ПРОЛОГ. ПРИНЦ И ФЕЯ.
Стройная белая лань щипала траву на прогалине посреди густого березового леса. Это было прекрасное и в то же время совершенно необыкновенного вида животное: с абсолютно белой, мраморного оттенка, шкурой, без единого темного пятна, с золотистыми, а не коричневыми, как обычно, копытами. Хотя вокруг было тихо, но лань всё же была явно настороже. Она то и дело поднимала свою красивую, белую, словно выточенную искусным резчиком по слоновой кости, голову и испуганно озиралась, робко проводя своими большими чуткими ушами по воздуху. Дул легкий летний ветерок, мягко шевеливший ветви берез, и, быть может, именно он и донес до лани какие-то подозрительные запахи, так встревожившие её... Но нет, вроде бы она сочла свои тревоги напрасными и опять вернулась к своему излюбленному занятию - есть траву -, которая на этой прогалине была особенно густой и сочной.
Однако за ланью действительно кто-то наблюдал. Это был светловолосый юноша, который прятался в глубине березовой рощи и, чуть дыша, не отрывал ни на мгновение взгляда от белоснежной лесной красавицы. Он был одет в обыкновенный для тех глухих мест костюм защитного цвета: облегающие холщевые штаны, рубашку, куртку с большим капюшоном, шляпу с пером и ботфорты. Ростом он был высок, однако в сочетании с достаточно щупловатым телосложением, а также немного непропорционально длинными руками и ногами, это преимущество оборачивалось для него скорее недостатком. Во всяком случае, у многих его внешний вид вызывал улыбку: при таком телосложении он напоминал скорее пожарную каланчу, а если при этом что-то увлеченно рассказывал, махая руками, - что случалось с ним нередко - то, пожалуй, даже и ветряную мельницу. Непропорциональным был у него и нос, слишком выдающийся на его лице и чем-то напоминающий клюв какой-то птицы, и покатый лоб - такой, какой бывает обычно у людей не слишком большого ума. Впрочем, некоторые недостатки во внешности юноши с лихвой окупались всегда добродушным выражением его лица и, что самое важное, необыкновенно мечтательным и наивным, как у ребенка, взглядом больших, навыкате, и синих, как морская волна, глаз, которые в данный момент были всецело устремлены на необыкновенное животное, мирно пасущееся прямо перед ним на прогалине березового леса.
Было видно, что юноше очень хотелось посмотреть на лань поближе - он то и дело нетерпеливо переминался с ноги на ногу, кусал губы и смешно, как маленький и любопытный гусенок, вытягивал свою и без того длинную и худую шею. 'А вдруг правы россказни бывалых охотников', - думал он, - 'что белые лани с золотыми копытами - волшебные, и если их поймать, то они прямо из этих вот копыт могут выбивать монеты? И не какие-нибудь медяки, а полновесные королевские дукаты!!!' - и юноша вытер испарину, выступившую у него на лбу от возбуждения.
Нет, этот юноша, конечно же, не был корыстолюбив. Он следил за ланью отнюдь не для того, чтобы набить свои карманы дармовым золотом, что на его месте сделал бы любой другой человек. Просто юноша всю свою жизнь ждал чуда и теперь, когда он, наконец-то, оказался в буквальном смысле слова в двух шагах от него, дукаты из золотых копыт лани могли бы быть только доказательством перед другими людьми реального соприкосновения юноши с чудом, настоящим волшебством.
Одержимый этой мыслью, юноша начал подкрадываться к лани все ближе и ближе. Он осторожно передвигался по мягкому зеленому ковру, стараясь ступать только на те участки, которые особенно густо заросли травой, чтобы не издать ненароком постороннего шума. Благо, ветер усилился, и шум листвы совершенно заглушал шелест травы под его ногами. Вот он прошел от одной березы к другой, вот осторожно прокрался на цыпочках до третьей и спрятался за толстым стволом четвертой. Юноша уже мог различить цвет радужной оболочки кротких глаз лани и рассмотреть отдельные волоски на её шерсти - так близко он к ней подобрался. Но в тот момент, когда торжество юноши было почти полным, он так увлекся восторженно-детским созерцанием необычного животного, что не посмотрел под ноги и споткнулся о корень, неведомо как подвернувшийся под ногу: раздался сдавленный крик, и лань в тот же момент стремительно полетела прочь сквозь березовую чащу.
