‒ Зейн да, это могу сказать с уверенностью. Он едет сюда с последнего места службы, хотя не уверен откуда. Остальные сказали, что вернутся, когда позволят их графики. Последнее, что я слышал, близнецы зависят от длительности их международного турне, но вернутся, как только он закончится, или даже быстрее, если смогут. И, как я уже сказал, я только недавно смог определить, где находился Лусиан, поэтому его намерения не известны.
Обеими руками я потер лицо.
‒ Все мои братья ненавидят это место. ‒ Я посмотрел на юриста. ‒ Почему отец так поступил, Дик? Я не понимаю.
‒ Я могу лишь догадываться, поскольку своих мотивов он мне не раскрывал. Но если мне позволено высказать предположение, то я бы сказал, что это его последняя попытка заставить вас помириться с братьями.
‒ Незачем мириться. Между нами никогда не было разногласий... они просто ненавидят это место. Все, что эта хрень делает, так это обременяет меня семью разъяренными братьями, которые терпеть не могут этот бар и город.
Ричард пожал плечами.
‒ Мне жаль, Себастиан. Я всего лишь выполняю свою работу. И ничего не могу сделать, чтобы изменить ход событий. Конечно же, вы можете опротестовать завещание, но эта правовая попытка будет дорого стоить и длительна по времени, и я, честно, не верю в то, что кто-то из судей будет склонен к тому, чтобы изменить или опротестовать завещание вашего отца без обоснованной причины. Условия в высшей степени обоснованные, поэтому все так и останется, в этом я уверен.
‒ Зашибись, ‒ я допил виски. ‒ Что ж, все так все, если только в завещании отца нет еще каких-нибудь приколов.
‒ Нет, это все. ‒ Ричард положил кучу бумаг, скрепленных степлером, на барную стойку. ‒ Это копия завещания, которую вы можете оставить себе. Я озвучил все важные факторы. Если у вас появятся вопросы после прочтения, позвоните мне. Там есть моя визитная карта.
‒ Хочешь выпить, Дик? ‒ спросил я.
Он засомневался.
‒ Бокал вина не будет лишним.
Я рассмеялся.
‒ Вино. Ты весельчак, Дик. Это тебе не винный бар, сосунок. ‒ Я налил ему в прозрачный стакан виски и толкнул напиток к нему. ‒ Мы подаем крепкие спиртные напитки, пиво и вшей.
‒ Вшей... очень смешно. ‒ Очевидно, не желая показаться невежливым, Ричард сделал пробный глоток виски, проглотил жидкость и закашлялся. ‒ Ну, от этого напитка точно повысится потенция, не правда ли?
Я рассмеялся.
‒ Ты ведь взрослый мужчина, Дик, давно уже волосы на груди растут?
‒ Все... все зависит от фразировки, Себастиан. У меня не так много растительности от природы, если хочешь знать.
‒ Растительности? Я не дурак, но и не самый начитанный человек в мире. Мой словарный запас не достигает размеров тех, кто заканчивал «Лигу Плюща».
Он сделал еще один глоток, а затем указал себе на грудь, его голос охрип от того, как алкоголь жег горло.
‒ Волосатый. Весь покрыт мехом.
Я старался не рассмеяться, когда он стойко пытался допить виски, не закашлявшись, но, очевидно, это была «не его чашка чая». Или должен сказать, стакан виски. Хотя должен отдать ему должное, он допил напиток.
Я вышел из-за барной стойки и похлопал его по спине.
‒ Вот это мужской напиток, Дик. Хочешь еще? За счет заведения.
Ричард вздрогнул.
‒ Нет, спасибо. Если не возражаешь, я пойду. У меня скоро рейс до Анкориджа.
‒ Делай, как считаешь нужным. ‒ Я пожал ему руку, и просто потому, что я был мерзавцем, применил при рукопожатии чуть больше силы, чем было нужно. ‒ Спасибо, что приехал, Дик.
‒ Да, я... что ж, не могу честно сказать, что было приятно познакомиться, поскольку моя работа связана с тяжелой утратой, но... рад, что помог. Позвоните мне, если у вас возникнут вопросы.
‒ Конечно, Дик, обязательно.
Он ушел, разминая руку и пальцы. Возможно, я оставил у него на коже отпечаток своей руки.
Весь оставшийся вечер я гадал, кто из братьев приедет первым и как я на это отреагирую.
Я как раз собирался снять табличку «Открыто» и закрыть бар, как вдруг дверь распахнулась, запуская внутрь воздух, пропитанный дождем и холодом.
