Как стать оруженосцем - Тимофеев Сергей Николаевич 15 стр.


   Король же этот самый, Артур, то есть, он к делу серьезно подошел. Мастеров пригласил самых наилучших, из Галиции... - Рамус заметил очевидное недоумение на лице алхимика и пояснил: - Ну, рядом с Трансильванией... - Заметив еще большее недоумение, пожевал губами, напрягся, потом просиял и махнул рукой, очевидно, наугад. - Вон оттуда...

   Морщины на лице алхимика разгладились, он кивнул.

   - К тому времени скульптура, - так благородно именуется искусство строительства замков, - сделала уже большой шаг вперед. Проект сначала художники на холсте рисовали, что да как, и только потом уже место выбирали, где строить. Тут, конечно, тоже оплошности разные случались. Правда, уже другого порядка. Камень, скажем, есть, а раствора нету. Или, наоборот, раствора нету, а камень есть. А еще был у него колдун, отвечавший за строительство. Точнее, объяснявший, отчего оплошность приключилась. Он ее каждый раз происками злых духов объяснял, но никто особо не цеплялся, когда в традицию вошло. То есть, в самый первый раз построили этот самый Камелот посреди болота. Замечательное место - ни один враг сюда сунуться не то что не посмеет, даже и не подумает. Не успели построить - утонул замок. Он, собственно, еще в процессе утопать начал, только этому значения не придавали, удивлялись единственно, как это стройматериалов уходит больше запланированного. Сначала вдвое больше, потом втрое, а потом и утонуло. Другой на скале строить взялись. Этот, говорили, не утонет. Скала под ним, не болото. И неприятелю опять до него добраться не просто будет, дорога-то одна-единственная, а так вокруг - сплошные скалы. Сорвешься коли, далеко лететь придется. - Рамус вздохнул. - Вот он и улетел, как задумано было. Не выдержала скала весу, обрушилась, и замок вместе с ней. Третий вроде на ровном месте возводить взялись, так и он в один прекрасный день исчез. Пещеры там, вишь, под землей оказались, туда и провалился. И пошло - поехало. Где ни возьмутся, обязательно злые духи оплошность приспособят. Вот мне в каком-то университете говорили, будто в будущем наука такая будет специальная, археология. Ейные ученые в земле копаться будут, всякие древности искать, где что находилось... Представляю, каково им будет Камелот отыскать, ежели их по всему Альбиону невесть сколько разбросано...

   Прошла неделя. Однообразная жизнь в замке наскучила Владимиру, поскольку он оказался не у дел. Рыцари развлекались поединками с утра до вечера, делая редкие перерывы на прием пищи, Рамус пропадал у алхимика, помогая последнему производить какие-то действа, заканчивавшиеся, как правило, либо взрывом, либо заполнявшим лабораторию едким дымом, обладавшим неприятным запахом и разъедавшим глаза. Владимир к их манипуляциям допущен не был, поскольку не только не обладал званием, но даже не удосужился его себе придумать, в то время как два адепта были: один - "допущенный тайнам", другой - "допущенный тайнам чрезвычайным". К тому же, он был

младшим

. Это выяснилось совершенно случайно, во время одного из ужинов. Дело в том, что обоим рыцарям ценой неимоверных усилий почти удалось свести на нет все находившееся в замке вооружение, с таким пылом они предавались единственно достойному рыцаря занятию. Мечи и топоры были зазубрены, копья и секиры поломаны, булавы разбиты, латы помяты и покрыты зияющими дырами. Восстановление требовало средств, которых у хозяина (равно как и собственной кузни) не оказалось. Сэр Ланселот, между тем, настолько привык без малейшего зазрения совести обращаться в финансовом вопросе к Владимиру, что это, наконец, было замечено сэром Мальбруком, заподозрившем в последнем ростовщика или кредитора. Сэр Мальбрук прямо спросил об этом сэра Ланселота за ужином, после чего повисло тягучее молчание, ибо, несмотря на завязавшуюся дружбу, подозрение в связях с ростовщиком могло быть сочтено за тяжкое оскорбление. Ужин едва не остыл, когда сэр Ланселот, наконец, вспомнил о том, что Владимир сказал ему при их знакомстве, а именно, что он является

младшим в роду

. Средства же, поступающие от него к сэру Ланселоту, являются ни чем иным как платой за обучение у славного рыцаря с последующими блестящими перспективами, являющимися результатом этого обучения.

