Ничего не добившись, их отпустили, но мать сделали рабыней, и она должна была отрабатывать кровный долг отца, мы с Лизой тоже считались рабами, но были ещё очень маленькими. Отец нашёл нас, и вывез оттуда в этот город. Как он это сделал, не знаю. Здесь приобрёл дом, обустроились, потом родился ты.
Но кровники отца разыскали нас и здесь. Мать встретили в городе, объяснили ситуацию. Ей пришлось отдать Лизу, иначе они забрали бы тебя.
- А меня за что? – не понял я.
- Кровная месть. Всех под корень.
- А тебя?
- Меня тоже, как сына – первенца. Но я уже сам могу мстить. А вот с тобой получилось интересно. Во-первых, ты сын их кровника, во-вторых, сын рабыни, то есть, их собственность. Понимаешь? Если бы было можно, твоя мать сама продалась бы, но была уже не столь привлекательна, как невинная Лизонька. Бедная девочка! Сколько ей пришлось вынести.
- А как вы?..
- Мы с детства дружили, а когда узнали, что не родные, полюбили друг друга. Когда Лиза стала отрабатывать долг матери, она решила, что по любви лучше...
Впрочем, тебе ещё рано это знать, что-то я заболтался.
- Получается, Лиска согласилась продаться в рабство из-за меня? – Жорка кивнул, соглашаясь:
- Женщин в рабство, мужчин в расход!
Мы помолчали, глядя на портрет Лиски. Мне стало больно от осознания того, что моя любимая сестрёнка на самом деле лежит здесь, под двухметровым слоем земли, и не осталось больше никакой надежды на то, что всё это только бред. Я обнял брата, уткнулся ему в плечо, и горько разрыдался, к тому же события ночи дали о себе знать. Жорка тоже плакал, гладя меня по голове.
Успокоившись, я проникся доверием к брату, и решился сказать:
- Юра, тебе нравится нынешний строй?
- В каком смысле? – спросил брат.
- Ну, социализм.
- Почему ты спрашиваешь? – удивился он
- Что ты ответишь мне, если я тебе скажу, что Советский Союз развалится?
Юрка даже отодвинулся от меня:
- Ты что, рассудком подвинулся? Чтобы Советский Союз распался? Мы выиграли такую войну! У нас куча дружественных соцстран, Варшавский договор!
- Сейчас, да. Но подрастает новое поколение, которое захочет жить лучше, как в Америке.
- В Америке не было войны!
- А в Германии? Страну восстановили после разрухи, да и вся Европа уже живёт лучше нас.
- Санька! Ты, смотри, не скажи это где-нибудь ещё! Всё, что угодно, только не политика!
- Не знаю, как будет здесь, Юра, но представь, что всем нам предложат обогащаться, как захотим? То есть, можно будет воровать, причём эшелонами, продавать корабли, в том числе и военные, воры войдут в правительство. Ведь сейчас воровать много просто нет смысла, потому что нельзя потратить. Вон, папка. Что, у него мало денег? А живём в берлоге. При новой власти можно купить хороший дом, коттедж с бассейном во дворе. Как тебе это?
- Хм! Неплохо! И когда это будет?
- Лет через двадцать, может, немногим больше.
- Ну, я совсем старый буду, как папка.
- Не такой уж и старый. Мне будет лет тридцать.
- Да, хорошо бы, посмотреть на это!
- Да, хорошо, можно будет каждому купить машину, хоть какую импортную, продавцы будут бегать за покупателями...
- Ну, это сказки!
- Не сказки. Но, давай, глянем на это, с другой стороны. Возьмём мой детдом. Сейчас нас кормят, одевают, учат, за государственный счёт. Когда произойдёт переворот, перестанут платить учителям деньги, те пойдут на базар, торговать. От голода и побоев детдомовцы побегут, будут жить на вокзалах, в общем, как во время гражданской войны. Многие дети погибнут, от голода и холода. Бандиты начнут делить территории, рынки, начнутся бандитские войны, где многие ребята погибнут. Милиция будет разбойников ловить, рискуя жизнями, а суд будет их отпускать. Из милиции уйдут честные сотрудники. Кто останется без работы, кто пойдёт работать на бандитов, от безысходности, в милицию устроятся взяточники и воры. А на помойках вместе с бездомными собаками будут искать пропитание бездомные люди и старики.