Вместо одного их моих братьев вошел ангел.
Заплаканный, испачканный, страдающий от похмелья и рассерженный ангел в насквозь промокшем свадебном платье.
Но, черт побери, такой прекрасный: это была самая красивая девушка, которую я видел в жизни.
Ростом метр шестьдесят и с фигурой, как песочные часы. Ее волосы были чем-то средним между огненно-рыжим, как у истинных ирландок, и темно-рыжим, когда они высыхали. Безупречная кожа сливочного цвета. Сводящие с ума изгибы тела, черт! О боже! Тот, кого эта прекрасная, словно самое дорогое вино, бросила у алтаря, был жалким мерзавцем или полным придурком.
А какие у нее были глаза: светло-голубые, которые не часто встречаются у рыжеволосых. Я не знаю все модерновые слова, определяющие оттенки голубого цвета, но если вы когда-нибудь видели картины моря у побережья Греции, то именно этот цвет морских волн, казалось, был самым подходящим из всех возможных... был цветом глаз этой девушки. Я уже упоминал, какие у нее изгибы? Мой член возбудился, когда я всего-навсего наблюдал, как она прошла от входа к барной стойке, и как подол платья облегал ее округлые бедра, а при каждом шаге нежные полушария ее грудей колыхались в вырезе лифа.
А платье... Господи Иисусе. Облегающее, очевидно подогнанное по ее фигуре, весь подол на талии и по бедрам выполнен в складочку, верх без рукавов с лифом в форме сердца, приподнимающем ее груди, в которые бы мне хотелось зарыться на несколько часов кряду.
И она была самым несчастным человеком, которого я так долго не встречал в своей жизни.
Я опять вернулся за стойку и наклонился к столешнице, ухватившись за край, чтобы мышцы на предплечьях и бицепсах выпирали; казалось, девушкам нравилась такая поза, поэтому я использовал ее себе во благо.
Она рухнула на стул, скрестила руки на барной стойке и с громким стуком опустила голову на столешницу.
‒ Выпивку, сейчас же, ‒ промямлила она себе под нос.
‒ Извини, принцесса, но вина у нас нет.
Она приподняла голову и наградила меня таким свирепым взглядом, что у меня по спине побежали мурашки.
‒ Пошел на хрен, чертов громила. ‒ И опять опустила голову вниз. ‒ Виски со льдом. И бутылку можешь не убирать.
Что ж. Это может оказаться интересным.
ГЛАВА 3
Дрю
Мне не нравилось все это дерьмо. Пусть даже оно исходило от самого мужественного мужчины, которого я когда-либо видела. Истинно мужское телосложение, до чертиков великолепное, он был высоким, загорелым, словно рок-звезда, был также крут, груб, весь в татуировках. Его рост составлял метра два, и он был одет в термо-кофту «Хенли». Что же было такого в этой кофте, отчего он в ней выглядел так сексуально?.. Скорее всего дело было в татуировках на его предплечьях, которые, очевидно, тянулись до самых локтей. Широкие плечи, мощный торс, клином сужающийся к бедрам, и я была готова поспорить на все оставшиеся у меня деньги, что его сексуальный пресс и косые мышцы живота тянулись к его громадному пенису.
От этой мысли у меня покраснели щеки, с чего вдруг я подумала о его члене? Я об этом и не помышляла, ну не совсем.
Я была слишком разгневана, слишком разбита, слишком потеряна, слишком страдала от похмелья и была слишком голодна, чтобы думать о пенисе. Даже если этот пенис, скорее всего, был прекрасным, идеальным органом размером с мое предплечье.
Стоп. Никаких больше мыслей о члене.
Его волосы были, если говорить просто, коричневого цвета. Но если быть честной, это был тот оттенок коричневого, который присущ меху медведя гризли. Такая же текстура, такой же цвет. Он отбросил их назад в такой непринужденной и небрежной манере, которая свидетельствовала о том, что ему было все равно, как они лягут, ведь он знал, что был чертовски сексуальным, и прилагать каких-либо усилий больше не было нужноо. Боже, какие волосы! Плюс одно- или двухдневная щетина на его челюсти, которой позавидовал бы сам Генри Кавилл. А я говорила о его руках? И о его предплечьях? Черт. Они были абсолютно идеальны. Татуировки были настоящим произведением искусства, а не байкерским или тюремным дерьмом, это был истинный пример художественного творчества. Я видела ворона в полете, какого-то искаженного падшего ангела, черепа, выполненных в стиле Мексиканского Дня Всех Святых, Индейские тотемы и даже больше, но не смогла разобрать эти изображения.