   Сэр Мальбрук был тронут, заявил, что ему нет прощения, и что если сэр Ланселот завтра откажет ему в поединке, то он вполне того заслуживает и воспримет это как должное, но сэр Ланселот оказался благороден, как никогда. Разрядке междурыцарской напряженности поспособствовал также и Рамус, рассказавший историю, немало всех повеселившей. В благопристойном виде ее можно передать следующим образом.

   - Жил-был один и король, и была у него, как водится, дочка-красавица, на выданье. Характером вот только не удалась. Как бы это помягче сказать, ершистая очень. Король ей слово, она ему два, и оба поперек. Маялся он, бедный, маялся, да и решил ее замуж выдать. А поскольку они и по этому поводу сцепились, то король, в сердцах, приговорил ей замуж идти за первого нищего, который появится у ворот его королевского замка. Принцесса заявила, что лучше уж пусть так, чем эдак, и ушла к себе, хлопнув дверью с такой силой, что у короля корона с макушки слетела и под трон закатилась. Так вот. Сказать-то он сказал, а у самого, как только остыл маленько, принялись на душе кошки скрести. Размером с заморское чудовище слона. С одной стороны - слово королевское дадено, назад не особо возьмешь, а с другой - кто ж своему детищу, пусть и непокорному, судьбы лихой пожелает. Отдал он приказ заставами замок окружить и всех нищих взашей гнать, чтобы ни один к замку не пробрался; мост подъемный, согласно названию, подъемным держать, а сам с вечера сел у окошка грустить и печалиться. Но оно ведь недаром говорится, - утро вечера мудренее, - к утру вспомнил король, что есть у него один приятель закадычный, тоже по случаю король, причем соседнего королевства, который, во-первых, неженатый, а во-вторых, богатый. Вспомнил, и тут же гонца к нему послал. Так, мол, и так, выручай, братец, вишь, оказия со мной какая приключилась. Только на тебя и надежда. Если не ты, - то кто?.. И много еще чего передать велел. Кувшин водой наполнил, соли бросил - это, мол, слезы мои горькие, по причине неразумного поведения. Столько я каждый день проливаю, ну, или почти столько.

   Король-сосед не заставил себя долго упрашивать. Трудно сказать, что именно послужило к принятию его решения: то ли затянувшаяся холостяцкая жизнь, то ли желание выручить друга из беды, то ли еще что, но в один прекрасный день он заявился во дворец при полном параде, в раззолоченной карете, сопровождаемый недоумевающей стражей, той самой, которая караулила неправильных нищих.

   Король, выдававший принцессу замуж, увидя своего приятеля во всем блеске, несколько ошалел.

   - Извини, - говорит, - я, наверное, забыл тебе передать, что непременным условием получения принцессы в жены является, как бы это помягче выразиться, отсутствие каких бы то ни было средств к существованию. А если не помягче, то я обещался выдать ее замуж за первого нищего, который появится у ворот замка. Отгоняю, понимаешь, нежеланных претендентов, а тут ты... такой... такой...

   И он помахал в воздухе руками, не зная, как завершить фразу.

   - Все в порядке, - рассмеялся его приятель. - Я прибыл так, как ты меня просил.

   Несчастный отец не знал, что и подумать. А потому решил, что друг его попросту спятил.

   - Ничего не спятил, - по-прежнему смеется тот. - Видишь ли, я, как у меня в королевстве у кого-нибудь ребенок рождается, помещаю в соседних королевствах на его имя некоторую сумму в рост. А когда приходит время, он получает скопившуюся сумму на руки. Только и всего. Поэтому в моем королевстве последний нищий одет так же, как я сейчас.

   - Вот уже не знал, что ты еще и ростовщик... - пробормотал ошарашенный король, отец принцессы. - Сказал бы, я б тебе своих нищих послал десятка два, для примера, как наряжаться надо... Завел у себя порядки, нечего сказать... Так всех соседей можно по миру пустить. Ты же ведь и мое королевство расхищал! - вдруг осознал он. - Что же это получается? Я к нему как к другу, дочь за него отдаю, а он, оказывается, меня все эти годы грабил!

