Тому, кто пожелает узнать, какое несчастье случилось с Доном Паблосом дальше, просто посоветуем прочитать книгу, добавив, что "роман Кеведо был переведен на все языки Западной Европы и повсюду приобрел такую популярность, что уступал в этом отношении только "Дону Кихоту" Сервантеса".
...Когда Рамус закончил свой рассказ, костер почти потух; от него остались слабо тлевшие красным угольки. На небо взошла полная луна, стояла абсолютная тишина. И, в этой тишине, Рамус вдруг сделал знак рукой, призывая к молчанию, а сам поднялся на цыпочки, приложил ко лбу ладонь козырьком и принялся всматриваться в ширину поля. Зрение его обладало такой же остротой, как и слух, поскольку он торжествующе прошептал:
- Ну, что я говорил?.. Это именно то место!.. Вон, смотрите, только тихо!!!
Владимир поднялся на ноги совершенно бесшумно, чего нельзя сказать о сэре Ланселоте, который лязгнул так, что слышно, наверное, было, миль за десять. Будучи сильно раздосадован произведенным шумом, он чертыхнулся. Миль на двадцать.
Рамус скривился лицом так, будто съел сразу десять несозревших лимонов, ухватил свою шапочку с пером ладонями и надвинул ниже ушей. Постояв так некоторое время, он вернул себе первоначальное положение и прошептал:
- Кажется, пронесло!.. Смотрите вон туда...
В отдалении над травой что-то возвышалось: то ли пень, то ли какое-то растение, то ли еще что. Было не разобрать, поскольку луну заволокло легкой дымкой, но когда дымка исчезла, исчезла и торчавшее нечто.
- Видали?.. - с прежним торжеством в голосе пробормотал Рамус. - Я же говорил, альраун. Чего-то делает. Присел. Тихо.
Над травой возникло какое-то движение. Показалось нечто, начавшее приобретать более-менее различимые очертания, сопровождаемое комментариями Рамуса.
- Ну, точно... У меня такой же колпак был, из красно-белого полосатого чулка. С кисточкой. Ей щекотать удобно, при случае... А нос-то, нос!.. Прямо как у Сирано де Бержерака!.. Опять присел...
- Ты, вот это, сейчас, про что сказал? - подозрительно осведомился сэр Ланселот. - Чего он там делает?..
- А мне откуда знать? Не видно... Клад у него там, должно быть. Окружать надо. И хватать, по моей команде. Альрауны, они вроде как безобидные. Не кусаются, - добавил он, по всей видимости, убеждая самого себя. После чего принялся окружать. И снова застыл, поскольку сэр Ланселот опять лязгнул.
- Здесь, здесь все бросай, а то всю рыбу распугаешь!.. - зашипел он. В предвкушении обретения клада, Рамус совершенно забыл о должном почтении обращения к рыцарю. - Потом подберешь, нет тут никого. Никто не украдет.
Владимиру показалось, что неподалеку от них, как бы в третьей вершине равностороннего треугольника, две из которых составляли собственно они сами и альраун, возникло какое-то движение, но, поскольку был не уверен, тревоги поднимать не стал.
Сэр Ланселот, недовольно бурча, безропотно снял с себя все, также, по-видимому, обуянный страстью к наживе.
Рамус двинулся поначалу очень аккуратно. Сделав шаг он останавливался, и начинал бурно жестикулировать, показывая, как следует перемещаться остальным.
Некоторое время они подкрадывались совершенно бесшумно. Наконец, когда до альрауна оставалось метров десять, алчность взяла верх над разумом, и Рамус, возопив во весь голос: "Хватай его!", рванул вперед что было сил. Точно так же поступил и сэр Ланселот, не желая делиться потенциальной добычей.
Владимир, отстав от прочих, остановился. В свете луны он видел три метавшихся силуэта и никак не мог понять, почему альраун не только не убегает, но и старается держаться поблизости от того места, где был замечен. Может, и вправду - клад?
А когда все-таки подошел, его спутникам удалось схватить фэйри. Крепко держа его за руки, и за ноги, - тот все еще пытался брыкаться и извиваться подобно Вождю Краснокожих, - они вознамерились устроить своему пленнику допрос.
- Итак, отвечай нам всю правду, без утайки, - спрашивал Рамус, которого мотало из стороны в сторону сильнее, чем сэра Ланселота, поскольку он держал альрауна за ноги. - Где твое золото?
