— О, Себастьен. — И я — со всем, что я есть, — отвечаю на поцелуй, поглощая его слова, дыхание, ласки, пока они благословляют меня. Сердце, полегче, прошу себя я. Но оно повторяет: вот оно. Это жизнь. Это любовь. Чувствуй все это. И верь в него. Верь.
Мы слепо добираемся до кровати, ложимся и превращаемся в сплетение рук и языков. Одежда слетает с нас вместе со страданиями, с прошлым, с обманом… и мы остаемся обнажены. Его сердце бьется рядом с моим. Во рту взрывается его вкус. Мы целуемся до тех пор, пока не начинает жечь губы, а потом целуемся немного еще. В жизни, полной конечных моментов, я нахожу бесконечность в нем и в нашей любви.
Когда мы прерываемся, чтобы вздохнуть, он накрывает меня своим телом. Потом приподнимается на локтях и смотрит на меня голодными, сияющими глазами. Окидывает взглядом мою голую грудь с покрасневшими, твердыми кончиками, а я ласкаю его твердую плоть, чувствуя, как ее жар просачивается в ладонь.
— Ты мне нужен, — хрипло шепчу ему, обхватывая его бедра ногами.
— Подожди. Хочу на тебя насмотреться. — Он отбрасывает с моего лица прядь волос. — Боже, как ты прекрасна. — Проводит по скуле пальцем, и по моей спине бежит невыразимо приятная дрожь.
— Как и ты, — срывающимся голосом отвечаю, впитывая глазами силу его мощных мышц и великолепие черт лица. Он словно торнадо, которое призывает покинуть укрытие, выйти наружу и стать свидетелем его разрушающей красоты.
— Днями и ночами я молился о том, чтобы ты вернулась ко мне. Я представлял тебя танцующей на моей кухне, лежащей в моей постели. — Себастьен соскальзывает чуть ниже и, втянув в рот мой торчащий сосок, играет с ним языком, а после кусает. Сквозь мое тело волна за волной проносится острый восторг.
Я беру его за руку и тяну ее себе между ног, где он нужен мне больше всего.
— Расскажи мне еще… — Я закрываю глаза, облизываю пересохшие губы, а его большой палец тем временем начинает выводить на моем клиторе восхитительно-медленные круги. Боже, этот мужчина знает, что делает.
Я издаю стон, а он снова поднимается вверх и смеется мне в ухо.
— Я представлял, как заполняю тебя. Как трахаю до тех пор, пока не помечаю каждый уголок твоего тела.
Он погружается двумя пальцами в мое влажное естество, и я ахаю от интенсивности этой безжалостной, но божественной ласки. Трепещу, а он начинает вторгаться в меня — с каждым разом все сильнее и глубже. Когда я, сходя с ума от желания, оказываюсь на самом краю, он проводит языком по моей шее.
— Я представлял, как заставляю тебя кончать — ртом, пальцами, членом, — и как тебе все это нравится. Как ты упиваешься каждой секундой. И это всего лишь начало того, что я планирую с тобой сделать.
Перестав ощущать его ласку, я издаю полусмешок-полустон. Он накрывает мою щеку ладонью, его пальцы, смазанные моей влагой, блестят, и мне нравится запах своей одержимости им. Я беру его за затылок и, притянув ближе к себе, ощущаю на коже сладость его дыхания.
— Сделай меня своей, Себастьен. — Я трусь о него, покрывая его твердокаменный член своей страстью. — Я твоя. Мое тело, руки, душа… все мое существо принадлежит только тебе.
Он целует меня с такой страстью, словно мой рот — это воздух, необходимый ему, чтобы жить. Потом, отстранившись, сжимает мой подбородок, заставляет посмотреть на себя и, приподнявшись на локте, проводит по моей промежности членом.
— Повтори еще раз.
Себастьен касается моего клитора членом, а потом одним глубоким, сильным толчком входит в меня. Стонет и кусает меня за плечо. Сильно кусает. И я, вскрикнув от боли и наслаждения, запрокидываю голову назад.
— Повтори.
Он вторгается глубже.
— Я принадлежу тебе.
Сильнее.
— Еще раз.
Все сильней и сильней.
— Я принадлежу тебе.
Он замирает, мои мышцы сжимаются вокруг него.
— Бог послал мне тебя, чтобы ты меня исцелила. — Он берет мои волосы в кулаки. — До встречи с тобой я расстался с надеждой.
