- Это еще почему?
- А потому, что днем еще куда ни шло, а коли ночью кто-нибудь в капкан, или, там, в волчью яму, или стрелу пониже спины... Завывали очень. Или ругались площадно. А стражники, у них натура тонкая... Вот и не выдерживали.
- И что?
- Так вот я и говорю. Учился вместе со мной один товарищ. Ни во что не верил, ни в черную кошку, ни в сеньору с пустыми ведрами. Вот он как-то и побился об заклад, что сходит в эту самую пещеру и все доподлинно разузнает. "А коли струсишь да назад с полпути вернешься?" - это мы его спросили. "А коли струшу, назад не вернусь. Слово чести". И через некоторое время подался. Ждали мы его, ждали, не возвращается. Невмоготу стало, пошли сами искать. Ну, без ловушек, без стрел, конечно, не обошлось, так что не все из нас до пещеры этой самой добрались. Зачем - сами не поймем. Потому как снаружи не очень-то видно, а внутрь идти никто не хочет. Следов, вроде, никаких нету...
- И спросить не у кого?
- У кого там спросишь? Туда разве кто из чужестранцев случайно забредет, а из местных никого. Кляча какая-то паслась неподалеку... Много у нее спросишь? Вот и вышло, что на похвальбу горазд оказался, а как до дела дошло - струсил и сбежал.
- А с чего вы решили, что струсил?
- Так ведь он человеком слова был, этого у него не отнять. Сказал ведь, коли струшу, назад не вернусь, вот и не вернулся. Хотя чего там хитрого - в пещеру зайти? Может, не такая уж она и заколдованная была...
- Сам бы и зашел.
- Мне-то с чего судьбу испытывать? Я в колдовство верю. Мало ли чего? Разве ж охота остаток века старой клячей коротать...
- Оно бы и к лучшему было, - буркнул сэр Ланселот, пристраиваясь спать.
Рамус сделал вид, что не расслышал.
- Так я сниму сачок, что ли? Не бабочка... А как встретим кого-нибудь, продам. Денежка лишней не бывает.
Но сэр Ланселот не ответил, поскольку уснул сразу же, едва пристроился. Владимир помог Рамусу освободиться от подсачека, и тот положил его рядом с собой, для надежности. Поутру обнаружилось, что ночью подсачек кто-то спер.
Собственно говоря, это и послужило причиной пробуждения Владимира. Рамус метался поблизости, заглядывал под каждый лопух и с жаром произносил речь в защиту частной собственности. Причем сулил покусившимся на нее такие наказания, что Владимир даже подумал, не послужила ли данная речь основным источником для "Молота ведьм"?
Пропажа не нашлась, Рамус пришел в наисквернейшее расположение духа и все делал через пень-колоду. Разжигая костер, едва не устроил пожар, добывая какие-то корни, чтобы испечь их на завтрак, оставлял после себя огромные ямы, беспрерывно бурчал и ругался. Само собой разумеется, сходил на место ночной схватки, но ничего там не обнаружил. Чудесное дерево исчезло, ветерок развеял труху, примятая трава потихоньку выправлялась, никаких монет, ни золотых, ни деревянных, обнаружить ему не удалось. Что, разумеется, не прибавило ему настроения.
Владимир позавтракал черствым хлебом, решив не рисковать угощением Рамуса, состоявшим, как уже было упомянуто, из каких-то печеных корней и куска сыра.
- С плесенью? - с надеждой спросил сэр Ланселот.
- А как же! - гордо ответил Рамус. - Иного не держим. В три пальца.
Небольшой кусочек сыра и впрямь оказался толщиной чуть больше чем в три пальца, причем эти самые три пальца как раз и составляла плесень. Но, доброму рыцарю и магу все впрок, поэтому для двух упомянутых категорий завтрак обошелся без каких-либо последствий.
Под влиянием ли сыра, или кореньев, или еще чего-нибудь, сэр Ланселот впал в мечтательное настроение, едва они снова вышли на дорогу.
- Интересно, кто все-таки была та самая Прекрасная дама? - обращаясь к самому себе, произнес он. - Какое у нее необычное, прекрасное имя - Донья... - И даже позволил себе настолько расслабиться, что обратился к Рамусу: - Скажи, что думает твоя наука по поводу любви с первого взгляда?