- Подожди, красавица, я не причиню тебе зла! - закричал ей вслед что было сил юноша (как будто бы она могла понимать человеческую речь!). - Мне не надо дукатов твоих, дай мне просто ещё миг полюбоваться тобой и сочинить о тебе сказку, глупышка!!! - и с этими словами он бросился за ланью в погоню.
Длинные ноги и стройное телосложение, а также молодость, помогали юноше бежать быстро. Но лань, конечно же, бежала ещё быстрее. Вскоре она скрылась из виду, но юноша был, судя по всему, опытным следопытом и лесным бродягой: он продолжал погоню, ловко отыскивая наметанным взглядом свежий след, оставленный то тут, то там на земле её копытами.
А между тем лес преображался прямо на глазах: светлые и тонкие березы и осины постепенно сменялись соснами, сосны - лиственницами и пихтами, а те, в свою очередь, елями и кедрами. Почва стала проваливаться под ногами, ласковая и густая трава пропала, а вместо неё - куда ни глянь - произрастали только мхи да хвощи. Восторженно-радостные трели певчих птиц стихли, куда-то запропастились вездесущие игривые белки и бурундуки, пропали веселые белые бабочки и деловито жужжащие работяги-шмели. В лесу стало непривычно тихо, а след лани, между тем, вел все дальше и дальше, в самую глубь темной и мрачной хвойной болотистой чащи.
И вот, наконец, наступил тот момент, когда юноша стал уставать от погони, и в его голову даже прокралась предательская мысль оставить её вовсе и пойти назад, а сказку сочинить уже на том материале, что он успел запомнить, тем более что эти странные места юноша совершенно не знал - до таких глубин леса даже он никогда ещё не добирался. Но что-то все же помешало ему сдаться, уйти. 'Создатель, ведь такое чудо как белую лань с золотыми копытами можно встретить только раз в жизни и, если я упущу её, то не прощу себе этого никогда!' - подумал юноша и эта мысль придала ему второе дыхание: он вновь припустил вперед, бесстрашно юркнув в самую чащу высоченных разлапистых елей, скрывавших своими толстыми мохнатыми ветвями солнце, отчего там даже в полдень царил вечный полумрак.
Когда глаза юноши, наконец, привыкли к темноте, он увидел какое-то белое пятно впереди. 'Неужели это моя лань?!' - подумал он, и сердце радостно запрыгало в его груди. Юноша сделал несколько осторожных шагов вперед. Белое пятно в полумраке не шевелилось. Тогда он бесшумно сделал ещё несколько шагов по толстому ковру из бурого мягкого мха, продираясь через больно оцарапавшие лицо пушистые еловые лапы. Ещё шаг, ещё... Наконец, он раздвинул очередную пару колючих ветвей и... увидел свою лань!!! 'Но что это?' - удивленно подумал юноша: лань стояла как вкопанная и не двигалась. Она беспомощно проводила ушами по сторонам и тряслась от страха, не решаясь идти ни вперед, ни назад, одновременно боясь и человека сзади, и того, что она учуяла впереди, а между тем юноша сделал ещё один шаг вперед и тут пронзительный дикий вой сотряс абсолютно дотоле безмолвный лес. Юноша от страха присел прямо на землю, а лань заметалась на месте и не знала куда бежать: видимо, она учуяла, что те, кто издавал эти страшные звуки, уже взяли их в кольцо. Это почувствовал и юноша, а потом и услышал приближение нескольких крупных зверей сразу со всех сторон: треск ломаемых ветвей, шум загребаемой мощными лапами земли, жалобное чавканье болотистой жижи. И юноша, забыв про лань, понял одно - надо спасаться! - и совершенно бессознательно сделал то единственное, что было возможно в данной ситуации для обыкновенного невооруженного и отнюдь не воинственного человека - стремительно вскарабкался по стволу ели прямо на её верхушку, тем более, что лазать по деревьям он превосходно умел с самого детства. А лань, издав жалобный гортанный звук, вдруг учуяла невидимый человеческому глазу разрыв в кольце приближавшихся волков и, бросившись в него со скоростью ветра, была такова.
