Холмс усмехнулся:
— Я никому не обязан.
— Поймите меня правильно…
— Мне очень жаль, мой дорогой Ватсон, но вы достаточно хорошо знаете меня, чтобы понять причину моего полного равнодушия к этому делу.
— Риск, что оно окажется более трудным, чем большинство моих…
— Задумайтесь! Всегда, как представлялась возможность, я решал проблемы интеллектуального характера. Разве не так? Разве не меня постоянно привлекают в советники государственные мужи? А тут Джек-потрошитель! Какой вызов мне может являть собой этот выживший из ума урод? Слюнявый кретин, который в темноте бродит по улицам и нападает на случайных прохожих!
— Но он поставил в тупик всю лондонскую полицию.
— Рискну предположить, что данный факт отражает скорее тупоумие Скотленд-Ярда, чем какую-то особую сообразительность Потрошителя.
— И тем не менее…
— Вся эта история скоро завершится. Держу пари, однажды ночью Лестрейд настигнет маньяка, когда тот будет готовиться к очередному убийству, что и принесет нашему другу очередной триумф.
Холмса постоянно выводил из себя Скотленд-Ярд, поскольку никак не мог сравниться с ним по эффективности действий; при всей своей гениальности, в таких случаях Холмс мог с детским упрямством стоять на своем. Но дальнейшие замечания с моей стороны прервал звонок у входной двери. После небольшой паузы мы услышали шаги миссис Хадсон, и, когда она появилась в дверях, я с удивлением уставился на нее. Она несла бандероль в коричневой обертке и кувшин с водой, и на лице у нее явственно читался испуг.
Второй раз за это утро Холмс разразился смехом.
— Все в порядке, миссис Хадсон. Посылка, кажется, вполне безобидна. Я уверен, что вода нам не понадобится.
Миссис Хадсон вздохнула с облегчением:
— Если вы так считаете, мистер Холмс… Со времени последней истории я уж прибегаю к предосторожностям.
— И я высоко ценю вашу бдительность, — сказал Холмс, беря посылку. Когда его многострадальная хозяйка ушла, он добавил: — Совсем недавно миссис Хадсон принесла мне пакет. Я как раз благополучно разрешил неприятное маленькое дельце, и послание поступило от одного мстительного джентльмена, который недооценил остроту моего слуха. Я четко расслышал тиканье часового механизма и попросил принести кувшин воды. Этот инцидент настолько потряс миссис Хадсон, что она до сих пор не оправилась.
— Я не удивляюсь!
— Но что у нас здесь? Хмм… Размеры примерно пятнадцать на шесть дюймов. Четыре дюйма толщиной. Аккуратно обернуто в обыкновенную коричневую бумагу. Судя по марке, послано из Уайтчепеля. Имя и адрес написаны женщиной, которая, осмелюсь предположить, редко имеет дело с пером и бумагой.
— Что и подтверждается корявым почерком. И конечно же чувствуется женская рука.
— Значит, тут мы согласны, Ватсон. Превосходно! Двинемся дальше?
— Непременно!
Появление посылки вызвало интерес у Холмса, не говоря уж обо мне; его глубоко посаженные серые глаза зажглись энтузиазмом, когда, сняв упаковку, он извлек плоский кожаный футляр и приподнял, чтобы я имел возможность рассмотреть его.
— Итак. Для чего он может быть предназначен, Ватсон?
— Это набор хирургических инструментов.
— Кому, как не вам, разбираться в этом? Кроме того, вы же не станете отрицать, что это довольно дорогая вещь?
— Да. Футляр из кожи высшего качества. Штучная работа.
Холмс положил футляр на стол, открыл его, и мы замерли в молчании. Там был стандартный набор инструментов, и каждый из них аккуратно лежал в соответствующем гнезде, на подкладке багрово-красного бархата. Одно гнездо зияло пустотой.
— Какого инструмента не хватает, Ватсон?
— Большого скальпеля.
— Для вскрытия, — кивнул Холмс, протирая свою лупу. — Итак, что же нам сообщит данный набор? — Тщательно изучив футляр и его содержимое, он продолжил: — Начнем с очевидного. Эти инструменты принадлежали медику, у которого настали тяжелые времена.
