Последовал отрицательный ответ.
— Честное слово, я не могу!
— Попробуй, может понравиться.
Мари ушам своим не поверила.
— Ах, ты, мерзкий извращенец, сам его в задницу целуй, чертов идиот!
В Анри полетели разные вещи, от которых он молча уклонялся. Но когда ему по лбу чуть не прилетело сковородкой, он не выдержал.
— Сейчас я тебе помогу! — воскликнул он и кинулся к Мари. Мари, не будь дурой, взяла руки в ноги, и набрала скорость в сторону от верблюда, но споткнулась и упала. Анри подбежал к ней и ткнул носом в песок еще раз.
Мари капитулировала, надеясь на то, что от верблюда ей удалось отбежать на приличное расстояние. Она внимательно посмотрела на разозленного Анри, ухватившего ее за талию и пытавшегося вернуть ее к животному, вцепилась ему в шею и сказала:
— Знаешь, я нашла выход, — отчаянно заявила она и припала к губам Анри, не ожидавшего такого коварного нападения. Тот ошеломленно уставился на Мари, пытаясь уловить логику.
— После того, что ты мне сделал, мне куда противнее твоя рожа, чем верблюжья задница, — зашипела разозленная Мари, не дождавшаяся нужной реакции. После этого она выхватила тарелку с едой, приготовленной Анри, и села в сторонке от него и верблюда. Ее спутнику ничего не оставалось делать, как порыться в мешке в поисках сухого пайка.
Этот инцидент был последний из их совместного путешествия, так как Мари больше не проронила ни слова и добравшись до Каира, бросилась в посольство. В скором времени ее ждал Париж.
========== 5. Таланты и их поклонники ==========
Мари считала своим священным долгом разобраться с так называемыми друзьями, но они предусмотрительно куда-то исчезли. Когда она зашла к себе домой, причина их исчезновения стала ей понятна — беспорядок был такой, что первой мыслью было — не ошиблась ли она адресом? Еще раз взглянув на табличку дома, она сожалением констатировала, что ошибки быть не может — это действительно ее обиталище.
Помещения имели такой вид, словно там бушевал смерч, ко всему прочему, из этого бедлама сбежала кошка Мари. Те, кто видели ее потом, говорили, что бедное животное сошло с ума и поселилось в сумасшедшем доме. Но соседка Мари, мадам Матильда, которая помогала по хозяйству, сказала, что несчастная Коти сделал правильный выбор — там поспокойнее будет.
Мари уже две недели делала уборку, точнее сказать — ремонт с помощью мадам Матильды, и еле привела в порядок свой дом. Мадам Матильда считала, что без Мари этот процесс намного сократился бы, так как девушка постоянно пребывала в состоянии прострации, и каждый раз, оглянувшись вокруг, спрашивала: «где я?»
Раньше Мари любила прогуляться, но после длительной прогулки по пустыне, эта любовь пропала как-то сама по себе. А вместо вечерних прогулок осталась пустота, которую, к тому же не могла заполнить даже кошка, сбежавшая в сумасшедший дом. Оставалось только сидеть и растить в себе чувство обиды на свою неразделенную любовь, разрабатывать планы мести неверным друзьям и безумно скучать.
Когда в очередной раз зазвонил телефон и она, радостно подскочив, с разочарованием узнала, что кто-то ошибся номером, когда налила по старой привычке молока в кошачью мисочку, когда мадам Матильда пришла и сказала, что Мари нужно показаться специалисту, желательно из заведения, куда ушла жить Коти, иначе она вызовет пожарных и полицию, Мари решила, что ей необходимо что-то сделать, и не обязательно в компании пожарных и полиции.
Она одела свое лучшее платье цвета линяющего динозавра (хоть наука еще не доказала, что динозавры меняли кожу), туфли на высоченных каблуках и мамину цепочку с кулончиком в виде.. никто не знал, что имел ввиду ювелир, создавая это украшение.
Почувствовав себя на высоте, в прямом и переносном смысле слова, Мари воспряла духом и отправилась в одно из мест, где частенько собирались ее собратья по творчеству, точно такие же неудачники как она, по выражению мадам Матильды.
Пройдясь по галерее, Мари с удивлением и разочарованием обнаружила: то, что ей нравилось раньше, как-то поблекло и выгорело, оказалось плоским и скучным. Но привычный круг людей, их извечные темы: «не поняли, не оценили», заставил ее почувствовать себя лучше. Она сначала с опаской, а потом с удовольствием взглянула на новые шедевры, и скоро включилась в горячую дискуссию об их достоинствах (о недостатках разговаривать было бы бессмысленно, замечаний и критики те не слышали, как и сама Мари). Она даже завела разговор с парочкой незнакомых художников о своей новой работе (на самом деле — брошенной, отряхнутой от пыли и притащенной с собой только для того, чтоб не прийти с пустыми руками). Постепенно вокруг нее образовался немалый кружок, привлеченных необычным замыслом наброска (или длинной коротенького платья вызывающей расцветки).