   После чего, в порыве благородного гнева, набросился на соседнего короля с кулаками и не успокоился до тех пор, пока оба не стали выглядеть так, как в представлении потенциального тестя должны выглядеть нищие - то есть побитые и в рванье.

   Тут выяснилось, что пока они спорили и дрались, принцесса убежала со своим тайным возлюбленным - принцем восточного островного королевства. Поженились они на том самом острове, владельцем которого был принц, а поскольку оба с раннего детства отличались повышенным романтизмом, то подались в пираты, добыли множество сокровищ, закопали еще больше кладов, значительно расширили границы острова, жили долго, счастливо и скончались в один день, оставив после себя многочисленное потомство и пиратские карты...

   Был и другой момент, когда Рамус оказал Владимиру неоценимую услугу, может быть даже, спас ему жизнь. Узнав, что последний младший в роду, и стараясь загладить допущенную им невольную ошибку, сэр Мальбрук некоторое время представал перед всеми туча тучей, что, как вскоре выяснилось, происходило вовсе не от несварения. Заявившись на ужин сияющим так, что можно было сэкономить на факелах, он изложил свое предложение сэру Ланселоту. Поскольку сам он не мог вступить в поединок с оруженосцем, а тому, для последующего посвящения, необходимо было набрать некоторое количество подвигов вкупе с рассказами о них, он предложил в качестве противника дракона, какового и обещался разыскать где-то неподалеку.

   - Для себя держал, - со скупой слезой, показывавшей, насколько ему тяжела эта жертва, сообщил он. - Но раз надо, значит - надо. Только чтоб не до смерти. Победил - и все. Хорошо бы, без оружия. В состязании каком-нибудь. Пусть бы, например, в бадминтон сыграли. По переписке. Ему ведь на первых порах этого вполне достаточно будет. Слухи пойдут, приукрасят, где надо, имя на слуху окажется... Опять же, дракон целее будет.

   - Дракон дракону рознь, - рассудительно заметил Рамус, которому с некоторых пор было дозволено безнаказанно встревать в разговор к месту и не к месту. - Мне про одного сказывали, как он чуть с голоду лапы не протянул. Он, видишь ли, одним разом трех рыцарей победил...

   - Ложь! - мгновенно вскипел сэр Ланселот. - Чтоб одного рыцаря победить, и то неправда, а уж троих разом...

   - Так ведь они неопытные были, можно сказать, начинающие, - примирительно заметил Рамус. - Только-только посвящение прошли, и тут вдруг раз - дракон. Или он их из засады сцапал, или в сонном виде, или еще что... Не в том суть. А в том, что был он глупый и сытый, а потому великодушный. "Когда такое дело, - говорит им, - устрою вам испытание. Вон, рощица, видите? Пущу вас взапуски бежать. Кто первый прибежит, того отпущу, и второго отпущу. А третий, не взыщите, пойдет мне на ужин. Ну как, согласны?" Переглянулись пойманные, да делать нечего. Согласиться - одного съедят, а нет - так всех троих. Прочертил дракон линию, выстроил рыцарей, дерево вырвал, сухое. "Раз, говорит, два, три!" И как даст деревом об землю! Треск раздался на всю округу. Припустили наши рыцари, только пятки сверкают. А дракон в теньке развалился, результата дожидается. Сколько там времени прошло, первый прибегает. Язык на плече, весь взмок, ноги дрожат. На землю шмякнулся, дышит тяжко. Потом второй заявился - еле плетется. Добрался кое-как до первого, рядом грохнулся. Они ведь, - сказать забыл, - в доспехах бежали... А третьего все никак нет. Дракон беспокоиться начал, первые же двое ему и говорят: "У нас, говорят, какое условие было? Чтоб первым двум полная беспрепятственная свобода. И только третьему - ужин. Мы эти двое первые как раз и есть. Так что, согласно условию, разрешите откланяться". Пожали дракону лапу на прощание, обещали захаживать, ежели что, не забывать, и ушли...

   - То есть как это ушли?! - побагровел сэр Ланселот. - Да где же это слыхано, чтобы рыцари своего товарища на съедение дракону оставили?