Как обычно, я признал свою слепоту:
— Боюсь, что для вас это куда более очевидно, чем для меня.
Занятый изучением инструментов, Холмс рассеянно ответил:
— Стань вы жертвой неудачи, Ватсон, какой предмет вашего имущества вы бы отнесли в ломбард последним?
— Конечно, хирургические инструменты. Но…
— Совершенно верно.
— Но из чего вы делаете вывод, что они были заложены?
— Тому два доказательства. Возьмите мою лупу и посмотрите вот сюда.
Я уставился в точку, на которую он указывал:
— Белое пятнышко.
— Состав для полировки серебра. Хирурги не чистят им свои инструменты. А с ними обошлись как со столовым набором. И занимался этим человек, которого интересовал только их внешний вид.
— Теперь, когда вы мне показали, я должен согласиться. И каково же второе доказательство?
— Следы мелка на тыльной стороне футляра. Они почти стерлись, но если присмотритесь, то увидите, что они составляют номер. Хозяин ломбарда обычно ставит его на вещи, которую приносят в залог. Этот же номер вносят и в квитанцию о залоге.
Я почувствовал прилив возбуждения. Теперь все стало ясно.
— Значит, набор был украден! — воскликнул я. — Украден у какого-то хирурга и за гроши заложен в ломбард!
Не сомневаюсь, читатели простят мне взрыв негодования. Альтернатива просто не укладывалась у меня в голове: как бы ни были тяжелы обстоятельства, практикующий врач не может расстаться со столь замечательными инструментами. Тем не менее Холмс быстро избавил меня от иллюзий.
— Боюсь, дорогой мой Ватсон, — посмеиваясь, сказал он, — вы не уловили самый интересный аспект данного вещественного доказательства. Ростовщики — это хитрое и продувное племя. В число их деловых качеств входит умение оценить не только принесенную вещь, но и человека, который ее предлагает. Если бы у торговца появилось хоть малейшее подозрение, что набор украден, он не выставил бы его в витрине, а он выставил, как вы, конечно, заметили.
— Конечно, я не заметил! — вспылил я. — Вы-то откуда знаете, что набор стоял в витрине?
— Присмотритесь, — сказал Холмс. — Набор держали открытым, и в таком месте, куда падали лучи солнца. Разве выцветший бархат на внутренней поверхности крышки не убеждает нас в этом? Более того — основательно выгоревшие фирменные марки говорят, что лежал он долго. Есть ли сомнения, что лежал он на витрине?
Мне оставалось лишь кивнуть. Как всегда, после объяснений Холмса его удивительные озарения казались просто детскими играми.
— Жаль, что мы не знаем, где находится этот ломбард, — сказал я. — Этот странный залог мог бы привести к его источнику.
— Может, мы выкроим для этого время, — сухо хмыкнул Холмс. — Найти ломбард не так уж и трудно. Его витрина смотрит на юг, и расположен он на узкой улочке. Дела у ростовщика идут не лучшим образом. Кроме того, он иностранец по происхождению. Это вы, конечно, видите?
— Ничего подобного я не вижу. — Я снова почувствовал себя уязвленным.
— Неправда. — Соединив кончики пальцев, Холмс добродушно посмотрел на меня. — Вы все видите, дорогой мой Ватсон, но вам не хватает наблюдательности. Давайте приведем мои выводы в порядок. Эти инструменты не были тут же куплены кем-то из множества лондонских студентов-медиков, что обязательно случилось бы, если бы лавка была на оживленной улице. Отсюда я делаю вывод, что она находится где-то в стороне от многолюдных путей.
— Но почему на узкой улочке и лицом к югу?
— Обратите внимание на расположение выцветшего пятна. Оно аккуратно тянется вдоль верхнего края бархатной подкладки, и больше нигде его нет. То есть солнце падало на открытый набор, лишь когда было в зените и его лучи не встречали препятствий в виде высоких зданий на другой стороне улицы. Значит, ломбард находится на северной стороне какой-то узкой улицы.
— А ваш вывод, что ростовщик является иностранцем?
— Обратите внимание на написание семерки в номере залога на футляре. У нее есть короткая поперечная черточка. Только иностранцы пишут семерку таким образом.