- Нет у меня никакого золота!.. - вопил тот. - И вообще, чего пристали?.. Сижу, никого не трогаю...
- Мыслю о вечном, - закончил за него Рамус, а Владимир подумал, что он, наверное, тоже пытался ухватить кота за хвост. - Плавали, знаем. Только у нас не отвертишься!.. Отвечай, тебе говорят! И прекрати брыкаться!!! Сидел он, видите ли... Посреди ночи и чиста поля...
Пленник затих, и это оказалось для него необыкновенно ловким ходом, поскольку сэр Ланселот, получивший возможность трезво оценить обстановку, обнаружил под альрауном кучку неизвестного происхождения. Решив на всякий случай отойти подальше, он сделал шаг в сторону, при этом сосредоточив свое внимание на земле, что дало возможность альрауну вырвать из его рук свои и одновременно ловким движением ноги подбить глаз Рамусу. Тот тоже выпустил пленника, который, шмякнувшись на землю, вскочил и резво отбежал на несколько шагов.
- Ну, чего пристали... - заныл он оттуда. - Сказано ведь, сижу себе, никого не трогаю...
- Да мы видим, - буркнул сэр Ланселот и вознамерился было подбить Рамусу второй глаз, но тут случилось нечто совершенно неожиданное.
От того места, где Владимир прежде видел движение, то ли примерещившееся, то ли действительное, отделились две фигуры - одна темная, другая светлая - и быстро направились к месту событий. Стараясь перемещаться с одной стороны - скоро, а с другой - достойно, они, тем не менее, запыхались, и, пока приходили в себя, Владимир сумел их немножко рассмотреть.
Темная фигура являла собой невысокого толстяка в котелке и костюме-тройке, - все основательно поношенное, - штиблетах и тростью с облупившимся позолоченным шаром в качестве набалдашника. Лицом, несмотря на поношенность, он был кругл, глазки блестели, а из-под аккуратного носа торчали усы.
Светлая представляла даму в не менее поношенном вечернем платье со шляпкой, предположительно кремового цвета, с сумочкой без замка на локте одной руки. Рыжие волосы, и худощавое лицо дамы неопределенного возраста. Обеими руками она придерживала на плече солидный подсачек с крупной ячеей, сетка болталась едва не до земли.
- Позвольте представиться. - Толстяк элегантным движением поднял котелок. - Базилио. - Помолчав немного и водрузив котелок на место, добавил: - Дон.
- Алиса, - представилась дама. Помолчала. - Донья.
Их появление и внешний вид были настолько причудливы, что Владимир и его спутники не произнесли ни слова.
- Будучи здесь по долгу службы, заключающемся в сопровождении известного ученого-энтомолога, - продолжил дон, кивнув на даму, - и случайно став свидетелем конфликта, я счет нужным вмешаться, чтобы узнать, что, собственно, происходит, и не могу ли я быть чем-нибудь полезен одной из сторон.
Взгляд его при этом упал на кучку, блеснул ярче луны, и остался к ней, кучке, прикованным.
Из его речи сэр Ланселот не понял ни слова, за исключением того, что в его присутствии дама была названа каким-то неприличным образом. Совершенно забыв о том, что оставил меч возле костра, он протянул руку за спину и взревел громовым голосом:
- Как посмел ты назвать благородную даму...
После чего получил совершенно непочтительный толчок локтем в бок от Рамуса, который прошептал:
- Это не назвал. Это ученые такие, жуков ловят, бабочек, лягушек там всяких...
После чего обратился с к дону:
- Мы вас внимательно слушаем, продолжайте.
Обнаружив отсутствие меча и услышав слово "ученый", рыцарь как-то сразу поскучнел и буркнул:
- Ну, пусть продолжает...
- Так вот, - продолжал дон, на которого эскапад сэра Ланселота не произвел никакого впечатления. - Будучи в некотором смысле участником городского совета, - то есть, советую, что да как, - я некоторым образом принял участие в судьбе этого молодого человека, - кивок в сторону альрауна, - с целью поспособствовать улучшению его жизненных обстоятельств. Являясь сыном бедного придворного музыканта, он не способен без посторонней помощи доброхотов-пожертвователей ни получить достойное образование, ни овладеть профессией, каковая явилась бы в будущем основанием достаточной жизни на благо общества. О том, насколько тяжела его жизнь, может свидетельствовать почти полное отсутствие в каморке отца каких-либо предметов мебели, за исключением фисгармонии, с помощью которой он и добывает средства, и даже очаг, в иных семьях служащий для приготовления пищи, у данной нарисован на куске старого холста. Следует также добавить, что из всех домашних животных у них имеется только крыса, именуемая Шушара, состоящая на учете в полицейском участке по подозрению в неоднократном воровстве.
