самой почитаемой считалась женщина, проституировавшая более остальных; она открыто демонстрировала на шее свидетельства своего бесстыдства, те же, кто не имел таких знаков отличия, удостаивался презрения. В Перу существовал семейный обычай предлагать проезжим иностранцам своих жен и дочерей внаем с поденной платой, как за лошадь или за экипажи. Потребовалось бы многотомное издание для подтверждения непреложного факта – ни у одного из мудрейших народов мира развратные действия не считались предосудительными. Ни для кого из философов не секрет: именно христианские лицемеры возводят прелюбодеяние в ранг преступления. Священники кровно заинтересованы в наложении запрета на сладострастие: рекомендуя другим отказ от удовольствий, присваивая право на знание тайных грехов и на их отпущение, они обретают неслыханную власть над женщинами и открывают безграничные возможности услады своей похоти. Общеизвестно, какие выгоды удалось им извлечь из такого положения, злоупотребления их продолжались бы и поныне, не будь доверие к ним окончательно подорвано.
Может, по сравнению с адюльтером, более опасен инцест? Ничуть. Расширение семейных связей приводит к усилению гражданского патриотизма; кровосмешение – одно из первейших установлений природы, мы ощущаем особое упоение, наслаждаясь предметами, нам принадлежащими. Первые человеческие сообщества поощряли инцест, он стоит у истоков любых государственных объединений, кровосмешение освящено всеми религиями и одобрено всеми законами. Обращаясь к истории, мы обнаруживаем инцест повсюду. Негры, обитающие в Кот дю Пуавр и в Рио-Габоне, предоставляли жен собственным сыновьям; в царстве Жуида в Гвинее старший сын должен был жениться на жене своего отца; у народов Чили принято спать без разбора то со своими сестрами, то с дочерьми, а также жениться на матери и на дочери одновременно. Осмелюсь утверждать: кровосмешение должно стать непреложным законом любого государства, в основу которого заложена идея о братстве. Возможно ли человеку здравомыслящему дойти до такого безумия, чтобы полагать преступным проявление нежности к матери, сестре или дочери? Разве не омерзителен предрассудок, вменяющий человеку в вину выбор для наслаждения предмета, с которым его сближают наиболее сильные из чувств, внушенных ему природой? В равной мере глупо утверждать, что запрещено любить слишком сильно людей, которых природа предписала нам любить больше всего на свете, и что чем неразрывнее она связывает нас с данным предметом, тем настоятельнее она в то же время приказывает нам от него отдалиться. Несуразность этих противоречий очевидна: только самые дикие и одурманенные предрассудками народы способны принять их на веру. Проповедуемая мною общность владения женщинами с необходимостью предполагает инцест, впрочем, столь мелкое и мнимое правонарушение явно не стоит того, чтобы далее заострять на нем внимание.
Перейдем к изнасилованию; среди прочих распутных извращений, оно, на первый взгляд, выделяется четко выраженным нанесением ущерба и, похоже, на самом деле вредоносно. Однако при ближайшем рассмотрении выясняется: изнасилование – действие довольно нечастое и труднодоказуемое, оно наносит ближнему ущерб меньший, нежели воровство, ибо в результате воровства собственность захватывается, а в результате изнасилования – лишь приводится в негодность. Что возразите вы насильнику, уверяющему, что совершенное им злодеяние незначительно – он всего только поторопился с приведением предмета в состояние, которое чуть позднее приобрел бы тот же предмет при вступлении в брак или в любовную связь?
Теперь еще об одном преступлении, называемом содомия, – предававшиеся ей города некогда были испепелены огнем, посланным с неба. В чем, собственно, чудовищность этого действия, если даже самое жестокое наказание за него признается чересчур мягким? С большим прискорбием вынужден попрекнуть наших предков в совершении множества убийств, явившихся результатом несправедливых судебных решений, осуждающих содомию. Какое варварство приговаривать к смертной казни несчастного, чье преступление сводится лишь к отличию его вкусов от ваших! Дрожь пробирает от мысли: менее чем сорок лет назад наши законодатели еще придерживались этого бреда. Успокойтесь, сограждане, к подобной дикости нет возврата – благоразумие сегодняшних государственных мужей тому порукой. Отныне мы просвещены об этой слабости, присущей некоторой части мужчин, и понимаем, что не стоит расценивать ее как преступную: природа не придает особой ценности жидкости, проистекающей из наших чресл, и вряд ли разгневается, если мы направим означенную жидкость в любое удобное для нас русло.
О каком же преступном умысле идет речь? Безусловно, не о вторжении в то или иное отверстие, иначе напрашивается вывод о неравноценности различных частей тела и их делении на чистые и нечистые; трудно предположить, что кто-то выскажет подобные нелепицы, остается единственный преступный умысел – сознательная потеря семени. Итак, ответьте: правда ли, что семя это столь бесценно в глазах природы, что утрата его равнозначна преступлению? Будь это так, разве потворствовала бы она ежедневным потерям семени? Разве не с ее согласия происходит растрата семени во время сновидений или при половом акте с беременной женщиной? Бессмысленно предполагать, что природа не позаботилась о том, чтобы отнять у нас всякую возможность совершать преступления, способные нанести ей реальный урон. Неужели природа разрешила бы смертным отказаться от удовольствий, сделав их тем самым сильнее себя самой? Невероятно, в какую пропасть абсурда низвергаются те, кто презревает светильник разума! Уясним же наконец истины ясные и простые: женщиной дозволено наслаждаться любым способом, и совершенно безразлично, девочек ли, мальчиков ли мы избираем для забав – неизменно лишь одно: все наши склонности заложены в нас природой, а она достаточно мудра и последовательна, чтобы не снабжать нас тем, что в силах ей навредить.
