Эллери Квин
«Шерлок Холмс против Джека Потрошителя»
Эллери начинает
Эллери размышлял.
И уже довольно долго.
Встав из-за пишущей машинки, он сложил десять впустую потраченных листов бумаги и разорвал их вдоль и поперек.
Он ухмыльнулся умолкнувшей пишущей машинке. Она осклабилась ему в ответ.
Зазвонил телефон, и он кинулся к нему, как к спасательному кругу.
— Только не рычи на меня, — сказал обиженный голос, в котором слышались страдальческие нотки. — Я отдыхаю. Как мне и приказано.
— Папа! В чем дело? Я по уши занят. Как там Бермуды?
— Солнце, синяя вода, а от этого чертова песка вообще спасу нет. Все время набивается в карманы. Я хочу домой.
— Нет, — твердо сказал Эллери. — Эта поездка стоила мне кучу денег, и я хочу, чтобы каждый цент был оправдан.
Инспектор Квин громко и красноречиво вздохнул:
— Сколько я помню, у тебя всегда были диктаторские замашки. Ты считаешь, у меня уже крыша поехала?
— Ты переработался.
— Может, все-таки уступишь? — попробовал поторговаться инспектор Квин.
— Тебе велено отдыхать и расслабляться. И забыть обо всем.
— О'кей, о'кей. Рядом с моим коттеджем идет отчаянная игра в бросание подков. Может, и мне поучаствовать…
— Так и сделай, папа. А я завтра позвоню, узнаю о результатах.
Повесив трубку, Эллери посмотрел на пишущую машинку. Проблема никуда не делась. Он встал и принялся расхаживать по комнате.
И тут ему улыбнулась удача — раздался звонок в дверь.
— Оставьте на столе! — крикнул Эллери. — И возьмите деньги.
Посетитель не подчинился. Шаги пересекли холл, и на сцене, где мучился великий человек, появилось новое действующее лицо. Эллери хмыкнул.
— Ты? А я думал, это посыльный с сандвичами.
Грант Эймс Третий, в безукоризненном костюме от братьев Брукс и с апломбом отпрыска привилегированной фамилии — отпрыска с миллионами, — направился прямиком к бару, где обменял принесенный с собой большой конверт на бутылку шотландского и стакан.
— Я тоже явился с доставкой, — сообщил Эймс. — И она, черт побери, куда важнее, чем какие-то сандвичи. — Он устроился на диване. — У тебя всегда классный скотч, Эллери.
— Рад, что он тебе нравится. Возьми бутылку с собой. Я работаю.
— А это, — сказал Грант, наливая себе виски, — просто невежливо. Когда узнаешь, с какой миссией я к тебе пришел, ты извинишься.
— Что за миссия?
— Доставка. Разве ты не расслышал?
— Доставка чего?
— Конверта. Того, что рядом с бутылкой джина.
Эллери повернулся в ту сторону. Грант его остановил:
— Я настаиваю, чтобы ты первым делом выпил, маэстро.
В дверь опять позвонили. На этот раз прибыли сандвичи. Эллери вышел в холл и вернулся с полным ртом.
— Почему бы тебе не заняться делом, Грант? Получить место на какой-нибудь фабрике мороженых продуктов своего отца. Или стать лущильщиком гороха. Да все, что угодно, только оставь меня в покое. Я же тебе сказал, что мне надо работать.
— Не уходи от темы, — сказал Грант Третий. — Кстати, нет ли у тебя кошерных маринованных огурчиков? Прямо схожу с ума по кошерным огурчикам.
Эллери вручил ему банку с огурчиками и рухнул в кресло:
— Ладно, черт бы тебя побрал! Покончим с этим. Выкладывай, что там у тебя.
— Репетировали. Вчера днем в Вестчестере. Я присутствовал.
— Могу себе представить, — сказал Эллери, не скрывая зависти.
— Поплавали. Немного поиграли в теннис. На сцену почти не выходили.
— У многих есть дурная привычка работать по выходным дням.
— Твои глупости не заставят меня испытывать чувство вины, — сказал плейбой. — Я оказал тебе услугу. Конверт, полученный таинственным образом, я доставил прямо к твоим дверям. Как и было указано.
