Я ожидал чего угодно: он нападет на меня и съест, или изнасилует или еще что, но не того, что произошло дальше. Глеб пожал плечами, не переставая улыбаться и, закрыв дверь, лег на СВОЕЙ стороне, игнорируя мое обидчивое посапывание.
Ээээ? А как же секс?.. То есть… Я хотел секса?.. То есть… ёперный зеленый ноутбук!
Часть 17
Наверное, я больше никогда в жизни не узнаю, каким бывает нормальное утро, так как очнуться внутри самолета – это вершина моего понимания.
Открываю глаза и вижу перед собой кресло, белое такое, обитое приятной тканью. Опускаю взгляд ниже и вижу перед собой аккуратный столик, как бывает в элитных зонах самолета, но куда больше у меня округлились глаза, когда я полностью оглядел это место.
Если прежде у меня и была мысль, что я просто брежу, то теперь не оставалось никаких сомнений – я лечу в самолете, а в сиденье рядом со мной мило посапывает Глеб.
Самой логичной для меня мыслью в тот момент было то, что нас украли, но общая красота этого места не вязалась у меня с тем образом похитителей, что я знал. Немой страх секунд на двадцать сковал меня, прежде чем я увидел девушку, направляющуюся ко мне с подносом, на котором стояло несколько разношерстных напитков. Именно по ее располагающей улыбке, я понял, что все более или менее нормально, а уж после разговора мне стало легче. Да и к тому же я был одет, а это что-то значило…
Ждать до того момента, как Глеб проснулся, долго не пришлось. Вскоре он потянулся и по-доброму взглянул на меня. Я посчитал до десяти и начал вопить:
- Отпустите меня в Австралию! Я хочу сойти с этого самолета! Ааа!
- Анис, тише, - попытался успокоить меня Глеб, но я уже завелся.
- Хочу полетать! Не хочу сидеть тут! Откройте двери! У меня клаустрофобия! И вообще я неадекватный! Зеленый ноутбук!..
Через полчаса моего мельтешения по залу, где кроме меня и Глеба более никого не было, я понял, что перегнул палку и моей псевдо-истерике никто не верит. Пришлось сесть обратно, и заняться тем, чтобы читать какие-то журналы, что принесла стюардесса.
Глеб во время всего полета пытался со мной поговорить, но у него не выходило. Даже попытки заинтересовать меня тем, куда же мы собственно направляемся, были мной проигнорированы. Все это время я занимался изучением женской логики и поиском ее объяснений в журналах.
Я в десятый раз читал какую-то статью в женском журнале и пытался понять смысл фразы:
«Лак для домашнего маникюра должен быть качественным. Слой нанесенного лака не может быть толстым. В противном случае, нарушится дыхание собственного ногтя».
И если на первой фразе мой мозг еще работал, то на третьей отключался, как бы я его не мучил. Переработать данную информацию у меня не было сил.
После того, как я незаметно для себя уснул, очнулся я уже на Земле, ведь выяснилось, что посадка уже завершена и теперь нам пора выходить. Глеб, несмотря на мое поведение по отношению к нему, выглядел счастливым, а я безумно обрадовался, когда увидел асфальт, хотелось его расцеловать (асфальт, не Глеба).
И только после того, как я несколько раз вдохнул свежий воздух, понял, что мы прилетели в Париж.
Часть 18
Город греха, город любви, город забвенья и… отсутствия зелени.
После того, как мы заселились в обычный (слава Богу!) номер отеля, Глеб повел меня гулять, ну или выгуливать. Оказалось, что Париж не так прост, как я думал, а особенно большие улицы с магазинами были полностью залиты бетоном, без растительной живности. Спустя часа три я чувствовал себя вымотанным, а воздуха катастрофически не хватало.
Я никогда прежде не представлял себе мир без деревьев. Наш город пусть и куда более прост по архитектуре, но за любым поворотом можно увидеть хотя бы куст, тут я мечтал хотя бы заметить зеленую травку. Нет, растения, конечно, были, просто все они будто сконцентрировались в отдельных местах, а не были разбросаны то там, то сям. В общем, пока мы не дошли до самой Эйфелевой башни, где целое поле травы, а значит и чистого воздуха, я ощущал себя немного разбито.