На дереве юноше было явно не по себе. Ветер сильно раскачивал верхние тонкие ветви ели, на которых тот скрючился в неестественной позе, да так, что он едва удерживался от того, чтобы не упасть. Никакой гарантии, что волки удалились, не было, а потому юноша боялся слазить на землю. И, как выяснилось через некоторое время, правильно сделал, потому что три больших черных волка, величиной каждый с крупного годовалого теленка, подбежали прямо к тому дереву, на котором сидел юноша. Сердце несчастного похолодело от страха, в животе заурчало, горло пересохло, а в мышцах почувствовалась предательская слабость. Казалось, ещё чуть-чуть, и он не выдержит и отпустит против своей воли ствол ели и упадет вниз - прямо в раскрытые в голодном оскале хищные волчьи пасти. А волки, между тем, оказались весьма и весьма необычными. Юноша этот был грамотен и любознателен и книги о животных были самым любимым его чтением на досуге. Он знал о зверях и птицах все, немного знал и волках - какими они были в далеком прошлом. Но о ТАКИХ волках он отродясь не слыхал: чтоб они были черные, да ещё и размером с теленка... 'Ну уж нет - таких не бывает!!!' - отказываясь верить своим глазам, подумал юноша. И как бы в ответ на его соображения самый крупный зверь из всех трех, сидевших под елью, вдруг... заговорил (!!!) грубым лающим злобным гортанным голосом.
- Ну, ничего, сиди, сиди там, человечек, пока не созреешь, а созреешь - упадешь, от нас ведь не уйдеш-ш-ш-шь!!! - прорычал волк, не отрывая злобного голодного взгляда своих желтых с красными прожилками глаз с юноши, при этом плотоядно облизываясь.
Это было настолько неожиданным, что юноша едва сразу же не свалился с ветки от этих слов. Он задрожал от страха всем телом и крепко-накрепко обнял пахучий, облепленный бурым мхом, ствол ели и стал вспоминать все те молитвы к Создателю, которым учила его мама в детстве, ведь ничего другого ему, видимо, больше не оставалось, потому что волки явно были не настроены уходить, а, наоборот, улеглись прямо у корней ели и стали терпеливо ждать...
Минуты складывались в часы очень медленно. Молитвы скоро закончились и занять голову было совершенно нечем. От скуки и волнения юноша несколько раз чуть не заснул, но всякий раз вовремя просыпался, чудом избегая падения. А солнце, между тем, постепенно все дальше и дальше заходило за горизонт, тени становились все длиннее и длиннее, и вскоре юноша уже ничего не видел вокруг, кроме каких-то размытых пятен, шевелящихся вокруг - ветвей деревьев, чьи контуры расплывались в темноте, а также трех черных пятен там, внизу, под которыми юноша узнавал тех самых зловещих волков. Ночь была в этом месте особенно жуткой: здесь не были слышны обычные для такого времени суток трели цикад, сверчков, пение ночных птиц; стояла мертвая, гнетущая, замогильная тишина, которую нарушал лишь тихий зловещий скрип ветвей на ветру да приглушенный хриплый говор среди чудовищных волков, рядивших между собой, кто какую часть тела юноши получит на ужин при дележе добычи. От этого страшного разговора у юноши, конечно же, не прибавилось хорошего настроения, наоборот, его всего прошиб холодный пот и поджилки предательски затряслись, отчего он ещё крепче обхватил толстый ствол ели, как будто бы только она могла его уберечь от ужасной кончины, казалось, уготованной ему самой судьбой. Забылась лань, забылась сказка, таверна, а в груди осталось только одно-единственное желание - хотелось выжить, выжить любой ценой!
А между тем на темный ночной небосвод, на который уже давно высыпали звезды, вошла, как королева в зал, наполненный придворными дамами, луна, осветив все пространство своим серебристо-желтым светом, и луна была полная. Лишь только первые её лучи, пробившись каким-то чудом сквозь густые хвойные заросли, коснулись сидевших на земле волков, как произошло что-то невообразимое. Глаза юноши просто полезли на лоб от ужаса. Стоило только лунным лучам коснуться черной мохнатой шерсти этих тварей, как их спины вдруг стали изгибаться в дугу, напоминая чем-то туго натянутый лук. А потом, выгнувшись до предела, каждый из волков сделал рывок и... встал на задние лапы, оказавшись не ниже среднего человеческого роста. Морды их при попадании на них лунных лучей вдруг стали укорачиваться, волосы - редеть, хвосты исчезли, и не успел юноша и глазом моргнуть, как увидел трех огромного роста, покрытых густыми черными волосами мужиков, с длинными косматыми шевелюрами, необыкновенно мускулистых, широкоплечих, с дикими и звериными лицами, развитой челюстью, плоским покатым лбом с большими круглыми надбровными валиками, тупыми носами и сильно выпученными глазами. Самое интересное, что глаза и зубы у этих тварей совершенно при этом не изменились, даже после превращения их в 'людей': такие же огромные волчьи клыки, такие же желтые хищные холодные и голодные с красными прожилками глаза, да и когти на пальцах остались такими же.