— Кем указано? — Пока Эллери так и не глянул на конверт.
— Представления не имею. Когда собрался уезжать, обнаружил его на сиденье моего «яга». Кто-то написал на конверте: «Прошу передать Эллери Квину». Предполагаю, этот кто-то испытывает к тебе такое трепетное уважение, что не смеет претендовать на личную встречу. И, кроме того, знает о нашей бессмертной дружбе.
— Чушь какая-то. Слушай, Грант, а не ты ли сам все это выдумал? Будь я проклят, если в такое время возьмусь играть с тобой в эти игры. Крайний срок буквально дышит мне в затылок. Иди лучше дурачить своих подружек?
— Вот он, этот конверт.
Грант упругим спортивным движением поднялся, взял конверт и вернулся на место.
— Прошу. Передан как полагается. Из рук в руки. Делай с ним что захочешь.
— А что, по-твоему, я должен с ним делать? — мрачно спросил Эллери.
— Понятия не имею. Это манускрипт. То есть от руки. Похоже, довольно старый. Думаю, тебе стоит прочесть.
— Значит, ты уже заглядывал?
— Счел это своей обязанностью. Может, бумага пропитана ядом. Может, там даже порнография. А ты такой брезгливый, старина. Я должен был лично все проверить.
С невольным любопытством Эллери присмотрелся к надписи на конверте.
— Почерк женский.
— Тем не менее я счел содержание вполне невинным, — продолжил Грант, нежно поглаживая свой стакан. — Невинным, но любопытным.
— Конверт стандартный, — пробормотал Эллери. — Рассчитан на объем от восьми с половиной до одиннадцати листов.
— Ей-богу, Эллери, у тебя душа бухгалтера. Почему бы тебе не вскрыть его?
Эллери отклеил клапан конверта и извлек блокнот в картонной обложке, на которой большими старомодными буквами было напечатано слово «Дневник».
— М-да, — сказал он. — Вид в самом деле почтенный.
Грант хитро посмеивался, наблюдая за Эллери — как он открывает блокнот, небрежно просматривает первые строчки, вытаращивает глаза и начинает глотать страницу за страницей. Эллери вынырнул из «Дневника» с очумелым видом:
— Да это же описание одного из приключений Шерлока Холмса. Рука доктора Ватсона!
— Ты думаешь, рукопись аутентична?
У Эллери блеснули глаза.
— Ты же говоришь, что читал ее.
— Не мог устоять перед искушением.
— Но стиль Ватсона тебе знаком?
— Мне-то? — сказал Грант, любуясь игрой света в своем стакане. — Мне, поклоннику Шерлока Холмса, Эла Квина и Эдди По? Да, и я бы сказал, что рукопись подлинная.
— Ты слишком легко признал ее подлинность, друг мой. — Эллери с сомнением посмотрел на пишущую машинку: кажется, она была уже где-то далеко.
— А я-то думал, что ты придешь в восторг.
— Приду, если выяснится, что она подлинная. Но неизвестная история Холмса! — Эллери пролистал страницы. — И более того, по внешнему виду смахивает на роман. Пропавший роман! — Он покачал головой.
— Не можешь поверить.
— Я перестал верить в Санта-Клауса в трехлетнем возрасте, Грант. А ты родился на руках у Санта-Клауса.
— Значит, ты считаешь, что это подделка.
— Пока еще я ничего не считаю. Но тут астрономическое количество сомнений.
— Зачем кому-то все эти хлопоты?
— А зачем люди лезут в горы? Черт их разберет.
— Ну хотя бы первую главу ты же можешь прочитать?
— Грант, у меня нет времени!
— Даже на новый роман о Шерлоке Холмсе? Я тихонечко посижу здесь с твоим виски и подожду. — Он удобно расположился на диване и закинул ногу на ногу.
— Чтоб ты провалился. — Эллери долго пялился пустым взглядом на обложку блокнота. Потом вздохнул, разительно напомнив отца, и принялся за чтение.
Из «Дневника» Джона Ватсона, д-ра мед
Глава 1
ХИРУРГИЧЕСКИЙ НАБОР
— Вы совершенно правы, Ватсон. Очень может быть, что Потрошитель и женщина.
