Все в квартире было стареньким - диван, книжные полки, сплошь заваленные нестоящими книгами и вовсе макулатурой в виде трех или четырех разнотипных изданий Макаренко.
Генка снял в прихожей кроссовки, не совсем смело вошел в комнату и сел в потертое до полной потери первоначального цвета кожаное кресло. Он молчал, а Варанов смотрел в потолок.
- Что такой мрачный, проигрался? - неожиданно спросил сосед. Варанов молчал. - Проигрался, спрашиваю? - повторил вопрос Генка и добавил:
- А что это у тебя щека расцарапана?
У Баранова все похолодело внутри, но он медленно перевернулся на диване на живот так, чтобы не было видно царапину. Генка снова помолчал. Он или сочувствовал, или делал вид, что сочувствует.
- У тебя деньги есть? - неожиданно спросил Варанов.
Генка расслабленно улыбнулся:
- Ну есть.
- Пива сходи купи...
Когда Генка ушел, Варанов бросился к зеркалу.
Так и есть - два следа от ногтей. Неужели он убил Огородникову? Варанов ясно помнил, что общался только с одной - старообразной Васильевой Тасей, именно ей покупал фрукты, обнимался, кажется, даже целовался, но вот чтобы с Огородниковой... Нет, не может быть.
Варанов поискал новое лезвие, побрился и удовлетворенно посмотрел на себя в зеркало. Лицо от одеколона стало свежим, порозовело, но следы от ногтей стали заметнее.
"Скажу, что бритвой порезался", - решил он.
Минут через десять Генка принес четыре бутылки "Старого мельника".
- Можно, я закурю?.. - несмело спросил он. На столе, покрытом тяжелой бархатной скатертью, стояла фарфоровая пепельница, наполненная окурками.
- Кури, - пробормотал Варанов, а сам сковырнул при помощи другой бутылки пробку и начал жадно пить.
- Отходняк, да?
Игнатий лежал, ни о чем не думая, и, наверное, не будь у него в квартире Генки, уснул бы. Но то, что рядом находился человек, успокаивало. После вчерашнего, а особенно после утрешнего очень хотелось, чтобы поблизости кто-нибудь был.
- Генка, - наконец произнес Варанов. - Ты меня извини, но мне так хреново, что говорить тяжело, понимаешь?
Парень смущенно улыбался.
- Ты еще молод, поймешь потом. Знаешь, меня турнули из милиции, и сейчас я, сам видишь, игрок, профессиональный игрок, без гроша в кармане, одолжил у тебя на пиво. А тебе мать дала, должно быть, на школьный обед...
- Да нет, - смутился Генка, - у меня свои деньги...
- Ладно, я не об этом, - размахивая бутылкой с пивом, Игнатий начал разглагольствовать.
Ему нравилась сама возможность высказаться перед кем-либо, чтобы успокоиться самому. - Так вот, перед тобой, Геннадий, классическое утро игрока: лежит в постели и у него хлещет прямо через край поток сознания... Ты знаешь, что такое поток сознания?
- Ну, представляю, в литературе что-то там такое...
- Так вот, поток сознания: что я делаю, как я живу, зачем вчера напился, почему живу в одиночестве? И так беспрерывно, под пиво, с сигаретой... - Варанов махнул рукой. - Дай закурить.
Ого, какие ты куришь! "Parlament"!
- Да они дешевые... Это контрабандные...
- Какая разница, уже шикаришь... Дальше... Как ты считаешь, я умен?
Парень замялся с ответом.
- Так вот, Гена, скажу тебе, я умен, и умен чертовски. Но у меня положение не имеющего своей ниши человека. Бомбы раскурочивать мне не доверили, и я человек, который ушел от прошлого, а к настоящему не пришел. Лишился работы, но обучился искусству игры на игральных автоматах. Имея аналитически развитой ум, я квалифицирую собственное состояние как болезнь, духовное падение, игорную страсть. Понимаешь ли ты меня?
- Дядя Игнат...
- Не называй меня больше дядей... Если хочешь, зови Игнатием... Ты уже взрослый, понимаешь... Тебе уже семнадцать...
- Нет еще...