- Имеет место быть, - тут же отреагировал тот, поняв правильный ответ по ноткам, прозвучавшим в голосе рыцаря. - Самому рассказывали. Жила-была одна Прекрасная дама. Много благородных рыцарей искали ее руки и сердца, и всем она отказывала, ибо не встретила никого, равного себе... По ее мнению, конечно, - поспешно добавил Рамус. - Время шло, и постепенно в замок стало наведываться все меньше и меньше соискателей, хотя прежде пёрли косяком. Наконец, полноводная река, превратившаяся в ручей, пересохла окончательно, лишив Прекрасную даму надежды на благородного супруга. Не будучи обучена никакому полезному делу, кроме как вздыхать у окна и смотреть с замковой башни вдаль, она стала чахнуть, и исчахла бы совсем, если б не ее личный лекарь. Этот самый лекарь, следует отметить, имел на медицину самые передовые взгляды, а потому небеспочвенно почитал лучшим лекарством спорт. Конечно, будучи дамой и пребывая в увядающем состоянии, Прекрасная дама не могла позволить себе забав, более подобающих рыцарям или, там, мужланам, следовательно, была сильно ограничена в выборе. Плавать в ее возрасте, - а ей, страшно сказать, должно было вот-вот стукнуть двадцать пять, - научиться сложно, проще научиться утопать, но это спорт, если можно так выразиться, одноразовый; командные игры не подходят; всякие там шахматы и преферанс, хотя и способны увеличить финансовое благополучие, но вот здоровье - вряд ли... А потому было решено остановиться на самом демократичном способе лечения, известном еще со времен древнегреческого врача Гиппопотама, - оздоровительном марафонском беге. Тут, собственно, даже приспособлений никаких не нужно. Одежка подходящая, да пересеченная местность. И то, и другое имелось в избытке, а потому решено было не откладывать дела в долгий ящик.
Поначалу забег устраивали всем замком, однако вскоре выяснилось, что обилие народу, из которого многие вовсе не нуждались в улучшении здоровья по различным причинам, только препятствует выздоровлению. Число участников сократили; потихоньку отсеивались слабые и нецелеустремленные, в результате чего через некоторое время вокруг замка бегала только одна Прекрасная дама. Причем, здоровье ее улучшилось до такой степени, что лекарь не мог догнать ее на самой лучшей лошади. Конечно, теперь лечение можно было бы и прекратить, ввиду очевидного выздоровления, если бы не привычка, справиться с которой подчас гораздо труднее, чем с любой, даже самой страшной, болезнью. К тому же, Прекрасная дама настолько навострилась, что могла дать сто очков вперед любому древнему греку-олимпийцу в прыжках в длину и высоту, а также метании камней в цель.
- Как так? - не понял сэр Ланселот.
- Целью ей служили всякие нежелательные зрители... Так вот, случилось, что как раз во время утреннего променада, к замку выехал какой-то бродячий рыцарь. Погода, надо сказать, была преотвратная, дождь лил как из ведра, однако Прекрасной даме все было нипочем, в отличие от рыцаря, который при виде замка рассчитывал на теплый прием и, может быть, необременительное приключение. При виде бегущей Прекрасной дамы, у него, естественно, сработал инстинкт, и он, не тратя времени понапрасну, припустился за ней, громко окликая, в надежде догнать и спасти от, по всей видимости, угрожавшей той великой опасности. На стены замка высыпали его обитатели, слышался звон монет - это принимались ставки. Понятно, что шансов догнать Прекрасную даму у рыцаря не было никаких, поэтому ставили на количество кругов, на которое он отстанет. При этом учитывалось, что до появления рыцаря Прекрасная дама уже преодолела почти половину требуемого расстояния.
В общем рыцарь отстал, не знаю уж на сколько. От него и его коня валил пар, латы начали понемногу краснеть, от нараставшего внутри них раздражения. Видя такое дело и опасаясь, как бы чего не вышло, стражники стали понемногу опускать решетку в воротах замка, готовясь к появлению госпожи. Стоило ей вбежать, они просто-напросто отпустили ворот, чтобы решетка упала под собственным весом. И надо ж такому случиться, что она начала падать как раз в тот момент, когда прямо перед ней появился наш рыцарь - он, кстати сказать, отчаявшись догнать Прекрасную даму, развернулся и двигался ей навстречу. Увидев, что она свернула на мост, он последовал за ней и со всей дури вписался шлемом и верхней частью лат как раз в опускавшуюся решетку...