Содомия – следствие определенного телосложения, и нам не дано его изменить. Склонность эта проявляется с нежнейшего возраста, от нее не избавляются никогда. Не менее естественной представляется и содомия, являющаяся плодом пресыщения. Словом, во всех своих ипостасях содомия выступает как творение природы, а значит, заслуживает того, чтобы с ней считались. Если кому-нибудь удастся собрать точные данные, доказывающие, насколько содомия предпочтительнее обычных склонностей, насколько удовольствие от нее острее, насколько число ее сторонников превышает число противников, то для всех станет совершенно очевидным: порок этот, ничуть не оскорбляя природу, напротив, служит ее целям – природа куда менее печется о потомстве, нежели мы, по неразумию своему, привыкли полагать. Взгляните на мир вокруг – в скольких странах презирают женщин! У некоторых народов женщинами пользуются исключительно для продолжения рода. Республиканский режим располагает мужчин к совместному проживанию, способствуя распространению этого порока, что, впрочем, не представляет никакой опасности. Иначе греческие законодатели не допускали бы подобных вольностей в своей республике. Они не считали мужеложство предосудительным, даже напротив, полагали его необходимым для народа-воителя. Плутарх с воодушевлением описывает фалангу, состоящую из возлюбленных и их любимых, эти юноши долго держали оборону, защищая свободу Древней Греции. Подобные привычки царят в объединениях братьев по оружию, укрепляя боевые связи; такой склонности предаются виднейшие деятели различных эпох. При открытии Америки тотчас обнаружилось: весь континент заселен людьми, приверженными к этому вкусу. В Луизиане у иллинойцев проживают индейцы, которые наряжаются в женскую одежду и торгуют собой, как куртизанки. Негры из Бенгелы открыто содержат мужчин; почти все серали Алжира и в наши дни переполнены мальчиками. В Фивах не просто терпимо относились к любви с юношами, но даже обязывали ею заниматься; херонейский философ предписывал ее для смягчения нравов молодых людей.
Известно, как широко распространена была содомия в Риме, проституцией занимались прямо в общественных местах: юноши – в одежде девушек, девушки – в мужской одежде. Марциал, Катулл, Тибулл, Гораций и Вергилий в своих посланиях обращались к мужчинам как к любовницам; почитайте Плутарха, уверявшего, что истинную любовь внушают только юноши и такое чувство не имеет ничего общего с низменной привязанностью к женщинам. Амизийцы – народ, населявший остров Крит, – похищали мальчиков, причем с необычным церемониалом: избрав возлюбленного, похититель извещал родителей о дате, когда намеревался его увезти; если претендент в любовники мальчику не нравился, он оказывал некоторое сопротивление, в противном случае – следовал за ним, и соблазнитель, попользовавшись его услугами, сразу отсылал мальчика в семью; подобная страсть, как и страсть к женщине, быстро утоляется, переходя в пресыщение. По описанию Страбона, на этом острове серали заполнялись одними только мальчиками, и их открыто предлагали всем желающим.
И наконец еще одно авторитетное свидетельство о полезности этого порока для республики. Прислушаемся к мнению перипатетика Иеронимоса. Страсть к юношам охватила всю Грецию, писал он, придавая гражданам силу, мужество и способствуя изгнанию тиранов; заговорщики часто оказывались любовниками, они сносили любые пытки, но не выдавали своих сообщников; жертвенный патриотизм служил процветанию государства; тогда считалось, что подобные любовные связи укрепляют республику, привязанность же к недостойным созданиям – женщинам – осуждалась как слабость, присущая деспотическому режиму правления.
Педерастия характерна для воинственных народов. Цезарь описывает, с какой превеликой охотой отдавали дань этому пристрастию галлы. Войны в поддержку республики, разделяя представителей обоих полов, немало способствуют распространению этого порока, когда же полезность его для государства признается очевидной, церковь тотчас освящает его. Известно, как свято почитали римляне любовь Юпитера и Ганимеда. По уверению Секста Эмпирика, у персов эта фантазия даже вменялась в обязанность. В конце концов презренные женщины в порыве ревности начинают предлагать своим мужьям те же услуги, которые предоставляют им мальчики, однако многие из попробовавших такую замену не поддаются на обман, возвращаясь к старым привычкам.
Правда, турки, горячие приверженцы этого извращения, освященного Магометом в его Коране, придерживаются иного мнения: они считают, что юная девственница с успехом заменяет мальчика – редко кто из их девушек становится женщиной, минуя такое испытание. Сикст V и Санчес не возражают против и развратных действий такого рода. Санчес даже пытается доказать, что содомия полезна для продолжения рода, и что ребенок, произведенный после предварительного курса такой обработки, становится существенно крепче физически.