И опять я почувствовал себя пятиклассником, забывшим слова национального гимна.
— Холмс, Холмс, — сказал я, сокрушенно качая головой. — Я никогда не перестану удивляться…
Но он не слышал меня. Снова склонившись над ящичком, он запустил пинцет под бархатную подкладку. Она подалась, и Холмс вынул ее.
— Ага! Что мы здесь имеем? Попытку скрыть?
— Скрыть? Что именно? Пятно? Царапину? Он показал своим длинным тонким пальцем:
— Вот это.
— Господи, да это же герб!
— И должен признаться, он мне незнаком. А посему, Ватсон, будьте любезны, передайте мой экземпляр «Книги пэров Берка».
Я послушно направился к книжным полкам, а он продолжал изучать геральдический знак, бормоча под нос:
— Вытиснено на коже обшивки. В прекрасном состоянии. — Холмс выпрямился. — Это ключ к характеру человека, которому принадлежал набор.
— Наверное, он берег свое имущество?
— Наверное. Но я имею в виду…
Он прервался. Я протянул ему том Берка, и Холмс торопливо пролистал страницы.
— Ага, вот мы его и нашли! — Бросив беглый взгляд, Холмс закрыл книгу, положил ее на стол и опустился в кресло, уставив отрешенный взгляд куда-то в пространство.
Я больше не мог справиться с нетерпением.
— Ну что же герб, Холмс! Чей он?
— Прошу прощения, Ватсон, — встрепенулся Холмс. — Шир. Кеннет Осборн, герцог Ширский.
Это имя было отлично известно мне — как и всей Англии.
— Блистательный род.
Холмс проговорил:
— Если не ошибаюсь, поместье лежит среди болот и охотничьих угодий Девоншира. Самой усадьбе — по внешнему виду она напоминает феодальный замок — примерно четыреста лет. Великолепный образец готической архитектуры. Я мало что знаю об истории этого рода — кроме неоспоримого факта, что его имя никогда не было связано с преступным миром.
— Так что, Холмс, — сказал я, — мы вернулись к первоначальному вопросу.
— Так и есть.
— Который заключается в следующем: почему вам прислали этот хирургический набор?
— Как следует подумайте над ответом, Ватсон, — сказал Холмс. — Поскольку, как я предполагаю, времени мы дадим отправителю немного. Скажем… — сделав паузу, он потянулся за своим истрепанным «Брэдшоу», великолепным справочником железнодорожного движения в Великобритании, — до половины двенадцатого завтрашнего утра. Если к тому времени объяснение не будет найдено, мы отправляемся на Паддингтонский вокзал и садимся на девонширский экспресс.
— В силу какой причины, Холмс?
— В силу двух причин. Небольшое путешествие через сельскую местность Англии, с ее прихотливой окраской в это время года, основательно освежит двух пресыщенных жителей Лондона.
— А другая?
Сухое лицо Холмса осветилось улыбкой.
— По всем законам справедливости герцогу Широкому необходимо вернуть его собственность. — Поднявшись, мой друг Холмс взял свою скрипку.
— Подождите, Холмс! — сказал я. — Вы что-то недоговариваете.
— Нет, нет, мой дорогой Ватсон, — сказал он, примериваясь смычком к струнам. — Просто у меня чувство, что нас ждут опасные приключения.
Эллери продолжает
Эллери поднял глаза от рукописи. Грант Эймс Третий опять потянулся к бутылке.
— Ты кончишь циррозом печени, — сказал Эллери.
— Зануда, — ответил Эймс. — В данный момент я чувствую себя частью истории, сынок. Актером на Великой Сцене.
— Упиваясь вусмерть?
— До посинения. Но я говорю о рукописи. В 1888 году Шерлок Холмс получил загадочный хирургический набор. С присущим ему талантом он пустился в очередное свое удивительное приключение. Три четверти века спустя другой пакет был доставлен другому знаменитому детективу.
— К чему ты клонишь? — буркнул Эллери, явно разрываясь между рукописью доктора Ватсона и молчаливой своей пишущей машинкой.
— Этот исторический круговорот событий служит одной цели — чтобы современный талант показал себя в современном приключении. К делу, мой дорогой Эллери. А я возьму на себя роль Ватсона.