В этот самый момент в разверстый рот тараторившего без передыху Рамуса влетел какой-то жук, и он был вынужден прервать свое повествование.
- Так что было дальше? - нетерпеливо спросил сэр Ланселот, когда тот, наконец, отплевался и закончил ругаться.
- Что, что... Рыцарь, пока гонялся за Прекрасной дамой, успел влюбиться в нее без памяти, а для настоящей любви преград не существует... Что ей какая-то там замковая решетка, или, скажем, штук двенадцать дверей, который он преодолел уже внутри замка... Еще чего-то по мелочи... В общем, когда он, наконец, подкараулил свою избранницу в засаде, поняв, что догнать ее ему не удастся ни при каких обстоятельствах, ухватил и с места в карьер предложил руку и сердце, - каковые были тут же приняты, - замок выглядел как после нескольких лет осады с применением самых тяжелых стенобитных орудий.
Отыграли свадьбу, восстанавливали потихоньку разрушенное, но затем рыцарь понял, что любовь - это одно, а семейная жизнь - нечто совсем другое, и как-то засобирался вдруг воевать сарацинов. Не тут-то было. Поскольку перед алтарем были даны торжественные обеты быть заедино в жизни и смерти, Прекрасная дама собралась вместе с ним. Так вдвоем и отправились, клятва-то дана...
Откроем замечательную книгу, теперь, увы, букинистическую, Александра Вадимова и Марка Тривас "От магов древности до иллюзионистов наших дней", издательство "Искусство" (Москва, 1966 г.). Сами авторы так говорят о ней: "Мы не ставили своей задачей изложить всю многовековую историю иллюзионного искусства. Ограничились лишь описанием отдельных, наиболее колоритных ее страниц..." Зато это описание таково, что, начав читать, невозможно оторваться, пока не прочитаешь последнее слово на последней странице. Мы не будем лишать любознательного читателя возможности самому убедиться в правоте наших слов. Мы приведем из этой книги фрагмент, имеющий некоторое отношение к описанному выше. А именно: если в некоторых сказках главных персонажей изготавливают, скажем, из полена, то как обстояло дело не в сказках? Кто и что изготавливал на самом деле?
"В XVIII веке иллюзионные автоматы стали весьма распространенным зрелищем. Необыкновенно похожие на живых людей, они воскресили в художественной литературе полузабытые легендарные сюжеты. Эта литературная традиция продолжается и поныне. Среди произведений, описывающих механические самодвижущиеся фигуры, нельзя не назвать "Песочного человека" Э.-Т.-А. Гофмана (герой влюбляется в прекрасную девушку, но увидев, что она всего-навсего механическая кукла, сходит с ума) и пьесу К. Чапека "ВУР" (восстание автоматических слуг против людей). Назовем, курьеза ради, и современную французскую оперу-буфф "Электронная любовь", передававшуюся по телевидению (в 2000 году героиня влюбляется в робота -- механического слугу, а ревнивый муж пытается развинтить электронного соперника).
Чтобы правильно оценить, как воспринимались технические новинки иллюзионистов, нужно учесть, что еще два-три столетия назад представления широкой публики о природе человека сильно отличались от наших. Достаточно напомнить, что только в XVII веке Гарвей открыл процесс кровообращения в организме человека и роль, которую играет сердце; причем это открытие очень долго оставалось достоянием узкого круга людей. А для большинства основным признаком, отличавшим живого человека от раскрашенной статуи, была способность двигаться. Поэтому демонстрация самодвижущихся человеческих фигур воспринималась как фокус оживления куклы.
Герберт Аурелиак (940-1003), итальянский пастух, впоследствии папа Сильвестр II, изобрел колесные часы, вероятно, заимствовав идею у арабов в годы своего учения в Испании. В 1641 году сын Галилея и его ученик Вивиани создали часовой механизм с маятником, а в 1674 году голландский физик и математик Гюйгенс запатентовал пружинные часы. Эти изобретения дали новый толчок конструированию автоматов. Башенные часы тех времен с движущимися фигурами еще сохранились в Праге, Брешии, Лунсе, Нюрнберге и в других городах Европы. К концу XVII -- началу XVIII века часовые механизмы были настолько усовершенствованы, что с их помощью приводились в действие очень сложные автоматы, поражавшие не только современников, но и сейчас представляющие собой чудеса точной механики.