Стояло зябкое утро осени 1888 года. Я уже расстался со своей постоянной резиденцией на Бейкер-стрит, 221В. Женившись, я тем самым взял на себя ответственность за благополучие жены — весьма приятную ответственность — и вернулся к медицинской практике. Так что близкие отношения с моим другом Шерлоком Холмсом теперь приобрели характер случайных встреч.
Холмс, обращаясь к моим услугам как помощника и доверенного лица, именовал это «злоупотреблением моей любезностью». «Вы умеете так терпеливо слушать, друг мой», — говаривал он, начиная с преамбулы, которая всегда доставляла мне удовольствие, ибо она означала, что мне опять будет предоставлена привилегия делить с моим другом опасности и радости очередного дела. Так что нить моей дружбы с великим детективом оставалась в сохранности.
Моя жена проявляла тончайшее понимание ситуации. Те, кто следили за моими скромными отчетами о детективных историях мистера Шерлока Холмса, помнят ее как Мэри Мортон, с которой судьба свела меня, когда я вместе с Холмсом занимался делом, названным мною «Знак четырех». Мало кто из мужчин может похвастаться такой преданностью, которой она одарила меня.
Немало было вечеров, когда Мэри терпеливо предоставляла мне заниматься своими делами, и я просматривал свои заметки о старых делах Холмса.
Как-то утром за завтраком Мэри сказала:
— Пришло письмо от тети Агаты.
Я отложил газету:
— Из Корнуолла?
— Да, от нее, бедняжки. Она осталась старой девой и ведет одинокую жизнь. А теперь доктор предписал ей не вставать с постели.
— Надеюсь, ничего серьезного.
— Во всяком случае, она об этом не упоминает. Но ей уже хорошо за семьдесят, и ни за что нельзя поручиться.
— Она что, совершенно одна?
— Нет. При ней Бет, моя старая няня, и мужчина, который заботится о доме.
— Визит любимой племянницы, конечно, даст ей куда больше, чем все лекарства на свете.
— Письмо в самом деле содержит приглашение — точнее, просьбу, — но я как-то не торопилась…
— Я думаю, тебе надо поехать, Мэри. Пара недель в Корнуолле пойдет и тебе на пользу. А то ты в последнее время бледновата.
Я говорил совершенно искренне, но на мое мнение оказали влияние и другие события, куда более мрачные. Я берусь утверждать, что в то утро 1888 года каждый мужчина, обладающий чувством ответственности, старался, если у него была такая возможность, отослать из Лондона свою жену, сестру или возлюбленную. В силу единственной, но предельно серьезной причины. По ночным улицам и темным аллеям города бродил Джек-потрошитель.
Хотя наш тихий дом в Паддингтоне был в полном смысле слова далек от Уайтчепеля, где охотился маньяк, кто мог быть спокоен за безопасность близких? Когда шла речь о деяниях этого жуткого чудовища, логика уходила на задний план.
Мэри задумчиво сложила письмо.
— Мне бы не хотелось оставлять тебя здесь одного, Джон.
— Заверяю тебя, со мной все будет в порядке.
— Но перемена пошла бы и тебе на пользу. Ты можешь на время прервать прием больных.
— Ты предлагаешь, чтобы я составил тебе компанию?
Мэри засмеялась:
— Силы небесные, конечно же нет! В Корнуолле ты взвоешь от скуки. Лучше сложи саквояж и отправляйся к своему другу Шерлоку Холмсу. Насколько я знаю, у тебя приглашение на Бейкер-стрит, не имеющее срока давности.
Боюсь, что мои возражения были довольно неубедительны, а ее предложение весьма соблазнительно. Так что, когда Мэри уехала в Корнуолл, я быстро договорился относительно практики, и мой переезд состоялся. Он устроил меня и — да позволительно будет польстить самому себе, — думаю, обрадовал также и Холмса.
Я был удивлен, с какой легкостью мы вернулись к привычной рутине. Пусть даже я понимал, что старый образ жизни меня никогда уже не будет удовлетворять, возобновившаяся близость с Холмсом была исключительно приятна. Она снова включала в себя и те ремарки Холмса, которые ставили меня в тупик.