Потом начнут восстанавливать те же детские дома, туда пойдут деньги, гуманитарная помощь... Подожди, не перебивай. Тех, кто остался там работать, десять лет страдая без денег, где-то добывая еду для детей, выгонят, придут другие, которые всё растащат, что ещё осталось. Порядок будут наводить ещё лет двадцать. Добросовестных воспитателей посадят в тюрьму...
- За что, в тюрьму-то? – на выдержал Жорка.
- Обвинят в педофилии, свидетели найдутся, среди детей. Так что, Юра, посоветуешь? Писать письмо в ЦК КПСС, или нет? Мне-то не поверят, только посмеются.
- Ты что? Мне предлагаешь написать? Или бате? Тогда ты точно останешься круглым сиротой. Советую тебе вообще забыть об этом. Пусть всё идёт своим чередом!
- А ведь я знаю, кто развалит СССР... Хотя иногда мне кажется, что всё будет не так... Может, я не то помню? Может, у меня ложная память?
- Ты всегда был фантазёром, Санька. Лиза постоянно о тебе говорила. Как ни останемся вдвоём, только о тебе разговоров: Санька то, Санька это. Я даже невзлюбил тебя.
- Это было заметно, - вздохнул я.
- Но я замечал, что кое-что, что ты предсказывал, сбывалось. Когда показывали фильмы, о которых ты рассказывал за год до их выхода, ещё что-то. Так что сейчас я тебе почти поверил! Об одном тебя спрошу: а не может случиться такое, что после твоего вмешательства будет хуже? А?
Я молчал. Время для обдумывания ещё есть. Почему я хотел бы, чтобы Союз остался? Что он мне сделал хорошего? Разве что, когда ехал с нормальными ребятами, в поезде, я видел счастливые и открытые лица. Здесь же всю жизнь меня окружают или несчастные и обездоленные люди, или воры, бандиты, убийцы. Сам стал убийцей. Потому что, если бы этого парня, у которого я отрезал гениталии, не добили, он истёк бы кровью, и умер.
Но всё равно в этой стране есть много хорошего. Пусть я живу в детдоме, зато здесь много очень хороших мальчишек, нас кормят, одевают, заботятся, учат в школе. Потом, бесплатное образование, лечение. Да и вообще, поживём, увидим.
Я ещё слишком мало здесь прожил, чтобы решать за весь этот мир.
Нас опять привезли в сауну. За столом сидело много людей в чёрном. При нашем появлении все встали, наполнив стопки водкой.
- Примите наши соболезнования, братья, - глубоким голосом проговорил один из гостей, и все опрокинули рюмки, не чокаясь. Потом тихо сели и принялись за закуски.
Посреди стола стоял большой портрет Лиски. Лиска на нём весело смеялась. Я помнил, когда Жорка делал этот снимок, а Лиска смеялась надо мной.
Я взял портрет в руки, поцеловал Лиску, прижал её к себе. Вокруг все молчали, сочувственно глядя на меня. Очень хотелось забрать портрет себе, но отец сказал, что пришлёт мне его потом, и я поставил портрет на место.
Жорка усадил меня рядом с отцом, наложил в тарелку еды, налил в стакан немного «Медка». Без аппетита поковырявшись в тарелке, я выпил слабоалкогольный сладкий напиток и шепнул Жорке, что очень устал и хочу спать. Брат кивнул, потихоньку мы вышли из-за стола, и прошли в комнату с кроватью. Жорка помог мне раздеться и лечь.
Под утро меня разбудили, одели и сунули в руки пакет с отстиранной и отглаженной одеждой.
Только дав умыться, отвезли в детский дом.
Возле ворот попрощался с отцом.
- Поживи здесь, сынок, когда всё утрясётся, заберём к себе. Мама выздоровеет, и у нас всё наладится. Не плачь, мой мальчик. – Я уткнулся лицом в куртку отца и тихо всхлипывал. Но, конечно, не оттого, что расставался с отцом.
Жорка проводил меня до самых дверей, крепко обнял меня, пообещав навещать, как только представится возможность.
В своей спальне я разделся, убрав спортивный костюмчик в тумбочку, решил немного ещё поваляться. Ребята еле меня добудились, чтобы идти на завтрак.
В столовой, когда мы поглощали утреннюю овсянку, в мою сторону удивлённо поглядывали старшие парни. Я уже не помнил тех жутких дней, когда у меня не двигалась нога, и не мог разговаривать.