В середине XVIII века Фридрих фон Кнаус, директор физико-математического кабинета в венском императорском дворце, после двадцатилетней работы создал три механические человеческие фигуры, которые могли писать пером по бумаге. Одна из них хранится в Венском политехническом музее. В 1771 году Кнаус сделал четыре головы, воспроизводившие человеческий голос, а также фигуру музыканта, играющего на флажолете, при этом она двигала пальцами, шевелила губами и головой.
Наиболее выдающимся конструктором автоматов был Жак де Вокансон (1709-1782). Его "флейтист" высотой в 178 сантиметров и "провансальский барабанщик" производили впечатление живых. "Утка" в натуральную величину крякала, клевала зерно, хлопала крыльями и даже... "переваривала" пищу. Эти автоматы много лет подряд демонстрировались по всему миру в "Кабинете чудес и искусств" профессора Бейрейса, вызывая неизменное восхищение зрителей...
Швейцарский часовщик Пьер Жаке-Дроз (1721-1790) и его сын Анри-Лун (1752-1791) построили еще более сложные автоматы. "Писец" мог написать текст объемом до шестидесяти знаков. Автомат двигался с полной естественностью. "Художник" делал на бумаге настоящие рисунки. При этом он время от времени откидывался назад, глядя на свою работу, а потом принимался "улучшать" ее. "Клавесинистка" -- изящная девушка -- играла на своем инструменте различные пьесы. Она очень естественно ударяла по клавишам и, слегка поворачивая голову, следила за нотами. После окончания каждой пьесы девушка вставала и поклоном благодарила слушателей за внимание, а грудь ее вздымалась от волнения.
Эти три автомата привлекали огромное число зрителей вплоть до 1904 года. В настоящее время они выставлены в Невшательском музее, в Швейцарии.
Кристофер Пинчбек-старший (1670-1732), лондонский часовщик, поражал воображение зрителей сконструированными им фигурами, разыгрывавшими целые сцены и приводимыми в движение часовым механизмом. В афише Пинчбека, датированной 1727 годом, рекламируется "храм искусств с двумя движущимися картинами. Первая: концерт с несколькими фигурами, играющими с величайшей гармонией и согласованностью. Другая: перспектива города и гавани Гибралтар с движущимися кораблями и испанскими войсками, марширующими через старый Гибралтар. Также игра графа в реке и собака, ныряющая за ним, представлены как живые. В этой удивительной пьесе около ста фигур, представляющих движение как в жизни. Ничего подобного никогда не было видано в мире!"
Но как ни велик был успех автоматов Вокансона, Жаке-Дрозов и Пинчбека, их затмил "Кабинет автоматов", открытый в 1770 году венгерским дворянином Веркешем фон Кемпеленом (1734-1804). Здесь демонстрировалась и изобретенная им пишущая машина. В его собрании автоматов самым интересным был "шахматист".
Знаменитый автомат изображая турка в чалме, размером больше натуральной величины. "Турок" сидел, поджав ноги, перед ящиком 120 х 80 сантиметров, на котором лежала шахматная доска. Внутри помещалась сложная система колес и рычагов, а в выдвижном ящике -- комплект шахматных фигур. Перед началом сеанса Кемпелен раздевал "турка", давая возможность зрителям убедиться, что это механическая кукла. Открывал одну за другой дверцы ящика, показывая, что там только рычаги и колеса. А затем "турок" сражался в шахматы с любым из зрителей, разыгрывая самые сложные партии, и неизменно побеждал. Собрание пятидесяти партий, сыгранных автоматом, было издано в Лондоне в 1820 году.
Со своим "Кабинетом автоматов" Кемпелен объехал все страны мира. С "турком" играли в шахматы Фридрих II и Екатерина II, Наполеон I, императрица Мария-Терезия и Евгений Богарне. Некоторые западные историки, ссылаясь на мемуары Робер-Удена, рассказывают, что "турок" имел неосторожность выиграть партию у русской царицы, вызвав ее гнев; Екатерина II приказала конфисковать автомат, внутри которого якобы скрывался безногий польский революционер Боровский. Эта история выдумана. Русские материалы опровергают ее.