Себастьен на миг закрывает глаза. Потом открывает, и я вижу в них блеск непролитых слез.
— Ты спасла меня.
Пока я поглаживаю его щеку, плотина сладких эмоций ломается, и я тону в нежности к этому человеку. Крепче обвив вокруг него свои ноги, я сцеловываю его слезы, целую его рот, его грудь. Всюду, куда только могу дотянуться. Желая запечатлеть в памяти его и этот момент.
— Я так сильно люблю тебя, прекрасный мой человек. Для меня есть и будешь всегда ты один. Только ты.
— Черт, Валентина. — Он зарывается в мою шею лицом, и мы пропадаем в бешеном ритме нашего секса. Своим телом во мне он изгоняет всех моих демонов. Больше не сдерживаясь, возносит нас к звездам — до самого рая. Мы падаем и разбиваемся, а после возрождаемся на простынях. Он трахает меня точно варвар, снова и снова объявляет своей — крестит меня святостью своего тела, своих поцелуев, своей любви.
На его языке — мое имя, на моем — его вкус.
Мы кончаем.
И ощущая, как в меня проливается его семя, как кожа пылает от его ласк, я чувствую себя как никогда целой. Живой.
***
Себастьен
Ночью я просыпаюсь от ощущения поцелуев. Я открываю глаза и вижу, что Валентина с мягкой улыбкой наблюдает за мной.
— Привет.
— Привет.
Мы поворачиваемся друг к другу лицом. Я подношу к ее губам руку и, очерчивая их, впервые замечаю в ее облике перемены. Она осунулась. Похудела. Под глазами залегла краснота.
— Я, должно быть, заснул.
— Да, ты устал.
— Ты спала?
Она качает головой. Вздыхает.
— Когда я вернулась, то столько раз просыпалась посреди ночи после снов о тебе, и… — кончиком пальца она рисует на моей груди сердце, — в общем, в такие моменты мне было больнее всего.
— Я здесь, Валентина. — Я обнимаю ее, целую в шею. Мне хочется стереть эти воспоминания, забрать себе ее боль. — И никуда не уйду.
Она прячет лицо у меня на груди и кивает.
— Похить меня. Увези туда, где мы сможем начать все сначала. Где нет прошлого и нет будущего, лишь настоящее. Где мы будем только вдвоем. Твое тело станет моим убежищем, моим домом. Хорошо?
— Прошлое больше не сможет коснуться тебя.
Проходит несколько секунд тишины.
— Я знаю. Я не позволю ему. — Она колеблется. — Я хочу объяснить… то, что случилось в Париже…
— Не сейчас. — Я беру ее руку, подношу к губам и целую. — Ты не обязана…
— Нет, пожалуйста. — Она умоляюще стискивает мои пальцы. — Позволь мне объяснить. Я хочу раз и навсегда оставить все это в прошлом.
— Хорошо.
— Уильям приехал в Париж и попросил простить его и дать ему второй шанс. Он казался таким несчастным, убитым. А я, дурочка, не разглядела, что он обманывает меня. Понимаешь, я долгие годы жила в окружении лжи и ничего другого не знала. А может, осознанно оставалась слепой, потому что открыть глаза было страшно. Не знаю. Еще я чувствовала себя такой виноватой.
Она опускает глаза на наши переплетенные пальцы.
— Я подумала, вот он мой муж, страдающий от моих рук, пока я влюблялась в тебя. Это заставило меня почувствовать себя недостойной. Нечестной. Я подумала, что предала его. Я больше не любила его, но какие-то чувства и обязательства, годы жизни между нами остались. По крайней мере, мне так казалось. Я не хотела уезжать от тебя. Но чтобы загладить вину перед Уильямом, чтобы искупить все ошибки, вернулась домой.
Когда она говорит, что, возможно, еще любила его, то от ревности у меня багровеет перед глазами. Так, что хочется вдарить кулаком по стене. Но ее следующее предложение разгоняет гневный туман у меня в голове. Я хмурю брови.
— Что значит «тебе так казалось»?
— Сейчас я до этого доберусь, и ты поймешь, в чем ирония. — Она издает печальный смешок. — Я вернулась обратно. В Гринвич, в свою прежнюю жизнь. И какое-то время все складывалось неплохо, хоть у меня и не лежало к этому сердце.
— Почему?
— Ты знаешь, почему.
— Скажи вслух. — Я усмехаюсь. — Хочу это услышать.