   - А я разве сказал, что оставили? - с невозмутимым видом пожал плечами Рамус. - Третий-то, вишь, он сразу домой побежал. А дракон, его дожидаючись, чуть с голоду не помер...

   Среди множества интересных книг, посвященных алхимии, - если оставить в стороне те, которые смело можно отнести к "желтой прессе", - довольно сложно выбрать такую, какая была бы не только интересна и занимательна, но и не отпугнула читателя излишней научностью. Таких книг несколько, и было бы не совсем правильно выбрать из них одну в ущерб другим, а потому надеемся, что, прочитав одну, любознательный читатель отыщет и остальные.

   Итак, перед нами "Эликсир и камень", Майкла Бейджента и Ричарда Ли, Москва, "Эксмо", 2007 год. "Британские историки и археологи Майкл Бейджент и Ричард Ли, знаменитые своими исследованиями исторических "парадоксов", на этот раз решили окунуться в пучину магии и алхимии, чтобы понять, каким образом интерес к оккультизму, уже не раз на протяжении столетий развенчиваемый доктринами научного реализма, вновь набирает силу в двадцать первом столетии. Как традиции герметизма, зародившегося в Александрии две тысячи лет назад, прогрессируют в сегодняшнем цивилизационном пространстве, что завораживает в религии вуду, чем окончились поиски эликсира бессмертия и философского камня, кто такие современные масоны, в чем секрет магии рок-музыки, кем на самом деле были волхвы и маги, что такое "сакральный ландшафт"? Это далеко не полный перечень всего "оккультного", завесу над которым приоткрывают для читателей авторы книги".

   Добавим к этому, книга прекрасно оформлена, ее просто приятно взять в руки. А теперь - небольшой фрагмент.

   "Герметизм получил свое название по имени человека, известного как Тот, Тот-Гермес, или Гермес Трижды Величайший. Еще до эпохи александрийского синкретизма Тот-Гермес считался реальной личностью. Так, например, Платон рассуждал о том, "был ли Тот богом или святым человеком". В александрийском синкретизме он часто (но не всегда) рассматривался как "смертный, который удостоился божественных откровений и в конечном итоге достиг бессмертия через самоочищение, но остался среди людей, чтобы открыть им тайны божественного мира". Позже - даже в восемнадцатом столетии - фигура, известная как Гермес Трижды Величайший, тоже считалась исторической личностью. К нему относились как к одному из древних мудрецов и часто сравнивали с Моисеем, Заратустрой и Пифагором. По мнению некоторых комментаторов, он превосходил этих трех мудрецов и был учителем Моисея.

   В настоящее время принято считать, что в действительности не существовало одного-единственного прототипа Тота-Гермеса. Доказано, что многочисленные тексты, которые приписываются ему, принадлежат перу различных авторов и написаны на протяжении большого промежутка времени. Однако все эти авторы приписывали свои произведения богу в обличье человека с головой ибиса. Они представляли свои учения как написанные им, продиктованные им или, в крайнем случае, как одобренные им.

   В древней египетской мифологии человек с головой ибиса носил имя Джеути. Каким образом оно превратилось в имя Тот - по словам Джойса, напоминающее ирландское ругательство, - так и осталось загадкой. Возможно, именно так его слышали греки или так его было проще выговорить. Точно так же осталось непонятным, почему Тот был "трижды величайшим". Некоторые герметические тексты дают основания предположить, что тройное величие является следствием его трех реинкарнаций. Однако это тройное величие, похоже, признавалось задолго до того, как были написаны эти тексты. Одна из надписей, датируемая 172 годом до нашей эры, гласит: "Тот, трижды великий". В еще более древней надписи третьего века до нашей эры встречается упоминание о "Тоте, Трижды Величайшем". В древнеегипетском искусстве он обычно появляется в облике, который описан в отрывке из романа Джойса - как человек с головой ибиса. Однако иногда его изображали просто в виде ибиса. Как бы то ни было, а ибис считался у египтян священным символом. Ему посвящались многочисленные культы, а убивший ибиса наказывался смертной казнью. Однако это было не единственное воплощение Тота. Его часто изображали в виде белой человекообразной обезьяны или белого бабуина.

Назад Дальше