- Неважно, ты выглядишь на все двадцать...
Так вот, мозг у меня силен, как компьютер, но сердце и душа пытаются противиться пагубной страсти. Анализируя эту страсть, я понимаю, что счастье не в деньгах. Только вот зачем вчера я засунул туда эту птицу?
- Какую птицу?
- Никакую, - поспешно ответил Варанов.
Генка подозрительно посмотрел на него и спросил:
- Ты, Игнатий, был счастлив, когда командовал саперным отрядом? И вообще, что такое счастье?
- Что такое? - Варанов открыл другую бутылку пива. - Я ставлю перед собой этот вопрос уже второй год, интуитивно понимая, что страсть к игре рождается не изнутри, а приносится внешней силой... Есть дьявол, и этот дьявол искушает меня.
Словно ты держишь гранату без чеки и тебе хочется просто выронить ее, а не отбросить подальше...
- Дьявол? - улыбнулся Генка.
- Да, в старину это так и назвали бы...
Наступила тишина.
- Игнатий, расскажи мне, как вчера тебе игралось... - попросил Генка.
- Варанов долго молчал, затем начал рассказывать:
- Вчера я, как обычно, пошел в казино. Но я не о себе расскажу, о другом человеке. Он привлек мое внимание тем, что очень уж суетился, нервничал, перебегал от одного рулеточного стола к другому и везде отчаянно проигрывал. Карманы сиреневого пиджака у него были туго набиты жетонами. Когда он их доставал, чтобы сделать ставку, пластмассовые фишки рассыпались на ковер, и, собирая их, он нервничал еще больше. Не знаю почему, но после его очередного проигрыша я шепнул ему: "Ставь на семерку!" Он послушался и выиграл. Когда крупье снова запустил шарик в диск дьявольской машины, в глазах моего неожиданного подопечного горел адским пламенем вопрос - на какой номер ставить.
И я снова шепнул ему наобум: "Девять!" - и выигрыш опять пал на эту цифру... Но в третий раз, увы, угадать не удалось. Мой игрок аж топнул от неудачи ногой.
- Проиграл? - удивился Генка.
- Да, Гена. И чуть не заплакал. Пора, мол, с этим кончать! Разорюсь! Пришлось посочувствовать. Он работает там управляющим и пристрастился к рулетке совсем недавно, но уже просадил столько капусты, что мог бы купить себе бронированный лимузин.
- А зачем ему бронированный лимузин? Кроме того, насколько мне известно, работникам казино не разрешается играть...
- В том-то и дело, - вздохнул Варанов, - что не разрешается. Потом, за стойкой бара, он чистосердечно рассказывал об этом обрушившемся на него наваждении.
- Это у него страсть такая? - глаза у Генки заблестели.
- Да, Геннадий. Нечто вроде болезни. Рассказал, что однажды в Москве случайно с компанией подвыпивших приятелей посетил казино. И в тот вечер крупно выиграл. С того и пошло-поехало.
Проигрыши катили океанскими валами. Сначала думал: только бы отыграться, вернуть свое - и с концами! Но втянулся - и погиб...
- Погиб? - в глазах у Генки была тревога. - Из-за денег? Но он же управляющий...
Варанов посмотрел на третью бутылку пива и с отвращением поморщился.
- Значит, Геннадий, дело не в деньгах. Он и стал управляющим казино, чтобы и деньги иметь и играть можно было. Тут страсть, понимаешь, страсть...
- Может, ему нужно было очень много денег...
- А кому они не нужны? Вот тебе, например, нужны?
Генка покраснел.
- Я понимаю, что у тебя нет отца, что мать-пенсионерка вынуждена подрабатывать. Так вот, сколько тебе нужно денег, чтобы ты себя нормально чувствовал?
В это время дверная ручка задергалась, и женский голос произнес:
- Геночка?!
Варанов вскочил и приложил палец к губам.
- Гена! - громче и настойчивее звал женский голос.
- Иди, - шепнул Варанов, - не впускай свою мать сюда, я не хочу, чтобы она видела, что здесь творится... - Игнатий обвел рукой комнату.
- Сейчас, мам, - отозвался Гена из прихожей, надевая кроссовки.