Сэр Ланселот смотрел на говорившего тупо, Рамус - с восхищением, хотя оба ничего не понимали.
- Лучший друг отца, - продолжал дон, - замечен в пьянстве, пугает население цветом своего носа и нуждается в принудительном лечении. Так вот, не без моей помощи, сей молодой человек...
- Как - молодой человек? Разве это не?.. - воскликнул Рамус и осекся.
Дон строго, насколько это можно было судить при лунном свете, взглянул на него.
- ...молодой человек получил немного золота, передав каковое мне, мог бы рассчитывать на совет, как избежать ожидающей семью нищеты...
Услышав про золото, Рамус не стал дожидаться, пока его заговорят окончательно и будучи уверен в своей правоте, метнулся в сторону то ли альрауна, то ли молодого человека.
Однако бдительная донья подставила ему ножку, а затем, очень ловко, надела на стоявшего столбом сэра Ланселота подсачек. Оказавшийся настолько подходящего размера, что металлический обруч прижал руки рыцаря к телу, а сетка накрыла верхнюю часть, мешая высвобождению. После этого она дернула за ручку, и рыцарь упал, как прежде стоял - столбом. Дон размахнулся своей тростью, отчего Рамус, подпрыгнув, как ошпаренный, мужественно рванул наутек, оставив на месте неожиданно разразившегося поединка Владимира в качестве единственно способного оказать сопротивление. Но поскольку тот стоял в стороне, недоумевая, как ему следует поступить, он был сочтен за не достойного внимания, а потому дон и донья сами кинулись ловить молодого альрауна.
Но без уже использованного подсачека, шансов у них не было никаких. Альраун, - будем пока что считать его таковым, - крутился и вертелся, шмыгал вокруг и проскакивал между ног у толстяка, так что ухватить его не представлялось возможным. Его ловкости и пронырливости с избытком хватило бы на десятерых. Вдобавок ко всему, он дразнился и сыпал словами, характерными для какой-нибудь средневековой подворотни.
- Что, взяли? - победоносно спросил он, когда его преследователи понуро остановились, не в силах отдышаться. - Будете знать, как связываться с...
И тут избыток самомнения сыграл с ним злую шутку, поскольку, отставляя ногу назад, - вне всякого сомнения, чтобы принять какую-нибудь величественною позу, - он зацепился за лежавшего сэра Ланселота, покачнулся и рухнул. Этого оказалось вполне достаточным, чтобы дон и донья, издав победоносный визг, бросились на него сверху, подобно гепардам. Образовалась куча мала, очень необычно выглядевшая в лунном свете, пыхтящая, вопящая и размахивающая во все стороны не занятыми непосредственно в ней конечностями, когда вдруг раздался тонкий голос:
- Смотрите, смотрите!..
Та самая кучка, от которой прежде опасливо отодвигался сэр Ланселот, принялась набухать прямо на глазах.
- Оно растет...
Из кучки показался побег, тут же начавший тянуться кверху и одновременно раскидывать тоненькие отростки в стороны. Он тянулся и тянулся, крепчал и мужал, под восхищенными взорами и охами-ахами присутствующих, в том числе Рамуса, который счел возможным, сделав круг, вернуться, затаиться за спиной Владимира и оттуда выглядывать. Не было никаких сомнений, что из земли поднимается дерево, причем не обычное, а волшебное. Прошло совсем немного времени, и оно своими размерами уподобилось столетнему дубу, а на ветвях его появились и стали распускаться цветы, похожие на цветки лотоса формой и размером, правда, не имевшие запаха. Прошло еще время, цветки пожухли и стали опадать, а вместо них - набухать плоды, нечто среднее между березовой сережкой и сосиской. Наконец, движение на дереве замерло. Присутствующие также безмолвствовали. Вдруг, кожура на плодах пошла мелкими трещинками, они стали лопаться, и на землю - в это было трудно поверить, но это так! - с мелодичным звоном, сначала поодиночке, а затем тропическим ливнем, хлынул поток золотых монет.