Эта, в основном, мужская аудитория одобрительными возгласами поощряла Мари, и та с вдохновением начала заливать о новом направлении в искусстве:
— Обыватели видят этот мир не таким, каким он есть на самом деле, они не догадываются и не хотят понимать, что только в наших работах он обретает свое подлинное лицо. Наша сверхзадача — раскрыть им глаза, чтоб они проснулись наконец и узрели настоящую красоту – ту, которая подвластна нам, представителям искусства.
— А они нас не побьют? Вот меня на днях помидоркой угостили, всю футболку испачкали, — пожаловался совсем юный художник. — Но картину я спас!
— Что вы, никто не устоит перед прекрасным… — Мари мысленно вздохнула, юный талант, чудесно владевший и кистью, и цветом, обожал рисовать холодящую кровь расчлененку. — Ваши картины пробудят их обязательно! Вы так мужественно поступили, мы гордимся вами!
Мужественное дарование льнуло к Мари, пытаясь облапит ее за попу, и она уже не знала куда деваться — этот знакомый был еще и сыном гимназической подруги мадам Матильды.
Мадам не раз сокрушалась, что именно Мари сбила бедняжку с пути истинного, а мама так хотела видеть его солистом балета! Но дитя однажды обратило взор на картину Мари и пропало. «Ему было три года!» — спорила девушка, — и я не рисую отрезанных конечностей!». «Вы, мадемуазель, навсегда покалечили детскую психику!» — ворчала Матильда. При этом она снисходительно прощала малолетнему чудовищу то, что он волочится за всем, что носит юбку, и подглядывал за ней в душе. «Шалунишка, что б его… Если бы не этот чудный багровый!» — в сердцах говорила про себя Мари.
«Впрочем я, видимо, многое пропустила! Когда это он отрастил такие длинные лапки!»
Лапки нежно обнимали Мари за филей и не собирались отлипать.
— Мадемуазель, я не согласен с вами в одном вопросе. Не могли бы мы обсудить его в спокойной обстановке?
В один момент Мари была выдернута из цепких объятий. Толпа обожателей ее таланта недовольно взроптала, но увидев нового фигуранта, как-то незаметно рассосалась.
========== 6. Месть и печалька ==========
— Что вы себе позволяете?! — начало было возмущаться Мари, но замолкла — похитителем оказался ее пустынный знакомец.
Он бережно и не спеша, чтобы не привлекать лишнего внимания (зря, между прочим, старался!) прогулочным шагом вывел Мари под сень деревьев, в небольшой скверик возле галереи, и уже там не церемонясь совсем не бережно кинул ее на скамейку.
— Что <i>вы</i> себе позволяете? — зашипел он, уставившись на Мари как на мерзкое членистоногое, ядовитое к тому же.
Мари, кроме злосчастного поцелуя, никаких злоупотреблений не припомнила, продолжая таращится с открытым ртом на свой разъяренный предмет обожания.
До молодого человека дошло, что пробуждения совести, сознания и интеллекта можно ждать до скончания века, а друзья-художники понемногу уже начали подтягиваться, чтоб насытиться отголосками любовной, как им хотелось драмы, из первых рядов, прошептав «тупая блондинка» упал рядом на скамейку и устало спросил:
— Что вы наговорили в консульстве?
— А? — очнулась Мари, пытаясь взять себя в руки, что было неимоверно трудно, когда любовь ее жизни сидела так близко и обдавала своим дыханием ее лицо. — Консульстве? …
И тут перед ней встала картина: суровые работники учреждения допрашивают, как она оказалась в другой стране без документов. Сразу вспомнилось и то, что она им ответила.
— Вы меня похитили! Вот, что я сказала! — обрадовано сказала она, удовлетворяя «любопытство» любимого.
Тот, схватился за голову.
— Я не похищал вас! Когда мне вручили обдолбаную девицу, попросив за ней приглянуть, я и подумать не мог, что окажусь в полиции, где меня будут обвинять в похищении человека!
— Я не была обдолбанная! — закричала Мари. Собратья художники сочувственно вздохнули на заднем плане, сие состояние им было не чуждо, как и его последствия.
— Тише, сумасшедшая! Вы хотите, чтобы меня забрали снова, когда я только что вышел под залог?
— Это почему же?
— Мне нельзя к вам приближаться, иначе меня снова могут арестовать, этого потребовал ваш адвокат.
— Мой адвокат? — удивленно спросила Мари, потом вспомнила, что когда она бродила привидением посреди разгромленной квартиры, приходил ее поверенный и что-то спрашивал, а она невпопад отвечала «да, нет, конечно….»
