патриотов, великомучеников, безвинных страдальцев за
русский народ, так называемых руководителей так
называемого путча.
Выпуклые блестящие глаза епископа смотрели на
генерала с холодной отчужденностью. Он даже задергался на
стуле, демонстрируя неловкость. Сказал, глядя на Иванова,
словно ища его поддержки:
- Но они же арестованы как преступники?
- Извините. Преступники или нет - это скажет суд. Только
суд вправе, - все больше возбуждаясь, заговорил генерал. -
Позвольте вас спросить, Николай Семенович, вы читали
манифест этих "преступников" и программу спасения России?
- Читал, - тихо кивнул епископ.
- Что вы нашли в ней преступного? - наступил генерал.
- Но ведь они хотели вернуться к социалистическому
прошлому, - не очень уверенно и сдержанно ответил епископ.
- То есть сохранить Союз, как единое государство,
сохранить советскую власть, как власть народа, не попустить
52
того, извините, бардака, в который превратили Горбачев и вся
его шайка демократов некогда великую страну, - весомо сказал
Якубенко. Прямые гордые глаза его глядели пристально и
строго. - Скажите, владыко, вам нравится то положение, в
котором находится в настоящее время наша страна и наш
народ? Только честно: ваш ответ не услышит господин
Редигер. - Он почему-то подчеркнуто называл мирскую
фамилию патриарха Алексия второго.
- Положение, конечно, не завидное, - уклончиво ответил
епископ. - Но ведь Ельцин обещает, что трудности временные.
- И вы ему верите, как миллионы безмозглых баранов,
загипнотизированных сионистской продажной прессой и
растлевающим циничным телевидением, верили Горбачеву,
которого теперь называют Иудой. Шесть лет верили. А теперь
проклинают, православные. Вот бы кого отлучить от церкви
вашему Редигеру. И это было бы справедливо. А не
благословлять восходящих на трон авантюристов. Что же
касается социалистического прошлого, которое так неистово
обливают грязью сторонники реставрации дикого капитализма,
все эти лжедемократы, "пятая колонна", то хотите вы того или
нет, а к нему вернется наш народ, когда опомнится, очнется от
сионистского дурмана. Только это будет социализм подлинный,
без глупых искажений, не хрущевский-брежневский и не
горбачевский. Это будет подлинная демократия и советская
власть, которую Ельцин фактически упразднил. Жаль, что все
придется начинать сначала, на развалинах, на руинах, в
которые спешат до основания разорить страну лакеи и агенты
ЦРУ. Предчувствуя накал страстей - а также и более острые и
откровенные разговоры в эти месяцы происходили в каждом
доме по всей Руси великой, - Алексей Петрович решил своим
вмешательством, как хозяина, если и не потушить, то хотя бы
смягчить беседу, и незаметно наполнил рюмки.
- Друзья, - сказал он с веселой и вежливой улыбкой, - мы
как-то от поэзии сбились на прозу и совсем забыли или не
заметили, что наши рюмки давно ожидают тоста. Я хочу
вернуть вас к стихам, которые прочитал владыко, и предлагаю
тост за воскресение России! Она не погибнет!
- За скорое воскресенье, - сказал Якубенко и протянул
свою рюмку к рюмке епископа. Невольная вежливая улыбка
скользнула по алым губам владыки и затерялась в густых
дебрях бороды. Он сказал:
53
- Ее воскресенье начнется с духовного возрождения.
Люди стосковались по вере. Без веры человеку нельзя,
противоестественно его происхождению и сути, как и всему
человеческому. Вера - это добро и созидание. Безверие - это
зло, произвол и разрушение. Апостол Иоанн сказал: "Всякий
делающий зло, ненавидит свет и не идет к свету, чтоб не
обличились дела его, потому что они злы, а поступающий по
правде идет к свету, дабы явны были дела его, потому что они
в Боге сделаны".