Но вдруг он взял и спросил, не хотелось ли мне вина.
Чертового вина.
Но когда я назвала его громилой, он просто рассмеялся ‒ глубоким раскатистым смехом, который выражал скорее изумление, чем обиду. Он поднял с барной стойки полупустую бутылку виски «Джонни Уокер Блэк Лейбл», которая стояла рядом со стаканом, будто он уже наливал себе. Хотя, учитывая отсутствие клиентов, я его не винила.
Он схватил чистый стакан с рейлинга барной стойки, подбросил его в воздух и поймал прямо на ладонь, налил то, что должно было быть тройной или даже четверной порцией. Очевидно, мужчина не баловался с напитками. Мы могли бы хорошо поладить, если он продолжит так свободно разливать «Джонни Блэка». Когда я получила свою порцию, то он щедро плеснул в свой стакан и затем протянул руку со стаканом ко мне.
‒ За то, чтобы завтрашнее похмелье было таким, что никто из нас не вспомнит, почему мы пили сегодня, ‒ сказал он. И, боже, даже его голос напоминал мне рев медведя ‒ глубокий, дикий, раскатистый, с ноткой рычания.
Мы чокнулись, и я отпила этот блаженный напиток прежде, чем ответить.
‒ Это лучший треклятый тост, который я когда-либо слышала, ‒ пробормотала я.
Мы пили некоторое время в странной комфортной тишине, смотрели лучшие моменты на ESPN*. (Прим.перев. *ESPN ‒ американский кабельный спортивный телевизионный канал.) Я допила свой виски, и бармен налил мне еще один полный стакан. Я была в паршивом настроении, виски немного помогло, но лишь чуть-чуть. Три с половиной часа турбулентности, а затем жесткая посадка, но не на аэродром, а на море. В пьяном стремлении сбежать из Сиэтла я даже не заметила, что самолет, в который села, был гидропланом.
Продолжительность полета означала, что я дошла от состояния крепкого опьянения до похмелья, а затем пилот забрал мои деньги и оставил меня в доках в свадебном платье и с сумочкой, больше у меня не было ничего, кроме раскалывающейся от боли головы и разбитого сердца. Ну, на самом деле, он оказался не таким уж уродом, он вернул мне шестьсот баксов, сказав, что я была так пьяна, что он решил, что деньги мне были нужнее. Но, тем не менее, он оставил меня в доках, одну, в ураган, и мне некуда было пойти и не с кем поговорить.
Кроме того, я понятия не имела, когда последний раз ела. Во время ланча? Я уехала из Сиэтла около девяти или десяти, а это означало, что сейчас уже должно было быть часа два ночи, если не больше.
Словно в подтверждение этого мой желудок громко заурчал.
Совершенные губы бармена, словно у самого Купидона, изогнулись в улыбке.
‒ Голодна?
Я пожала плечами и отодвинула бокал рокс.
‒ Да, немного.
На самом деле, я была безумно голодна, но будь я проклята, сказав ему это.
‒ Мне бы тоже не помешало перекусить, ‒ сказал он, допивая оставшийся виски, словно воду. ‒ Так, я что-нибудь организую. Это не будет чем-то сверхкрутым, но поможет утолить голод.
Он проскользнул под барной стойкой и направился на кухню, включая по пути свет. Оттуда, где я сидела, была видна большая часть кухни, что предоставляло возможность наблюдать за ним, пока я допивала свой второй полный стакан старого доброго виски.
Он включил гриль с ровной металлической поверхностью, используемый в ресторанах быстрого питания, включил фритюрницу, взял котлеты для бургеров и положил четыре из них на гриль, потом открыл морозилку и поместил немного картошки в раскаленное масло. Он делал все это с такой непринужденностью, двигаясь по кухне с изяществом и легкостью. Бармен опустил ручной пресс на котлеты для бургеров, чтобы они приплюснулись и прожарились быстрее, затем бросил две булочки на гриль, чтобы пожарить их и приготовил две тарелки. С одной стороны тарелки были помидоры, лук, листья салата, а на другой ‒ майонез. Если смотреть со стороны подачи, то все это выглядело мастерски и аккуратно. Через пару минут картошка уже была готова, поэтому он достал сетку с картошкой из фритюрницы, чтобы стекло масло, перевернул бургеры и посыпал картошку солью, при этом встряхивая сетку для того, чтобы картофель полностью просолился.