Вскоре мое немного расстроенное состояние сменилось эйфорией, настолько было интересно гулять по этим замысловатым улочкам, а первое впечатление быстро забылось, так как оказалось, что такая ситуация только в определенных точках, где больше всего места занимают магазины. Пообедав в кафе напротив Эйфелевой башни, Глеб рассказал мне интересную историю, об этом месте и в целом о стране, в которую мы прилетели:
- Это здание, в свое время, было построено как временное сооружение, но потом, поняв, что Эйфелевая башня привлекает внимание туристов, ее было решено оставить, а для более полного использования, на самом верху были установлены радиоантенны.
- Забавно, - улыбнулся я. – Строить, заранее зная, что все это чудо пропадет, но потом понять, что создал нечто необыкновенное и новое, привлекающее внимание миллионов людей на всей планете. И оставить все, как есть.
- Это точно, - кивнул Глеб, и начал резать кусок своего мяса с кровью. – А ты знаешь, что голубая мечта любого француза – иметь свою винодельню?
- Каждого?
- Практически. И государство платит тем виноделам, у которых выходит плохое вино, чтобы они очищали землю от своего плохого сорта винограда. Все, лишь бы держать марку…
- Но зачем? Это же неразумно.
- Почему? Вино во Франции одно из самых лучших во всем мире и неспроста. К тому же, прежде чем можно начать делать вино, виноградники должны несколько лет привыкать к почве, да и растут они не за один год. В интересах государства, чтобы земля использовалась только на лучшее, ведь у Франции маленькие территории.
- Все равно, - сказал я, - платить за то, чтобы человек снес все, что прежде растил годами…
- Вот ты и сам ответил. Это же обидно, - ответил мне брюнет, - годами ждал этого урожая, а вышло не очень хорошее вино. Так хотя бы государство возместит часть убытков.
- Наверное, ты прав, - проговорил я, отправляя в рот макароны, густо залитые вкусным соусом.
- Я всегда прав, - незамедлительно ответил мне парень, ласково улыбнувшись. – Если ты не заметил, здешняя еда стоит очень дорого, а одежда, причем качественная, наоборот. Все потому, что во Франции не едят так много, как у нас. У них нормально съесть пару листов салата с половинкой помидора и запить все это вином, вприкуску жуя своеобразный хлеб. Пища тут, по обыкновению, качественная.
- То-то я видел, как из Мака выходили бомжи…
- Да, - не растерялся Глеб, - так и есть. В этом заведении питаются только бедные, а француз, который ценит себя, ни за что не пойдет в Макдональдс кушать. Он заплатит больше, в таком кафе, вроде этого, пусть и порция будет в разы меньше, но еда будет не модифицированной.
- Ну, в Маке она вроде обычная…
Парень мне ничего не ответил, лишь пожав плечами, и далее мы завтракали молча.
После кафе мы направились в одно очень интересное место, где я с нескрываемым счастьем смотрел на различных морских жителей. Если в наших аквариумных выставках привозили всяких, пусть и интересных, рыбок в очень малом количестве, то тут их было просто несметное количество, и на некоторых можно было взглянуть не через стекло, сверху.
Особенно поразило то место, где в круглом помещении было огромное стекло, во всю стену, а с той стороны плавали акулы. Вот это зрелище поражало, жаль, что визгов у детей было маловато, иначе я бы с куда большим счастьем сидел и смотрел на то, как там плавают эти страшные рыбы. Было забавно следить за тем, как дети подходили прямо к стеклу, видимо не сразу понимая, кто там прячется, а после того, как откуда-то сбоку выплывала хищная рыба, кидались прочь.
Потом я с удовольствием позволил Глебу купить мне рожок мороженого. И мы пошли гулять по улочкам этого волшебного города, медленно заполняющегося светом одиноких фонарей.
Вечер неумолимо приближался.
