- Я пришла к вам, приняв постриг! Простите же мне моё прежнее прегрешение! Если сжалитесь надо мной, станем вместе молиться и вместе возродимся к новой жизни в едином венчике лотоса!59 Но если всё-таки не лежит ко мне ваше сердце, я тотчас же уйду отсюда, побреду куда глаза глядят, вдаль, упаду где-нибудь у подножья сосны, на циновку из мха, на древесные корни, и стану взывать к Будде, сколько достанет сил, пока не сбудется заветное моё желание - пока не наступит смерть! - Так в слезах изливала она своё сердце, полное скорби.
- Поистине, мне и во сне не снилось, что на ум вам могли прийти подобные мысли! - сдержав слёзы, ответила ей Гио. - Страдание - удел всех живых существ, обитающих в этом мире; мне надлежало смириться, понять, что таков уж мой горький жребий, а я то и дело роптала, гневалась и во всех своих бедах винила одну лишь вас! А ведь гнев - тяжкий грех, гнев в душе не позволит сподобиться возрождения к вечной жизни в обители рая... Так невольно причиняла я вред самой себе и в этой, и в будущей жизни. Но теперь, когда вы пришли сюда в монашеском одеянии, сам собой отпускается грех, в который я впала, и, стало быть, я могу теперь всей душой уповать на возрождение в раю. О великая радость! Когда с матерью и сестрой мы удалились от мира, люди считали наш поступок редкостным, небывалым, да мне и самой так казалось. Но ведь я приняла постриг оттого, что роптала на злую судьбу, гневалась на весь мир - что же удивительного, что в моём горестном положении я предпочла принять схиму! По сравнению с вашим решением мой поступок просто ничтожен - вам-то никто не причинял ни обиды, ни огорчения! Чтобы женщина, которой едва минуло семнадцать, настолько прониклась отвращением к греховному миру и так глубоко, всем сердцем пожелала возродиться к вечной жизни в Чистой обители рая - вот настоящее диво, вот подлинно благородная, истинно верующая душа! Ваш пример будет мне великим уроком, послужит благостным умудреньем! - И они поселились все вместе в одной хижине, утром и вечером украшали алтарь Будды цветами, возжигали курения, и с умиротворённой душой, не волнуемой более земными страстями, молились о рае; и со временем осуществилось заветное желание всех четверых, и они возродились к вечной жизни в Чистой обители рая, - одни раньше, другие позже...
В поминальном списке храма Долгого поучения, Тёкодо, воздвигнутого государем Го-Сиракавой, всех четверых записали вместе: "Блаженные Гио, Гинё, Хотокэ и Тодзи". Поистине, печальна и прекрасна их повесть!
7
ДВАЖДЫ ИМПЕРАТРИЦА
В прежние годы и вплоть до недавних времён, воины Тайра и Минамото вместе служили трону, вместе усмиряли ослушников, нарушавших закон и не почитавших власть государя. Оттого покой и порядок царили в мире. Но в смуту Хогэн пал в бою Тамэёси60, а в смуту Хэйдзи - Ёситомо61. После их гибели всех отпрысков рода Минамото либо убили, либо сослали в ссылку; отныне процветали одни лишь Тайра, все прочие и головы-то поднять не смели. Казалось, теперь навсегда наступит спокойствие в государстве. Однако после кончины государя-монаха Тобы по-прежнему то и дело вспыхивали вооружённые распри, а казни, ссылки, лишение сана, отнятие должности что ни день творились, как самое обычное дело, и не было покоя в стране, и народ трепетал от страха. В особенности же с наступлением годов Эйряку и Охо усилились раздоры между двором прежнего императора Го-Сиракавы и царствующим владыкой, императором Нидзё - из-за этих раздоров все царедворцы, и высших, и низших рангов, дрожали от страха, пребывая в постоянной тревоге, как будто стояли у края пучины, как будто ступали по тонкому льду...62 Прежний государь и нынешний император, отец и сын - казалось бы, какая вражда может их разделять? А между тем то и дело творились дела, одно чуднее другого, - а всё оттого, что приблизился конец света и помыслы людские обратились только к дурному... Что бы ни сказал государь-отец, император во всём ему перечил; тогда-то и случилось событие, поразившее всех, кто видел всё это или слышал о нём, и вызвавшее всеобщее осуждение.