С визгом, стараясь отпихнуть друг друга как можно дальше от золотого дождя, к дереву рванулись дон и донья, альраун и Рамус. Сэр Ланселот передвигаться не мог, - ему мешала рукоятка подсачека, уткнувшаяся концом в землю. Владимир предпочел остаться на прежнем месте, ожидая развития событий.
На траве под деревом образовывались кучки золотых монет, которые продолжали сыпаться. Рамус стоял под златопадом, раскинув руки в стороны и подставив ему лицо, лучившееся счастьем настолько, что затмевало блеск драгоценного металла, не говоря уже о луне. Дон и донья купались в монетах, альраун колесом носился вокруг, издавая нечеловеческие вопли. Как вдруг...
Вдруг золотой поток начал тускнеть. Звон - сменяться глухим перестуком. Радостные вопли обратились в настороженное молчание. Наконец, кто-то невнятно пробормотал:
- Деревянные... Они превратились в деревянные...
Настороженное молчание в мгновение ока переросло в скорбную тишину. Посреди которой раздался тоскливый голос, принадлежавший дону:
- Ты что натворил, паршивец, а?
- А я что? Я ничего... - быстро забормотал в ответ альраун. - Я как было сказано, так и сделал. Выкопал ямку, сказал три раза: "Крекс, фекс, пекс", положил золотые, посолил... Ну, там, добавил перчику, лучку, уксусу...
- Ай! - воскликнул дон. Даже в лунном свете было видно, насколько огненно-красным стало его лицо. - Тут тебе что, шашлык, что ли?..
- Я хотел как лучше!.. - заорал альраун и бросился наутек.
- Я тебе покажу уксус!.. - помчался вдогонку дон.
- Перчик и лучок!.. - не отстала от него донья.
Несколько мгновений, и они скрылись из виду. Под деревом остался только Рамус, набиравший полные ладони деревянной трухи, - прежде золотые, став деревянными, монеты теперь обращались в труху, - воздевавший их к верху и высыпавший себе на голову, тоскливо подвывая...
Рыцарь был высвобожден, после чего он, в порыве благородного негодования, водрузил подсачек на Рамуса, - "за трусость и оставление поля битвы", как он выразился, - и потащил его к остаткам костра. Маг-недоучка поначалу громко взывал о несправедливости, потом замолк, из опасений, как бы не навредить себе еще сильнее. Вмешательство Владимира также ни к чему не привело. Будучи возмущен более тем, что предстал в неподобающем виде, нежели постыдным бегством спутника, сэр Ланселот вполне мог приговорить последнего в соответствии с законами военного времени.
Впрочем, за то недолгое время, пока рыцарь вел Рамуса обратно, он, вероятно, рассудил, что требовать бесстрашия от неблагородного означало бы оказаться в еще более глупом положении, чем прежде. Поскольку, притащив его к кострищу, тут же и объявил это в короткой, но очень яркой речи.
Поняв, что в настоящий момент ему ничего не грозит, Рамус устроился как можно удобнее и попытался изменить ситуацию в свою пользу, принявшись припоминать все известные ему случаи трусости, превосходившие масштабом его собственную.
- Довелось мне учиться в каком уж и не вспомню университете, и в той местности, неподалеку от городка, где он располагался, имелась заколдованная пещера. Кто, что и когда там сокрыл и заколдовал, про это ходили разные слухи, но достоверно никто ничего не знал. Зато знали, что любой, кто посмеет сунуться в пещеру, сразу же обратится в старую клячу. А потому, во избежание недоразумений, повесили возле пещеры два плаката: "Это не здесь", и "Его тут нет"...
- Зачем это? - не понял сэр Ланселот.
- Ну, как, зачем? Приходит, например, к пещере чужестранец, который ищет, скажем, цирюльню. И сразу видит - это не здесь. Поворачивается и уходит. Или, там, ищет кто-нибудь славного рыцаря Люстига фон Шпацирен, прочитает, что его тут нет, и тоже уйдет...
- Вот ты это кому здесь плетешь? - поинтересовался сэр Ланселот. - Ты где это столько грамотных нашел, чтобы надписи всякие читать?
- Так там не только надписи, там еще и рисунки были, разного качества, но очень доходчивые. Для тех, кто неграмотный. Вдобавок капканы, волчьи ямы, самострелы, сети, шлагбаумы... Даже стража одно время стояла, только быстро сбежала.