Когда я встал из-за стола и направился на выход, парни окружили меня, поздоровались за руку и спросили, куда я ездил ночью.
- Всё! – сказал я.
- Что «всё», - сначала не поняли парни.
- Всё кончилось! – объяснил я.
- Ты сам? – уточнили у меня. Я обозначил кивок, оглядываясь вокруг. Мелкие обходили нас по большой дуге, но я предполагал, что кто-то из пацанов стучит замполиту. Причём она знает, что происходит во всех группах. Кто вхож во все группы? Ну, я. А ещё кто?
- Что оглядываешься? – спросил тот парень, с которым я вчера вёл разговор. Проклятая скромность! Почти сутки знаком с этими парнями, они знают обо мне почти всё, а я не знаю даже, как их зовут!
- Кто-то тук-тук-тук, - тихо сказал я.
- Откуда знаешь? – насторожились парни.
- Я ходил к замполиту, отпрашиваться на прогулку, она рассказала всё, что происходило у нас в группе, и вообще, на этаже. Понятно, что она сотрудница КГБ, но не ясновидящая!
- Да, это тревожно, - согласились парни, - но следовало ожидать. С выздоровлением! – поздравили они меня, и ушли.
Подождав своих пацанов, предложил им пойти на прогулку. Те, с радостью, согласились.
Сев на лавочку, я наблюдал, как ребята бегают и лазят по спортивным сооружениям, ни на минуту, не оставаясь без движения. А я подумал, что пора уходить. И не только потому, что я так хочу, а потому что за мной скоро придут. И тот же капитан, который искал убийц, будет выпытывать у меня, где их убийцы. Решив для себя, что уйду скоро, я не выдержал, и побежал играть с ребятами. Сидеть на месте для детского тела было невыносимой пыткой.
Набегавшись, мы расселись по лавочкам, рассказывали весёлые истории, смеялись. Артёмка прижался к моему боку, я обнял его, и он притих, тихонько сопя.
Мне стало и хорошо, и тревожно одновременно. Опять ребята привыкают ко мне, опять я собрался их бросать. Именно так, не оставлять, а бросать.
Хотя, что я могу сделать для этого малыша? Придут его родители, если захотят, и заберут. Чем докажешь, что они садисты? Пока всё основано на телесных повреждениях, снятых в больнице и рассказах самих детей. Через некоторое время всё забудется, отбирать детей у хороших родителей – плохо! Надо вернуть несчастных детишек безутешным родителям…
Я погладил Артёмку по голове, посмотрел на его маленькую мордочку. Он улыбнулся мне, глазки засияли, он повозился, поудобнее устраиваясь у меня под рукой.
Серёжа тоже улыбался, радуясь за брата.
Я подумал, что, хорошо бы поехать в лагерь, встретиться там со своим отрядом, с Никитой, вместе там ходить в походы, купаться и загорать. А ещё, чтобы рядом были вот эти чудесные ребята, пережившие уже много горя, сделать их жизнь немного лучше, отвлечь от грустных мыслей.
Потому что я замечал, как, во время игры, или в спальне, кто-нибудь из них замирал и уходил глубоко в себя, лицо приобретало жёсткие черты. О чём в это время думал маленький человек?
Я подумал, что я выгляжу так же, когда тоскую о Лиске.
Может быть, я и остался бы здесь, влился в новую семью, но жизнь всё рассудила по-своему.
Что бы я ни думал, я готовился к побегу. В первую очередь надо было подготовиться лучше, чем в прошлый раз. Для этого я решил посетить наш дом. Там были у каждого, свой схрон. Делать схроны мы учились, именно на такой случай.
Где Лискин схрон, я знал, где Жоркин, догадывался, но справедливо полагал, что он мог его и забрать. Не всё, но многое, в первую очередь, деньги. Кстати, о деньгах.
На поминках по сестре было неудобно говорить о таких вещах, но надо внимательно осмотреть всю свою одежду, брат мог спрятать деньги, чтобы я потом их нашёл.
После моей эпопеи с больницей я остался совсем без оружия, меня полностью раздевали, стирали всю одежду, так что про стилет и заточку можно было забыть и не напоминать, пока все молчат.