У почившего императора Коноэ осталась супруга, вдовствующая императрица63, дочь Правого министра Кинъёси. После кончины государя покинула она двор; поселилась в усадьбе Коноэ-кавара и, как подобает вдове, жила уединённо и скромно. В годы Эйряку исполнилось ей, верно, двадцать два или двадцать три года - возраст, когда расцвет уже почти миновал. Однако она слыла первой красавицей в государстве, и вот император Нидзё, помышлявший только о любовных утехах, для коих его новоявленный Гао Лиши64 разыскивал красавиц по всей стране, послал ей любовное письмо. Но вдова и не подумала отвечать. Тогда государь, уже не скрывая своих намерений, послал в дом Правого министра высочайший указ, повелевавший вдовствующей императрице вступить во дворец как его законной супруге. Поступок неслыханный, из ряда вон выходящий! Сановники собрались на совет и каждый высказал своё мнение.
Если обратиться к сходным примерам в чуждых пределах, то в Танском государстве императрица У Цзэ-тянь65, после кончины супруга, императора Тай-цзуна66, снова вышла замуж за своего пасынка, императора Гао-цзуна67. Но то случилось в чужой стране, и потому дело особое... В нашем же государстве со времён императора Дзимму68 сменилось на троне свыше семидесяти владык, однако ни разу не бывало, чтобы женщина дважды становилась императрицей! - так единогласно рассудило собрание.
Прежний государь Го-Сиракава тоже усовещивал сына, говоря, что недоброе дело он задумал, но император ответил:
У Сына Неба нет отца и нет матери!69 В прежней жизни я соблюдал Десять Заветов и в награду за это стал повелителем десяти тысяч колесниц70. Отчего же столь пустячному делу не свершиться по моей воле?! - и вскоре высочайшим указом назначил день свадьбы. Тут уж и государь-отец был бессилен что-либо изменить.
С той поры, как вдовствующая императрица узнала об этом, она только и делала, что заливалась слезами. "Если бы в ту осень, во 2-м году Кюдзю, когда скончался мой супруг-император, я вместе с ним растаяла бы росинкою в поле или, приняв постриг, удалилась от мира, мне не пришлось бы переживать сейчас подобное горе!" - сокрушалась она. Министр, её отец, стараясь утешить дочь, говорил:
- Только безумец перечит власти! Высочайший указ уже издан, значит, рассуждать поздно. Надо поскорее отправиться во дворец. Кто знает, может быть, счастье нам улыбнётся, ты родишь сына, станешь Матерью страны, и меня, недостойного, будут почитать, как государева деда. Это будет лучшее исполнение дочернего долга и великая подмога мне, старику! - Так говорил он, она же в ответ не проронила ни слова.
В эти дни, рассеянно водя кистью по бумаге, сложила она стихотворение: Не тонут в протоке
слова, как плавучий бамбук,
теченьем уносит
молву о завидном уделе,
об этой повинности тяжкой..
Неизвестно, как прослышали люди об этих стихах, но их передавали из уст в уста и все жалели бедную женщину.
Вскоре наступил день отъезда во дворец. Министр-отец и другие придворные провожали невесту согласно церемониалу, с особой пышностью разукрасив карету, но она не спешила ехать, ибо свадьба эта была ей вовсе не по душе. Только когда стемнело и наступила глубокая ночь, позволила она усадить себя в карету.
Так вступила она в императорские чертоги, поселилась во дворце Прекрасных пейзажей и преданно служила государю, советуя ему посвятить все помыслы управлению страной.
В тех покоях, во дворце Сисиндэн71, Небесном Чертоге, есть раздвижные перегородки, на которых нарисованы мудрецы и святые72. На одних, как живые, изображены И Инь, Ди Улунь, Юй Шинань, Тайгун Ван, Жань Ли-сяньшэн, Ли Цзы и Сыма; на других - длиннорукие и длинноногие страшилища-люди и китайские кони на полном скаку, а в Зале Демонов73 - полководец Ли, как живой. Прекрасные картины! Недаром сам Оно-но Тофу74, правитель земли Овари, семь раз переписывал на них надпись! И ещё есть там, говорят, во дворце Прохлады и Чистоты, раздвижная перегородка, на которой в давние годы Канаока из Косэ75 написал предрассветную луну над далёкой горной вершиной. Как-то раз покойный император Коноэ, ещё в детские годы, расшалившись, запачкал эту картину, и пятно это так и сохранилось с тех пор. При виде сей памятной отметы императрица, наверно, с грустью вспомнила прошлое, потому что сложила стихотворение Не чаяла я,
что в жизни, столь краткой и бренной,
мне будет дано,
вернувшись сюда, любоваться
всё той же луною в тумане..