Эллери смутился. Плейбой не отступал:
— Конечно, ты можешь усомниться в моей bona fide. Но я могу доказать, что преданно следил за карьерой Мастера.
Эллери прищурился на своего гостя:
— В самом деле? Ладно, знаток. Цитирую: «Весной 1894 года весь Лондон был взволнован, а светское общество даже потрясено убийством…
— …юного графа Рональда Адера». Конец цитаты, — тут же отчеканил Эймс. — «Пустой дом», сборник «Возвращение Шерлока Холмса».
— Цитирую: «В ее руке блеснул маленький пистолет. Один выстрел, другой, третий… Дуло пистолета было в двух футах…
— …от груди Милвертона». Конец цитаты. «Конец Чарльза Огастеса Милвертона».
— Блистательно, Ватсон! Цитирую: «Они были подавлены, но не попраны. Они были на самом дне, но никогда…
— …не смирялись». Конец цитаты. — Плейбой зевнул. — Твои старания поймать меня носят просто детский характер, мой дорогой Эллери. Ты процитировал самого себя. «Игрок на другой стороне».
Эллери ухмыльнулся. Этот парень увлекается не только длинноногими блондинками и дорогим виски.
— Хорошо, я на лопатках. Теперь давай посмотрим… уверен, что смогу приспособить тебя…
— Не сомневаюсь, что сможешь при больших стараниях, но вот именно этого я и не хочу позволить тебе. Занимайтесь своим делом, мистер Квин. Вы прочитали только первую главу рукописи. Если ты не пустишь в ход знаменитую дедукцию Квинов, я никогда и в руки не возьму ни одну твою книгу.
— В данный момент я могу сказать тебе только следующее. Хотя почерк несколько неразборчивый, можно уверенно утверждать, что он принадлежит Ватсону.
— Ты для меня явно не Холмс, старина. Вопрос решен — это Ватсон. А кому принадлежит рукопись — не тебе разве? Давай, давай, Квин! Напрягись.
— Ох, заткнулся бы ты, — сказал Квин и вернулся к чтению.
Глава 2
ЗАМОК НА БОЛОТАХ
В последний период жизни, как я неоднократно упоминал, мой друг Шерлок Холмс удалился от лихорадочной лондонской жизни и из всех возможных вариантов избрал возню с пчелами в Южном Дауне. Он нимало не сожалел о завершении своей карьеры и занялся ведением своего хозяйства с той же целеустремленностью, что позволяла ему разоблачать даже умнейших преступников мира.
Но в то время, когда Джек-потрошитель бродил по улицам и переулкам Лондона, Холмс до мозга костей был плотью от плоти городской жизни. От рассвета до заката все его способности были посвящены лишь одному — тайнам Лондона. Зловоние аллей Сохо заставляло его ноздри возбужденно трепетать, а вот от весенних ароматов, которыми были полны сельские просторы, он чихал.
Так что для меня было сюрпризом, что он с интересом рассматривал пробегающие за окном пейзажи, пока утренний экспресс нес нас в Девоншир. Он сосредоточенно глядел в окно, но внезапно распрямил худые плечи.
— Ах, Ватсон! Как бодрит воздух близкой зимы!
В данный момент я не мог с ним согласиться, потому что все купе заполнял удушливый дым жуткой сигары, которую держал в зубах мрачный пожилой шотландец. Но похоже, Холмс не замечал этого смрада. Мимо нас бежали деревья с опадающей листвой, окрашенной осенними красками.
— Это Англия, Ватсон. Второй Эдем, почти рай.
Я узнал цитату, близкую к оригиналу, и снова удивился. Конечно, я знал, что у моего друга есть сентиментальные черточки, но они редко давали о себе знать, скрытые покровом его рациональной натуры. Да, гордость оттого, что тебе довелось родиться в Британии, — это национальное качество, которого не был лишен и Холмс.
По мере того как наше путешествие близилось к завершению, благодушие покидало его лицо, и он все более погружался в задумчивость. Мы ехали через вересковые пустоши — эти зыбкие трясины напоминают струп на лице Англии. И словно Природа хотела предъявить их истинную сущность, солнце скрылось за плотными облаками, и мы попали в край вечных сумерек.