От ужаса юноша едва держался на ветке, а вся одежда его пропиталась потом. Он скороговоркой шептал все подряд: молитвы Создателю, доставшиеся ему в наследство от благочестивой матушки, заговоры, которые он слышал у деревенских баб, и обещания самому себе больше НИКОГДА-НИКОГДА не ходить в лес и не бегать за ланями. Тем временем страшные клыкастые мужики уже хищно смотрели вверх, а самый главный из них подошел к стволу ели, на которой сидел юноша, и стал медленно, но верно подниматься, ощерив свою ужасную пасть и не спуская своего жуткого голодного взгляда со своей жертвы. Длинные кривые когти были при этом ему явно на руку - он как кошка цеплялся ими за кору дерева, отчего карабкался наверх он весьма ловко. Остальные же стояли внизу, с вожделением задрав свои головы вверх, ожидая, когда вожак сбросит им уже 'созревший плод'.
Юноша понимал, что его положение отчаянное, ведь даже то, что обычно спасает безоружных людей от волков - высокие деревья - оказалось совершенно бессильно против оборотней, но при этом он не мог предпринять ничего для своего спасения, а, наоборот, как завороженный, не отрывал взгляда остекленевших от ужаса глаз от поднимающегося по стволу чудовища. Ему казалось при этом, что он видит какой-то кошмарный сон, из тех, когда за тобой бежит кто-то страшный, а ты, прилагая всевозможные силы, убегаешь от него, а убежать все равно не можешь и топчешься на месте, а потом тебя это чудовище, в конце концов, настигает и тогда ты кричишь и просыпаешься в холодном поту. Разница состояла лишь в том, что юноша, может быть, и рад был бы проснуться и даже пару раз щипал себя за кожу рук и щек, но кошмар всё равно не проходил, наоборот, становился все более и более реальным, потому что ужасная человекообразная тварь уже почти добралась до его ступней... И тогда он закричал. Во всю силу своих легких. Что именно юноша кричал, он сам не помнил потом, но от собственного крика он почти оглох, а когда когтистая лапа схватила его за сапог и потащила вниз, то юноша судорожно дернулся и, не удержав равновесие, полетел вниз с диким криком, ломая на лету ветки, пока, наконец, с треском и грохотом не свалился прямо на землю, по счастью покрытую толстым слоем мягкого мха, ударившись при этом головой о выступ большого, выгнутого вверх как змея, елового корня. От сильного удара и ужаса он потерял сознание, обмяк и затих, но крик свое дело уже сделал.
Лишь только две темные человекообразные фигуры протянули свои когтистые лапы к упавшему, как из лесу выскочила белоснежная лань с золотыми копытами. Волколаки удивленно посмотрели на вчерашнюю беглянку: неужели это кроткое и пугливое животное способно им угрожать? Но не тут-то было! Вслед за ланью на поляну влетело другое странное существо, жужжа большими, в пол человеческого роста, прозрачными крыльями, напоминая издали рассерженную пчелу. Сначала невозможно было разобрать, что это за существо, так стремительно оно летело, но когда оно остановило, наконец, свой полет, можно было рассмотреть его так, как его увидели волколаки...
На вид это была стройная юная тонкая девушка лет 18-20, среднего роста, с длинными, ниспадающими каскадом почти до пояса золотистыми, удивительно светящимися в темноте волосами, белой, чуть розоватой, нежной как у ребенка кожей, большими ярко-голубыми, цвета горного озера, глазами и высоким умным лбом. Она была одета в короткую шелковую небесно-голубую тунику, перехваченную ремнем на поясе. На серебряной пряжке ремня были выгравированы всего две буквы - 'ПП' - с тремя коронами над ними, переплетенные между собою розами, а на голове её красовался серебряный обруч с голубым, светящимся во тьме камнем в центре; в руках её была светящаяся изнутри серебристая палочка с таким же камнем на вершине. Да, и ещё - на шее у неё висел медальон в виде трехглавого голубого цвета дракона на серебряной цепочке, а на ногах её были мягкие сандалии.