Часть 19
Чтобы я там ни говорил, но меня неминуемо тянуло к Глебу, особенно сейчас, когда он практически не делал никаких поползновений ко мне. Будто я перестал его интересовать и...
Да. Все. Уже некуда бежать и негде укрыться. Так что можно сказать прямо, я – нетрадиционной ориентации.
А вообще что значит «нетрадиционной» или «ненормальный». Что вписывается в понятие «нормальности». Нормален тот человек, который действует по заранее обговоренному пути жизни и не сворачивает. Что-то вроде: сад – школа – колледж (пункт не особо важный) – институт – работа – пенсия – смерть. Не очень веселая перспектива. И в это описание действий так же входит: женитьба, дети и моральное истощение.
Можно ли жить по заранее подготовленному плану? Не отходя от источника, боясь сделать так, чтобы тебя не поняли, освистали, приняли «ненормальным»…
Если брать «норму», как то, что выделяет общую массу людей, то выходит, что нормальный человек должен пить и курить, изменять жене, периодически ее бить и ругать свою никчемную жизнь, сетуя на плохую зарплату, при этом, не ударяя палец о палец. Хочется рассмеяться от того, что это явно не так красиво, как кажется в начале.
Норма – это обычность? Это что-то вроде серой массы? Но ведь каждый человек индивидуален, и тогда выходит, что «нормальность», как критерий выделения человека можно считать устаревшим.
В каждом отдельном обществе свои нормы. И можно сказать без зазрения совести, что нормальный человек тот, кто действует по законам этого общества. Не важно, какие там правила, да хоть «не плюй во время еды в тарелку рядом сидящего». Главное – чтить их. Просто большинство таких «правил» сокрыты от наших глаз, пусть и продолжают воздействовать на саму жизнь.
Именно из-за этого в обществе считается странным быть геем, ведь это негласное правило нашей страны, да и почти всего мира. Но странно ли это в принципе?..
Если меня тянет к парню, то почему я должен ненавидеть эту часть себя и кидаться от него в сторону, только завидев?
И почему этот черничный пирог перестал обращать на меня внимание?! Я почти зол.
За весь день я выпил около трех бокалов вина, и хотя я думал, что меня нещадно хотят споить, дабы принудить к сексу, вскоре выяснил, что Глеб был прав. Французское вино куда более мягкое, чем наше, и больше похоже на вкусный сок, пусть и с небольшим градусом. Жаль, что до России настоящее вкусное вино из Франции почти не доходит.
- Пока мы здесь, - улыбаясь, сказал мне Глеб, - нужно наслаждаться всем, чем можем.
- А надолго мы приехали? – поинтересовался я, так и не поняв, что сейчас впервые сказал «мы», имея в виду себя и Глеба.
- На два дня. У меня просто очень много дел на работе…
Я хотел было спросить, а чем же собственно мой муж занимается, но глядя в голубые глаза брюнета, желание отпало как-то само собой. И на его место встала вполне определенная потребность.
Стараясь сбавить возбужденность в тоне своего голоса, я пожелал вернуться в номер отеля, уже заблаговременно решив, что согласен на все (я – парень, а не девушка, чтобы убегать от секса). И этим удивил Глеба.
Пока мы поднимались на лифте на наш восьмой этаж, я стал думать о том, что знаю о сексе между мужчинами. Выходило, что тут только два варианта: анал или орал. И я бы заорал, так как именно тут я понял, какая роль отведена мне в этой гомосексуальной пьесе…
Часть 20
Еще пять минут – и я сам наброшусь на Глеба, плюнув на все свои переживания насчет моего места.
Во-первых: мы в одной квартире. Одни. Больше никого нет. Совершенно. В комнате никого, кроме нас двоих. Только я и Глеб.
Во-вторых: этот гад выполз из душа полуголым, как и вчера. Полуголый! В одном полотенце! После душа!
У меня сейчас случится припадок или как минимум истерика.
Что этот никчемный кусок черничного пирога о себе возомнил? Что я буду сам его соблазнять? Ха, ху и хе!.. Так и сделаю.