Варанов поманил пальцем парня, завлек его в кухню и спросил:
- Ты можешь одолжить мне хоть полтинник...
Я вечером верну... Только поздно вечером... Зайдешь ко мне часов в одиннадцать?!
Парень пошарил по карманам, вывернул их и наскреб всего двадцать рублей.
Когда он вышел, Варанов подумал: "Почему же покраснел Генка, когда я его спросил о деньгах?
Может, у него тоже какая-то постыдная страсть, которую он не может реализовать, не имея достаточно денег?"
Половину оставшегося дня и вечер Варанов провалялся на диване, а ночью спал, просыпаясь от мучившего его кошмара: задушенная Огородникова подмигивает ему, пытается подняться, он бросается ей на помощь, поднимает ее, а черная птица неожиданно выпадает изо рта девушки, вцепляется ему в волосы и душит огромными крыльями...
Глава 14
После выезда в казино и опроса свидетелей на месте майор Леонов просидел в своем кабинете до поздней ночи. Нужно было привести в порядок бумаги, подшить протоколы допроса, а кроме того, майор решил послать запрос по Московской области на предмет обнаружения похожих убийств. В том, что такая мера хоть что-нибудь даст, он очень сильно сомневался, но делать нужно было хоть что-нибудь.
А около девяти вечера позвонил начальник ГУВД полковник Уточкин. Леонов с точностью до каждого слова мог предсказать, что будет говорить ему полковник. Так и случилось: начальство интересовалось, что на данный момент сделано для того, чтобы найти убийцу. Леонов так же дежурно отчитался. А вот продолжение разговора оказалось для майора полнейшим сюрпризом.
- Сергей, а не хочешь ли ты вспомнить молодость и съездить в Таджикистан? А то тут у нас областное управление людей просит. А конкретно - тебя.
- Нет.
- Почему? Ты же в "Святогоре" служил.
В самый раз кости размять. Да и дело плевое - приконвоировать какого-то наркодельца в Москву. Командировочные неплохие. Зарплату ведь не скоро выдадут...
Еще раз отказавшись, Леонов со злостью положил трубку. Он хотел было поехать домой, поскольку рабочий день давно окончился, но был вынужден после разговора с полковником остаться в своем кабинете и заняться изучением материалов дела. Ведь Уточкин мог запросто в приказном порядке послать его в чертову Азию, но если майор начнет раскручивать убийство, то поедет кто-нибудь другой.
Леонов вспомнил, что во время предварительного дознания его не покидало чувство, будто его обманывают и вместо существенных вещдоков подсовывают дохлую пичугу.
Леонов внимательно прочитал все находящиеся в папке материалы и вздохнул. Общей картины преступления не вырисовывалось. Опрошенные сотрудники избегали называть имена. Хитрые и осторожные бестии, довольные куском хлеба, который им давало казино. Да и понятно, вахтера и уборщицу не пощадят, если они сболтнут лишнее.
Все же вырисовывалось одно: последними казино покидали управляющий и его друзья, уходили еще какие-то молодые женщины, но имена их не назывались. Именно среди этих лиц мог находиться если не убийца, то тот, кто непосредственно видел убийцу или подозревает в этом кого-либо. Глупо, конечно, подозревать в убийстве какую-нибудь женщину, которая душит в женском туалете такую же развращенную девицу за пару сотен долларов. Но и деньги-то не тронули! Интересно, что покажет вскрытие и экспертиза?
Майор запаролил файл, выключил компьютер, захлопнул папку с бумагами, спрятал ее в сейф и вышел на улицу.
Был унылый вечер, на улицах города царила осенняя слякоть. Леонов влез в остывшую машину, долго прогревал ее и тихо поехал по улицам города.
В рекламных буклетах Подольск называли "одним из самых перспективных городов Подмосковья". Но для тех, кто жил всю жизнь в этом городе, эти перспективы были более чем туманны.
Многие и вовсе работали в столице, лишь там видя для себя перспективы. Благодаря последней жилищной кампании город оброс новыми многоэтажками, выросшими как грибы посреди старых районов, и новыми развлекательными заведениями. Из обыкновенного городка советской эпохи Подольск постепенно превращался в такой же городок эпохи постсоветской с одинаковыми коробками девятиэтажек, перемежающимися тихо отмирающими "хрущобами".