Алексей Петрович решил перехватить инициативу и
направить разговор в нейтральное русло. Но неожиданно для
него заговорил епископ, как бы продолжая "скользкую" тему.
Он уставил холодный, хотя и вежливый взгляд на генерала и
спросил все тем же ровным без интонации голосом:
- Скажите, Дмитрий Михеевич, почему вы как-то с
нажимом называете святейшего патриарха его мирской
фамилией? Тут вы в чем-то... как бы вам пояснить,
заблуждаетесь...
- Почему? - переспросил генерал спокойно
рассудительно. - Недавно я прочитал в газете "Земщина" -
сейчас много разных газет и газетенок наплодилось, - так вот в
ней в № 60 за этот год со ссылкой на корреспондента ТАСС
Кузнецова - не знаю, товарища или господина - сообщается о
поездке вашего патриарха в Соединенные Штаты и его
выступлении в синагоге. И в своей проповеди патриарх
говорил об антисемитизме в нашей стране - заметьте: не о
сионизме, который сейчас захватил чуть ли не все газеты,
журналы, радио, телевидение, кино, но и все экономические
сферы: биржи, смешанные предприятия, посреднические
кооперативы, проник в высшие сферы власти, - а о
надуманном антисемитизме.
- Насколько мне известно, его святейшество патриарх
выступал не в синагоге, а перед религиозными лидерами
еврейских общин США, - уточнил епископ.
- Это одно и то же, - возразил генерал. - Главная суть
выступления или своего рода проповеди, в которой патриарх
призывал единению иудаизма и православия, то есть что
проповедовал так шумно рекламируемый сионистской прессой
небезызвестный поп Мень. И вообще, мне кажется, это темная
личность, странное пятно в русской православной церкви. Вы
не находите?
- А вы были знакомы с отцом Александром Менем? -
вопросом на вопрос уклонился епископ.
54
- Знаком по его телевизионным выступлениям. Ведь он
был "звездой" на тель-авивдении, вроде Аллы Пугачевой. И
после смерти остается такой.
"Это Троянский конь в православии", - подумал епископ
Хрисанф о Мене, которого как при жизни, так и после смерти
сионистская пресса и особенно телевидение делают
новоявленным апостолом. Это было его личное мнение, как и
мнение многих его коллег духовного звания. Но вслух об этом
не решались говорить, опасаясь вызвать гнев и недовольство
некоторых членов священного синода. Он лукавил и не был
откровенным в своем ответе генералу:
- Вы извините меня, Дмитрий Михеевич, но я должен
вам напомнить русский обычай: о покойниках плохо не говорят.
- И какая-то странная длинная улыбка шевельнулась на его
алых губах.
- Знаю, но это касается тех случаев, когда покойник еще
тепленький. Вы вот, и не только вы, уж на что плохо говорите о
покойнике Сталине. Я плохо говорил и буду говорить о
покойниках Брежневе и Хрущеве, и вы не сделали мне
замечания на сей счет.
- Да ведь это разное. Надо принять во внимание
трагическую мученическую смерть отца Александра, -
напомнил епископ.
- Таких трагических смертей в наше время в одной
только Москве ежедневно бывает десятки. И никто не возводит
эти невинные жертвы в разряд великомучеников. Я
подчеркиваю - невинных. А в отношении Меня я не могу
сказать слово "невинный", потому что убийство это довольно
загадочное. Во всяком случае, это чистейшая уголовщина, а не
политическая акция, как об этом всенародно на всю страну
заявил Ельцин еще до начала следствия.
- Да, я помню, я сидел тогда у телевизора. Это было
легкомысленное заявление Бориса Николаевича, -
примирительно вставил Иванов.
- Как и другие подобные его заявления, - сказал все так
же возбужденный Якубенко. - Но дело не в Ельцине в данном
случае. Я говорил о господине Редигере и Мене, об их теории
интеграции иудаизма в православие. Сионисты сделали Меня
русским святым великомучеником. А патриарх? Он кто таков?