Она закатывает глаза, но улыбаясь.
— Потому что уже полюбила тебя. И люблю. Ты доволен?
— Чрезвычайно, — говорю я с таким чувством, словно только что стал нобелевским лауреатом. Хочу было попросить ее продолжать, но тут во мне, словно граната, взрывается воспоминание о том, как я приехал домой и увидел, что ее нет. И тогда я задаю ей тот самый вопрос, который столько ночей мучил меня: — Почему ты не попрощалась?
— Я хотела. Перед тем как уехать, я поднималась к тебе, но тебя не было дома.
— Софи попросила меня посидеть с детьми. — Я вздыхаю, мое сердце осаждает печаль. — Если б я только…
— Не надо. Не делай предположений. Этим ты только доведешь себя до безумия. Поверь мне, я знаю. — Она быстро целует меня. — Ладно, на чем я остановилась? А, да.
Валентина рассказывает о том, как отреагировал Уильям, узнав, что она хочет работать. О том, как затем все пошло под откос, об услышанном и увиденном на приеме и о произошедшем потом у них в спальне. Когда она доходит до этой части истории, мне требуется вся моя сила воли на то, чтобы сдержать порыв прямо сейчас встать с кровати, найти этого никчемного говнюка и уничтожить его. Но ее взгляд успокаивает меня.
Она берет мою руку, кладет ее на свою щеку.
— Мне жаль, что я не была достаточно храброй, но по крайней мере из этого получилось что-то хорошее. Я наконец поняла, каким человеком в действительности является Уильям. Думаю, чтобы очнуться, мне было необходимо это увидеть. Иначе я бы, возможно, никогда и не вырвалась из его странного плена. — Она улыбается. — Так что теперь я свободна. Все кончено. По-настоящему кончено.
— Мне все равно хочется убить его, — рычу я, недовольный тем, что ублюдок выбрался сухим из воды.
— Не надо. Для Уильяма нет ничего важнее внешних приличий. Случившееся сегодня достаточно наказало его. — Она смотрит на меня. Долго-долго. — Боже мой, я так сильно люблю тебя.
— Хорошо, — говорю я и выбрасываю Уильяма из головы. Ни ему, ни даже воспоминаниям о нем не встать между нами. — Потому что мне нужно очень много любви.
— Да? — Она выгибает бровь, и в ее взгляде вспыхивает соблазнительный огонек. — А о каком конкретно количестве идет речь?
— Ну, даже не знаю… — Я разыгрываю дурачка, беззастенчиво наслаждаясь собой.
— Сыграем в горячо-холодно, чтобы узнать?
— Вот это уже интересно… Но как ты планируешь…
Она усмехается. Встает над моими бедрами на колени, и мой член при виде ее стройного тела, на котором остались следы моих губ, моих рук, моментально пробуждается к жизни. Валентина, посмеиваясь, наблюдает за мной, пощипывает соски, играет со своими грудями.
— Горячо?
Я откашливаюсь.
— Пока непонятно.
— Ах вот как? — Она ложится на мою грудь, опускается на мой член и начинает тереться о него своей плотью. — Горячо?
— Теплее. — Я со стоном берусь за ее бедра, а она, эта дерзкая женщина со смехом в глазах, продолжает мучить меня.
— Хм… — Она похлопывает пальчиком по подбородку, обдумывая свой следующий шаг.
Потом поднимается, садится рядом с моими ногами, и мне хочется расплакаться, как чертову малышу.
— А ну-ка вернись, хулиганка, и доведи начатое до конца.
— Не-а.
И тут все связные мысли улетучиваются из моей головы, потому что Валентина берет мой член в руку, подводит его ко рту и начинает лизать и посасывать головку.
С моего языка слетает долгое, замысловатое ругательство.
— Сейчас тоже просто тепло? — саркастично спрашивает она, задевая губами мой член.
— Черт побери, женщина. — Я прикрываю ладонью глаза. — Ты хочешь убить меня.
— Возможно, — хихикнув, отвечает она. — У меня получается?
— Еще как.
Она проводит по всей моей длине языком — медленно, заставляя прочувствовать каждую мучительную секунду.
— Прости, я, кажется, не расслышала. Ты сказал, тепло или что?
— Горячо, — выдыхаю я. — Горячо.
— Я так и думала, — смеется она, а потом наклоняется и трахает меня своим ртом.