Затем в ход пошли коробка пива «Miller High Life» с держателем, состоящая из шести серебряных банок пива, кетчуп, горчица, уксус и газировка без содержания соды. В его движениях не было ничего лишнего и ни одной свободной минуты в ожидании приготовления еды. На каждый бургер он положил по кусочку сыра чеддер, затем сыр пеппер джек. Одновременно он просунул лопаточку под котлеты и перевернул их другой стороной, чтобы расплавить сыр. На это потребовалось всего пару секунд. Затем он положил каждую из двух котлет на одну сторону булки и сверху накрыл булочкой. Готовку он завершил тем, что разложил бургеры по тарелкам и насыпал каждому картошки.
Он выключил гриль и фритюрницу, протер поверхность, на которой готовил, и разместил обе тарелки в одной руке, а приправы в другой. Даже успел локтем выключить свет на кухне. Затем поставил одну тарелку передо мной, а другую рядом. После этого он перегнулся через барную стойку со стороны клиентов и налил каждому местное янтарное пиво.
Через пятнадцать минут после того как я сказала, что голодна, я допивала свой четверной виски и съела толстый, сочный двойной чизбургер с еще дымящейся золотисто-коричневой картошкой фри и выпила кружку холодного пива.
Мне нравился этот парень.
Ну, вы поняли... не так сильно.
А потом, после того как намазала бургер толстым слоем майонеза, я впилась в него зубами…
Этот мужчина был богом фаст-фуда, отвечаю.
‒ О боже, ‒ сказала я, жуя. ‒ Этот бургер чертовски восхитителен. Прости, что назвала тебя громилой.
‒ Да ладно, меня называли и похуже. Рад, что тебе нравится.
Я не была уверена, что давала себе возможность дышать. Этот бургер был самым вкусным, что я когда-либо пробовала. Этому конечно мог посодействовать мой голод вперемешку с похмельем. Я была на пути к расслаблению. Но это был чертовски вкусный чизбургер. Я подумывала найти в ближайшее время тренажерный зал, чтобы сбрасывать калории, но прямо сейчас я вообще об этом не думала. Даже о половине того дерьма, которое творилось в моей жизни.
Если я не могла просто напиться без чувства вины за свою брачную ночь, которая была самой чудовищной в моей жизни, то когда же еще?
Когда я закончила есть бургер, то приступила к картошке и пиву. Наконец-таки я замедлилась и сделала вдох. К моему удивлению, я заметила, что татуированный чувак, похожий на медведя, не съел еще и половины своего бургера.
Я уставилась на него, молча ожидая, что он сейчас произнесет что-то о моих манерах.
Но вопреки этому, он лишь закинул фри в рот и молча запил пивом.
‒ Эй, не смотри так на меня. Цыпочка, которая так уплетает мой чизбургер, мне вполне по душе. Плюс, если ты не против, я все же выскажусь о твоем внешнем виде, вид у тебя, словно ты с дикого похмелья, а ничто так здорово не помогает с этим справиться, как жирная еда, что подают за барной стойкой.
‒ Не уверена, пьяна ли я все еще или напилась снова, ‒ призналась я. ‒ И то, и другое, наверно. И да, еда творит чудеса для моего источника всех головных болей с похмелья.
‒ Закончишь с пивом, и я налью другое. Нет никакой разницы между похмельем и быть пьяной, не так ли?
‒ Как ты знаешь, кое-где я потерпела крах, была вынуждена сбежать, так что продолжай наливать.
‒ Понял тебя, ангелочек, ‒ сказал он с хитрющим выражением на лице.
Я пристально посмотрела на него.
‒ Ангелочек? ‒ Тогда ухмылка застыла на его губах, и я вскочила на ноги, перевернув стул, и уставилась на его красивое, суровое лицо. ‒ Слушай, мерзавец, если полагаешь, что снимешь с меня это платье, потому что ты приготовил приличный чизбургер, то тебе лучше подумать еще раз. Тебе это не нужно, и это не предложение, так что отвали.
Он поднял руки, и его брови изумленно изогнулись.
‒ Ого, леди, остынь. Это не то, что я имел в виду. ‒ Он наклонил голову в сторону, и эта ухмылка вновь появилась на его лице. ‒ Я имею в виду, да и не собираюсь лгать, что хотел бы увидеть тебя без этого платья. Но очевидно, что ты пьешь, чтобы забыться, и я, возможно, и мерзавец, но не отъявленный. Есть несколько гостиниц не слишком далеко отсюда. Я могу подвезти тебя туда, если хочешь. Конечно, это туристический сезон, и даже в эту дерьмовую погоду предполагаю, что все номера в основном будут забронированы. И я выпил, так что вождение ‒ не лучший вариант.