— О, я сожалею, но вы действительно меня похитили! — начала оправдываться она. — Возможно… Это мои друзья, они… О, Боже, — до Мари начал доходить трагикомизм ситуации: пока она мечтала отмстить, месть уже свершилась. «И никакого удовольствия!» — констатировала она.
— Вы хоть газеты читали? — продолжал возмущаться Анри.
— Какие газеты?
Анри поднялся, считая разговор законченным, а продолжение общения — бесполезным.
— Я все исправлю! — закричала вслед Мари, но он ушел, не оборачиваясь.
Она продолжала сидеть на скамейке, и только когда к ней подошел малыш Жерар, чтоб отвести домой и сдать в руки мадам Матильде, очнулась от невеселых дум.
«Ты не печалься, с кем не бывает!» — шепнул он на прощанье и попытался сорвать поцелуйчик, но мадам Матильда, некстати вышедшая на трель звонка, хлопнула его полотенцем.
Добрые намерения Мари реабилитировать Анри перед общественностью убил на корню звонок адвоката.
На правах члена семьи, тот сразу начал орать в трубку о безответственной и безмозглой курице, которая не видит дальше своего носа. Оказалось, со счетов Мари испарилась значительная сумма, и, увы, виновата в этом была она одна, оставив коды в квартире записанными на виду в телефонной книжке. Все хотела их запомнить, но как-то это как раз и забыла сделать. Мари сложила вместе свое похищение и разгром в квартире и выдала свою версию, которая сразу была взята в оборот ушлым юристом.
Как это просочилось в прессу, Бог знает, и, конечно, мадам Матильда, любящая подслушивать все разговоры Мари.
Денежная компенсация поступила немедленно и восполнила дыру в бюджете. Однако Мари беспокоили масштабы бедствия, которое свалилось на ее похитителей. Вопреки обещаниям адвоката никому не сообщать о краже, целый месяц газеты перемывали им косточки, и Мари начала опасаться, что с ее косточками тоже может что-нибудь случиться.
Душу терзали обвинения Анри, как ей казалось, абсолютно незаслуженные. Еще в ту ночь, когда она поняла, что ее чувства не взаимны, Мари приняла решение начать новую жизнь, где ее несомненно догонят заслуженные любовь и счастье. В свете же последних событий, новую жизнь следовало начинать еще и подальше от Парижа.
Мари перебрала в уме кучу возможных мест, где бы она могла начать все заново и погрузиться в счастливые эмоции и живопись, и остановилась на варианте тети Энн в Испании: достаточно далеко от милых друзей, с прекрасными пейзажами и, главное, новыми впечатлениями. Тем более у Энн она никогда не была. Когда-то мадемуазель Энн соблазнилась замечательно черными усами синьора Хосе и тот ловко увел ее из-под носа у дяди Мари. Этот Хосе еще много чего делал под носом уже у тетушки Энн, но ее трудно было чем-то смутить.
Тетя Энн давно звала Мари в гости, чтобы та положительно повлияла на дядю Хосе, например, нарисовала бы его портрет. Тогда бы он наверняка понял, что его наружность далеко не донжуановская, но Мари беспокоилась за душевное равновесие дядюшки. Да, и у Мари случались минуты сомнения относительно своей гениальности Особенно, после того как один из критиков, просмотрев серию ее набросков переквалифицировался в судмедэксперта, в надежде, что когда-нибудь ему попадется труп Мари. Поскольку его пожелание могло исполниться в ближайшее время, Мари уже не казалось такой плохой идей навестить тетушку. Тем более у дяди в его семьдесят лет сильно испортилось зрение.
Мари начала готовиться к отъезду: упаковала чемоданы, навестила Коти и договорилась, что ее почту будут пересылать по адресу: Северно-Ледовитый океан, Мари.
К дому подъехала машина и она схватилась за чемоданы, в следующий момент их уронила и растерянно села сверху: вместо таксиста в дверях стоял Анри. И снова его лицо не отображало никаких добрых намерений по отношению к Мари, но она постаралась исправить ситуацию и тепло встретить гостя:
— О, какая приятная неожиданность! — завопила она.
Анри издал неопределенное «хм».
— Я могу угостить вас кофе? — миролюбиво спросила Мари.
Анри издал неопределенное «хм».
— Попьем кофейку, сядем на дорожку! — предложила она. - Ой, извините, вы наверное только, что вышли? — догадалось Мари, дождавшись вместо уже почти полюбившегося «хм» злобное рычание, и продолжив уже несколько неуверенно. — Из тюрьмы?
— Вот именно, — сказал Анри и направился к Мари.
Мари начал потихоньку доставать телефон, но Анри предусмотрительно опередил ее и телефончик брызнул осколками по каменной плитке.