- Патриарха избрал поместный собор русской
православной церкви, - напомнил епископ и добавил: - Между
прочим, на альтернативной основе.
55
- Ельцина тоже избрали на альтернативной основе, -
небрежно поморщился генерал: - А теперь его избиратели
положили зубы на полку и стыдливо раскаиваются. А иные и
публично обзывают себя дураками. Я вот в связи с Менем
задаю себе и вам вопрос: вы можете представить, чтоб в
синагоге в должности раввина - русского, а в мечети в
должности муллы - украинца или белоруса? Может быть такой
анекдот? - Он сделал торжествующую паузу, переводя озорной
взгляд с епископа на Иванова. Епископ вежливо улыбнулся, а
Алексей Петрович ответил:
- Едва ли?
- А в православной церкви - пожалуйста, сколько угодно
евреев в православных алтарях в должности не только
рядовых попов, но, мне говорили, и архиереев.
- Принявшие православие. И это не возбраняется, -
почтительно уточнил епископ. - Вы тоже можете принять
иудаистскую веру или ислам, если пожелаете.
- Возможно, веру могу поменять, но должность раввина
или муллы я не получу, это уже точно. Такое возможно только в
русской православной церкви.
- Наша церковь самая терпимая, а учение Христа мы
понимаем и воспринимаем, как символ добра, - не повышая
голоса продолжал епископ, стараясь увести генерала со
скользкой дорожки. - В основе всех религий, исключая разве
что иудаизм, заложены нравственные и духовные принципы,
призыв к добру и созиданию, всечеловеческой любви, будь то
христианство, ислам или буддизм.
- А иудаизм вы исключаете? - спросил Иванов. - Почему?
- Иудаизм - это все-таки своего рода кодекс
эгоистического высокомерия, проповедь национальной
исключительности, человеконенавистничества, - ответил как-то
вяло, словно походя епископ, очевидно, опасаясь новой атаки
генерала и не желая ее принимать. А Якубенко и в самом деле
не упустил случая.
- Так почему же патриарх ратует за интеграцию
православия с иудаизмом? Где тут логика и здравый смысл? -
Решительные, возбужденные слова срывались с его губ.
- У нас общие исторические корни, общие пророки.
Наши апостолы были евреями. Возьмите Библию - "Ветхий
Завет", он иудейского происхождения. Бог един. И если хотите,
то и сама Библия - есть уже, как вы выразились, интеграция:
"Ветхий Завет" и Евангелие, - начал епископ весьма вяло и
неохотно, роняя спокойные слова.
56
- Я не специалист в вашем деле и не могу судить о
Библии, с которой я не знаком, - угрюмо проговорил Якубенко. -
В этой части Алексей Петрович может быть вашим
оппонентом.
- С Алексеем Петровичем мы находим общий язык, -
дружественно и благодушно улыбнулся владыка.
- Не всегда, владыка, и не во всем, - возразил Иванов и
тоже улыбнулся мимолетной вежливой улыбкой. - Я, к примеру,
не считаю "Ветхий Завет" священной книгой. Вот вы, владыко,
совершенно справедливо определили иудаизм, как кодекс
эгоистического высокомерия и человеконенавистничества. Я
читал некоторые работы советских авторов о сущности
иудаизма и могу по ним иметь свое мнение. Но ведь этот
цинизм и жестокость, то есть человеконенавистничество
содержится в "Ветхом Завете". Совсем другое - Евангелие. Это
действительно нравственный кодекс, проповедь добра и
неприятие зла. Не случайно многие высказывания апостолов
из Евангелия вошли в нашу речь и жизнь крылатыми
выражениями. Десять Божьих заповедей: не убий, не укради,
чти отца своего и мать, не лжесвидетельствуй, люби ближнего
своего как самого себя.