Да, Боже, ты добр.
Глава 32. Себастьен
— Себастьен?
Сонный, довольный после любви, я поглаживаю ее по спине. Она такая теплая, такая приятная.
— М-м?
— Расскажи мне о грозах.
Мои пальцы замирают.
— Почему они так воздействуют на меня?
Валентина кивает.
— Помнишь, что ты сказала о картине, которую я тебе подарил?
Она хмурит брови.
— Да. Что мне стало за тебя больно.
— Ты уловила самую суть. Я посвятил ее женщине, которую очень сильно любил. Ее звали Поппи.
— Ясно. — Она нерешительно кивает. — Можно спросить, что случилось?
Я вздыхаю и притягиваю ее ближе, пытаясь ощутить ее всю. Больше, чем когда бы то ни было, мне надо знать, что она рядом.
— Пьяный водитель поехал на красный. Она даже не дожила до больницы. — Помолчав, я сажусь, провожу руками по волосам. — Она была на четвертом месяце беременности.
Валентина тоже садится и со спины обнимает меня.
— Себастьен, мне так жаль…
— В тот день лил сильный дождь, который, пока я ехал в больницу, превратился в грозу. Я должен был поехать с ней вместе, но что-то возникло, и мне пришлось остаться в Лондоне. На ее месте должен был быть я, Валентина. Я. В машину врезались с водительской стороны. Если бы за рулем, как следовало, сидел я, она была бы жива. Она заслуживала того, чтобы жить.
Я отворачиваюсь к окну, замечаю, что рассвет окрасил небо в нежно-розовые, лавандовые и кремовые цвета. Глаза моей памяти переносят меня обратно в тот день.
— Довольно долгое время я хотел просто умереть, чтобы перенестись к ним. В моменты прояснения я надеялся, что вот-вот проснусь от кошмара и увижу, что она спит рядом со мной. Я искал ее в своих снах, мечтая увидеть хоть что-то — улыбку, вздох или взгляд. Иногда мне везло. Потом наступало утро, а вместе с ним бесконечная боль. Подушка оказывалась мокрой от слез, а простыни покрыты тоской моего тела.
Валентина обнимает меня сильнее и целует в плечо. Она не произносит ни слова, но этого и не нужно. Мне достаточно просто знать, что она рядом. Для меня это — все.
— Я думал, что я не выживу.
— Но ты выжил, и это самое главное. И она не исчезла. Ее память жива. — Отпустив меня, Валентина перемещается, садится верхом ко мне на колени и кладет ладонь мне на сердце. — Она здесь. И будет жить там всегда.
— За что же мне так повезло с тобой?
Она целует меня в кончик носа.
— Думаю, этот вопрос стоит задавать мне.
Я накручиваю ее волосы на ладонь и заставляю посмотреть на себя.
— Поедем в Париж вместе со мной. Мой рейс через два дня.
— Что? — Она несколько раз моргает.
— Тебя ничего здесь не держит. — Я покрываю ее лицо поцелуями. — Давай вернемся домой?
Она обнимает меня за шею, сцепляет там пальцы.
— А как же Уильям? Мне надо оформить развод.
— Легко. Нанимаешь себе адвоката и все дела решаешь по телефону, а когда понадобится подписать документы…
— Ты кое о чем забываешь.
— О чем?
— У меня нет денег Уильяма, так что я не смогу все это оплатить. Тетя оставила мне небольшое наследство, которого, если жить скромно, хватит на несколько месяцев, но…
— Тогда переезжай ко мне, и я все оплачу. Господь свидетель, у меня денег больше, чем мне может понадобиться.
Покачав головой, она закусывает губу.
— Я не могу разрешить тебе так поступить.
— Ты о деньгах?
— В том числе и о них.
— Тогда вернись на работу к господину Лемеру и помогай мне платить по счетам. Валентина, я не хочу владеть тобой в таком смысле. Не хочу становиться твоим тюремщиком. Я просто хочу любить тебя — свободно, безо всяких ограничений. Я хочу быть твоим равным партнером. — Я прижимаюсь лбом к ее лбу. — Валентина, я простой человек и многого от судьбы не прошу. Любимая женщина, теплая постель и крыша над головой — вот и все, что мне нужно. Разреши мне заботиться о тебе и любить тебя, — прибавляю я тихо, вытирая слезы, которые начинают скатываться по ее нежным щекам. — И все. До тех пор, пока ты будешь не против.