А вот у Лиски были очень интересные вещи, особенно кошачьи когти, с которыми так легко лазить по деревьям, к тому же их можно было использовать в драке, применяя, как кастеты.
Умея пользоваться ногами, можно вывести из строя большое количество врагов, а что враги появятся, я не сомневался.
Меня не оставляла мысль, что я считаюсь рабом у одного из СреднеазиатскихУзбекских кланов.
Условие не соблюдено, Лиска погибла…
Может, не случайно?! – обожгла меня мысль, может быть, мерзавцы сделали это по наводке?
Жаль, поздно, у мёртвых не спросишь, надо бы спросить у отца. Но, если он не отослал меня, оставив жить здесь, то считает, что я в безопасности? И брат ничего не сказал.
Ещё побесившись на территории, мы пошли на обед. Когда я вёл свой весёлый отряд по коридору, печатая шаг, увидел замполитшу.
- Отряд! Стой! Раз-два! – ребята остановились, яч обратился к начальству:
- Товарищ заместитель директора! Вверенный мне отряд следует в столовую, для приёма пищи!
На лице замполита мелькнула тень улыбки:
- Хорошо, Саша, следуйте.
- Вера Игнатьевна, - решился я, - нас отправят в лагерь? Ребята мучаются в душном городе.
- Они, пока, на карантине, но я подумаю, может быть, малышей отправлю. Подростки тоже обижаются, что их не выпускают гулять, надо отправлять, так и до бунта недалеко.
- Шутите? – улыбнулся я. Какой бунт могут устроить детишки? Объявить голодовку? Спасибо, наголодались!
- Отойдём? – предложила мне Вера Игнатьевна. Я насторожился.
- Саша! – тихо сказала она, - Ко мне приходили какие-то люди, спрашивали о тебе. Причём, не сюда, а ко мне домой. Вежливо спросили, не знаю ли я, где такой мальчик. Я обещала узнать.
- Азиатской внешности? – уточнил я.
- Нет, славянской. Но мне они показались очень опасными. Я не знаю, что делать. Может, действительно, отправить вас в лагерь? – я подумал.
- Наверное, да, но тогда почти всех, чтобы не бросалось в глаза, что уезжают только малыши.
- Я подумаю над этим. А ты будь осторожен, не подходи близко к забору.
- Спасибо, Вера Игнатьевна! – искренне поблагодарил я замполита, и побежал к ребятам, так и стоявшим в строю.
Вот тут я крепко задумался. Что делать в первую очередь? В первую очередь я решил посетить родной дом.
Кстати, я обнаружил в пистончике две четвертные бумажки, в кармашке спортивного костюмчика лежали мелкие купюры. Я снова был обеспеченным человеком, так что надо было действовать, потому что предложение Веры Игнатьевны показалось мне ловушкой.
Если я исчезну из детдома, это ЧП, и она подставляется. Если это произойдёт по дороге, а ещё лучше, когда меня примет директор, это будет выглядеть совсем по-другому.
Дождавшись ночи, я оделся в чёрный костюмчик и выскользнул из спальни.
За всё время своего проживания тут я хорошо изучил все щели и дыры как в здании, так и в заборе.
Взрослые не всегда могли сопоставить размер щели в заборе с размером ребёнка, поэтому забили не все места, через которые я мог проникнуть, благодаря многолетним тренировкам.
Казалось, что в эту щель может проникнуть только кошка, но, если можно было просунуть голову, ребёнок мог там пролезть и весь.
Так что я вышел с территории без особых проблем. По городу бежал осторожно, держась тёмных улочек, ведь всем известно про комендантский час для детей. После десяти все должны быть дома, иначе ребёнка, нарушившего режим, ждало отделение милиции, до выяснения личности.
Наш дом был на окраине, после него уже был лесной массив, озеро.
Осторожно подобравшись к своему дому, начал его обходить кругом, пытаясь понять, осталась там ещё засада, или дом окончательно заброшен?
Ничего подозрительного не обнаружив, решил всё же сначала сбегать к озеру, где хранились наши с Лиской заначки.
Сначала я отыскал свою. Денег там не было, были там мясные консервы, сгущённое какао, жестяная баночка леденцов «монпансье», завязанный в полиэтиленовый мешочек пилёный сахар каменной твёрдости, сухари, галеты, хорошая рогатка, пристрелянная, даже горсть шарикоподшипников. Здесь же хранилась самодельная финка и потайной фонарик.