- Возлюби правду и ненавидь беззаконие, - вставил
епископ, воспользовавшись паузой. - Кто возвышает себя, тот
унижен будет, а кто унижает себя, тот возвысится.
- Это уже непосредственно по адресу Хрущева и
Брежнева, - не утерпел генерал и улыбнулся со злорадством.
- Так ведь учение Христа и его апостолов не имеет
пределов ни во времени, ни в пространстве. Потому оно и
бессмертно, - сказал епископ. - Разве не современно звучат
слова Иоанна: "Дети! Последнее время. И как вы слышали,
что придет Антихрист, и теперь появилось много антихристов,
то мы и познаем из того, что последнее время. Они вышли от
нас, но не были наши: ибо если б они были наши, то остались
бы с нами, но они вышли, и через то открылось, что не все
наши".Владыка процитировал дословно по памяти, умолк и
устремил умный почтительный взгляд в сторону старинной
иконы на стене. Генерал подумал о нем: " Умен и хитер, хотя и
противоречив этот владыка. Но противоречивость его,
пожалуй, преднамеренная, показная. Он не откровенен до
конца". Сказал вслух:
- Применительно к нашим дням я понимаю, что
антихристы, о которых говорит Иоанн, уже явились к нам в
57
образе оборотней, вроде Горбачева, Ельцина, Яковлева и
других. Ведь в самом деле: они же вышли от нас, но никогда
не были наши, а только прикидывались нашими. А теперь все
открылось: и двуликость, и предательство.
Владыко удовлетворительно заулыбался, но большие
глаза его под нависшими нехмуренными бровями были
печальны.
- Как сказано в священном писании, "предаст же брат
брата на смерть, и отец сына и восстанут дети на родителей, и
умертвят их". Вот чего я боюсь, друзья мои, - сказал епископ и
горестно вздохнул. - Будем уповать на Господа Бога нашего, да
услышит наши молитвы и не допустит. . - И вдруг умолк,
торопливо взглянул на часы, поднялся, высокий,
монументальный, поправил панагию и сказал:
- Однако же, друзья, мне пора и честь знать. Мне было
приятно с вами, и коль мы вели речь об Евангелие и
апостолах, то позвольте мне на прощание напомнить вам
слова проповеди богослова Иоанна: "Возлюбленные! Будем
любить друг друга, потому что любовь от Бога, и всякий
любящий рожден от Бога и знает Бога. Кто не любит, тот не
познал Бога, потому что Бог есть любовь... Пребывающий в
любви пребывает в Боге и Бог в нем... В любви нет страха, но
совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть
мучение. Боящийся не совершенен в любви".
- Владыка, на дорожку чаю или кофе? Я сейчас сделаю,
- предложил Иванов и торопливо встал из-за стола.
- Благодарствую, Алексей Петрович, меня ждут.
Иванов проводил епископа Хрисанфа до прихожей.
Одеваясь, владыка вполголоса обронил по адресу генерала:
- Симпатичный ваш друг, откровенный и с убеждениями.
А душа его страдает и болит, и боль его понятна и объяснима.
Ведь разрушено и растоптано все, чему он жизнь отдал. Идеал
растоптан и вера. Но Россия не погибнет, она воскреснет. Вы
ему внушите эту мысль. Я был искренне рад познакомиться с
Дмитрием Михеевичем. Надеюсь, что эта первая встреча не
будет последней: нам есть о чем поговорить.
Епископ достал из своего "дипломата" папку для бумаг и
подал Иванову:
- Здесь обещанное: статья Льва Николаевича Толстого.
- Благодарю вас, владыка, звоните и заходите. Всегда
рад вас видеть.
3
58
- Ну что ты скажешь о владыке? - спросил Алексей
Петрович Дмитрия Михеевича, когда они остались вдвоем.
- Он свое дело знает: видал, как шпарит по памяти
целые главы из Евангелия. Памятью его Бог не обидел, да и
умом тоже. Об антихристах - это довольно метко сказано. И в