А он меж тем говорил:
— Да-да, чудовище может оказаться женщиной, и такую возможность ни в коем случае нельзя сбрасывать со счетов.
Я снова столкнулся со старой загадкой и должен признаться, что испытал легкую досаду.
— Холмс! Ради всех святых! Я ровно ничем не давал понять, что такая мысль промелькнула у меня в голове!
Холмс улыбнулся. Его забавляла эта игра.
— Все же признайтесь, Ватсон. Была у вас такая мысль.
— Пусть так. Но…
— И вы в корне заблуждаетесь, думая, что ровно ничем не выдали направление своих мыслей.
— Но я сидел молча — фактически совершенно неподвижно! — и читал «Таймс».
— Но глаза ваши и голова вовсе не были неподвижны, Ватсон. Вы прочли, не отрываясь, броскую левую колонку, в которой содержался отчет о последних зверствах Джека-потрошителя. Затем вы, гневно нахмурясь, отвели от нее взгляд. Было ясно видно, что вами владеет мысль: как такое чудовище может безнаказанно бродить по улицам Лондона.
— Совершенно верно.
— Затем, мой дорогой друг, ваш взгляд в поисках отдохновения упал на экземпляр «Стренда», который лежал рядом с креслом. Так уж получилось, что журнал был открыт на объявлении об аукционе вечернего платья для дам. Модель демонстрирует такой туалет. Выражение вашего лица тут же изменилось: оно обрело задумчивость. К вам пришла некая идея. С тем же выражением вы подняли голову и посмотрели на портрет ее величества, висящий у камина. Через мгновение лицо ваше прояснилось, и вы кивнули своим мыслям. Идея, которая пришла к вам, устроила вас. Вот тут я и выразил согласие с ней. Потрошитель может быть и женщиной.
— Но, Холмс…
— Бросьте, Ватсон. Вы так долго не занимались писательством, что ваша проницательность несколько поблекла.
— Но когда я посмотрел на объявление в «Стренде», у меня могла возникнуть дюжина самых разных мыслей!
— Не согласен. Вы были полностью поглощены историей Потрошителя, и конечно же объявление о вечерних платьях для дам было слишком далеко от ваших привычных интересов, чтобы изменить направление мыслей. Следовательно, идея, которая осенила вас, должна была иметь отношение к вашим размышлениям об этом чудовище. Что вы и подтвердили, подняв глаза к портрету королевы.
— Могу ли я осведомиться, каким образом это указывает на направление моих мыслей? — ехидно спросил я.
— Ватсон! Конечно же ни манекенщицу, ни нашу милую королеву вы не рассматривали в числе подозреваемых. Но все же вы видели в них женщин.
— Даже если и так, — фыркнул я, — но ведь куда скорее я мог видеть в них и жертв, не так ли?
— В таком случае на вашем лице появилось бы сострадание, а не выражение гончей собаки, внезапно напавшей на след.
Я был вынужден сдаться.
— Холмс, вы снова наносите себе урон собственной откровенностью.
Густые брови Холмса сошлись на переносице.
— Не улавливаю вашу мысль.
— Представьте, какой образ вы могли бы создать, отказываясь объяснять ваши изумительные умозаключения!
— Но за счет ваших мелодраматических отчетов о моих скромных приключениях, — сухо заметил он.
Я поднял руки в знак поражения, и Холмс, который редко позволял себе больше чем улыбку, в этот раз откровенно рассмеялся.
— Поскольку мы уж затронули тему Джека-потрошителя, — сказал я, — позвольте мне еще вопрос. Почему вы не заинтересовались этим ужасным делом, Холмс? Вы оказали бы Лондону серьезную услугу.
Длинные тонкие пальцы Холмса дернулись в нетерпеливом жесте.
— Я был занят. Как вы знаете, я только недавно вернулся с континента. Мэр одного города пригласил меня разрешить весьма любопытную загадку. Зная склад вашего ума, могу предположить, что вы назвали бы ее «Делом безногого велосипедиста». Придет день, я дам подробный отчет для вашего досье.
— Я был бы рад получить его! Но вы все же вернулись в Лондон, Холмс, а это чудовище терроризирует весь город. И я склонен считать, что вы обязаны…