Конечно, не все районы страдали таким унылым однообразием. Например, неподалеку от лесопарка Дубки, на самой окраине города, примостился красивый жилой комплекс "Фетищево". Стоящие здесь шикарные дома и виллы были красивы и уютны, жильцам предлагалось пешком пройти от коттеджа до целого комплекса развлечений, вплоть до парашютного клуба "Кузнечики" или конезавода. Да вот только простым подольчанам такое жилье вряд ли пришлось бы по карману...
Именно сюда и заехал Леонов. Майора успокаивала близость леса. Но рядом мерцали десятками электрических огней миниатюрные замки, строгие коттеджи, шикарные виллы, обитателей которых Леонов не любил. Как правило, люди, имевшие средства на строительство подобных сооружений, балансировали на грани закона.
Вообще после всего того, что Сергей пережил за последние годы, он превратился в мизантропа.
Перестал верить в человечество. Сколько друзей, сколько подруг утеряно! Сергей остался в Подольске, чтобы удалиться от прошлого, но оно настигало его мучительными воспоминаниями. Может, это было из-за того, что он пошел работать в милицию? Куда же он мог еще пойти? В тир, что ли?
Иной раз майору жалко было смотреть на прохожих, снующих по улицам, прущих на красный свет светофоров. Старший следователь считал: то, что человек не останавливается на красный свет, - преступление. Такого ничто не остановит.
И где-то среди таких прохожих бродит убийца, Может, это маньяк, выискивающий очередную жертву.
"Да, надо чаще замечать опавшую листву на тротуаре, чаще вспоминать, что на дворе - прекрасная осень... Мне, "менту", просто необходимо это знать, иначе легкое отупение в конце рабочего дня может перерасти в ступор. Служба не признает суббот, воскресений или других праздников, и ты всегда должен работать, даже в собственный день рождения, особенно если кто-то решил совершить преступление именно в этот день. Ты знаешь, что твою работу крайне трудно планировать в рамках одного дня, поэтому ты научился приспосабливаться к своему рабочему времени и короткому сну. Но ты никогда не сумеешь приспособиться к изнурительному состоянию - следствию большого количества преступлений и малого времени для того, чтобы их распутать. Иногда для молодой жены и собственного ребенка ты становишься настоящей обузой, но это только потому, что ты устал. Что за жизнь! Работа, работа и ничего для души!"
Мысли унесли майора очень далеко...
***
В сочетании с изнурением скука доводит до такого состояния, что уже просто не замечаешь: пятница ли сегодня, лето или осень. Отвращение свойственно только человеческому существу. Правда, в принадлежности к этой породе некоторых работников милиции порой сомневаешься...
Ты можешь проглотить ложь, потому что тебе в той или иной форме приходится пользоваться ею каждый день, чтобы обеспечить функционирование хорошо смазанной человеческой машины и не засорять ее чрезмерно всякой правдивой чепухой.
Ты можешь понять мотивы воровства, потому что, когда был ребенком; сам слямзил карандаш у соседа по парте и присвоил забытый кем-то в саду игрушечный самолетик.
Ты даже можешь иногда понять убийцу, потому что в твоем собственном сердце есть потайной, темный уголок, где всегда живет ненависть, достаточная для того, чтобы убить.
Пожалуй, ты примешь спокойно даже случайно найденный труп - ведь смерть только часть жизни... Труп на трупе - вот что ведет сначала к отвращению, а потом к обычному отупению. Если ты уже не в состоянии отличить один труп от другого, одну кровоточащую голову от другой, как же ты собираешься найти разницу между апрелем и ноябрем?
Черт побери! Зачем же этой сволочи понадобилось так извращаться с птицей?
Леонов отчаянно поскреб затылок. Ему было тридцать семь лет. У него была добрая жена Марина и дочурка Дашка, тяжелая работа и, как ему казалось, никакого просвета впереди. "Может, и вправду Съездить в Таджикистан проветриться?" - подумал он.
***