С тоской вспоминала она о счастливой поре, когда душа в душу жила во дворце с покойным государем Коноэ.
8
СПОР ИЗ-ЗА СКРИЖАЛИ
Но вот, весной 1-го года Эйман, разнёсся слух, что император Нидзё болен, а с наступлением лета недуг его стал ещё тяжелее. У императора был малолетний сын Рокудзё, рождённый ему дочерью Канэмори из Ики, помощника Главного казначея. Пошли толки, что наследником объявят этого двухгодовалого ребёнка. И в самом деле, в том же году, в двадцать пятый день шестой луны вышел высочайший указ о передаче трона малолетнему принцу. В тот же вечер состоялась церемония отречения больного императора Нидзё. Смятение и тревога охватили страну.
Учёные люди, сведущие в делах минувших, говорили:
- Если обратиться к сходным примерам в прошлом, когдa на троне в нашей стране восседали императоры-дети, увидим, что после государя Монтоку царствовал девятилетний государь Сэйва. Его дед по материнской линии, благородный Ёсифуса, помогал юному государю, подобно Чжоу-гуну76, взявшему в руки власть, чтобы временно управлять страной вместо малолетнего Чжоуского Чэн-вана77. С той поры и началось регентство в нашем государстве!.. Император Тоба вступил на престол пятилетним, император Коноэ - трёх лет от роду, но люди уже тогда твердили, что новые государи слишком уж незрелы годами! Ныне же императору Рокудзё исполнилось всего лишь два года. Такого ещё никогда не бывало! О безрассудство!
Тем временем, в двадцать седьмой день седьмой луны того же 1-го года Эйман, прежний император Нидзё скончался. Ему было всего двадцать три года цветок, увядший, не дождавшийся расцвета!.. Все обитательницы женских покоев, те, кто живёт за парчовыми завесами и драгоценными ширмами, предавались глубокой скорби. В ту же ночь покойного государя похоронили у горы Фунаока, на равнине Рэндайно, к северо-востоку от храма Корюдзи.
Во время погребения между чернецами монастырей Энрякудзи78 и Кофукудзи79 вышел спор из-за того, кому раньше ставить священные скрижали - поминальные доски, и обе стороны нанесли друг другу изрядное оскорбление. Издавна повелось, что после захоронения праха покойного государя участники погребального церемониала, монахи из Нары, Южной столицы, и Хэйана, столицы Северной, ставят по четырём сторонам гробницы скрижали своего храма. По обычаю, первыми ставят скрижаль монахи Великого Восточного храма Тодайдзи80 в Наре, воздвигнутого повелением императора Сёму, и все остальные признают за ними это неоспоримое право. Затем наступает черед монастыря Кофукудзи, основанного предками вельмож Фудзивара. За ними следуют монахи Энрякудзи, главного храма на Святой Горе Хиэй, и, наконец, заканчивает обряд обитель Трёх Источников, Миидэра81, основанная по воле императора Тэмму блаженными вероучителями Кёдаем и Тисё-дайси. Но на сей раз - неизвестно, отчего и зачем? - монахи Святой Горы нарушили обычай минувших лет и водрузили скрижаль вторыми, раньше чернецов Кофукудзи. Пока святые отцы из Нары судили и рядили, как ответить на эту дерзость, два рядовых чернеца монастыря Кофукудзи, Каннонбо и Сэйсибо, известные забияки, внезапно выскочили вперёд - Каннонбо в коротком чёрном панцире, с алебардой на длинном белом древке, Сэйсибо - в желтовато-зелёном панцире, с мечом в чёрных лакированных ножнах, - повалили скрижаль Святой Горы на землю и изрубили её в мелкие щепки. При этом оба во весь голос горланили песню: Эй, пoй, гуляй кто хочет!
Водопад бурлит, грохочет.
Жарко солнце припекает,
А воды82 не убывает.
Хлещи, водопад,
Шуму-грому всякий рад!
после чего оба смешались с толпой собратьев, монахов Южной столицы, Нары, и скрылись.
9
СОЖЖЕНИЕ ХРАМА КИЁМИДЗУ 83
Если бы монахи Святой Горы ответили таким же бесчинством, то, верно, завязалась бы изрядная потасовка, но оттого ли, что задумали они нечто совсем иное, никто из них не промолвил ни слова. И то сказать, ведь совершалось погребение покойного государя, казалось бы, даже бесчувственные деревья и травы должны поникнуть от горя; между тем и благородные, и низкорождённые, испуганные этим непристойным событием, все, как один, разбежались кто куда, не помня себя от страха.