Пока я смотрю на своего французского кавалера, то, ошарашенная, потрясенная до глубины души, делаю пренеприятнейшее открытие: он чрезвычайно хорош собой — хотя своей смуглой внешностью походит, скорей, на злодея, чем на рыцаря в сверкающих доспехах. Его лицо не должно быть столь грешным, а тело столь мужественным. Все в нем — от широких плеч до носа с горбинкой и чувственных губ — создано для того, чтобы ставить женщину на колени, чтобы до беспамятства ее совращать. Он — опасность, приглашающая тебя поиграть, и его приглашение может принять только дура. Или, наоборот, только дура может его не принять.
— Естественно, я ее знаю. Она же со мной, — отвечает опасность опять на английском. Он переводит взгляд на меня — голубые глаза сверкают на смуглом лице — и, ухмыльнувшись, отвешивает моей заднице короткий шлепок. — Верно, красавица?
— Верно. — Яростно покраснев, я награждаю его убийственным взглядом. Он хмыкает, в его глазах пляшет смех. — Прости, что опоздала, — говорю я, сладко ему улыбаясь, потом чувствительно щипаю за бок и, когда он, дернувшись, прячет вопль боли за кашлем, опять улыбаюсь — на сей раз настоящей улыбкой. Попался. — Надеюсь, любовь моя, ты не сильно скучал.
— Очень сильно — до боли. — Уголок его рта приподнимается в нахальной усмешке, а ладонь сжимает мой зад. Медленно. Неторопливо. От его интимного, провоцирующего прикосновения мои глаза округляются, а улыбка сходит с лица. Да он сумасшедший. Это единственное объяснение его поведению.
— А теперь, если ты извинишь нас, Марго, мне нужна минута наедине с моей любимой малышкой, — говорит он, еле сдерживая смех на последних словах.
Марго выглядит сбитой с толку нашим взаимодействием. Взгляд ее прищуренных глаз перепрыгивает с меня на него и обратно — она явно не купилась на выдумку. Качнув головой, она закатывает глаза.
— Как скажешь. Только, когда наиграешься, проследи за тем, чтобы она ушла, — с сарказмом говорит эта вредная женщина на английском — выходит, она все-таки знает его, — и на этом, развернувшись на каблуках, оставляет нас, уводя за собой и охрану. Цирк окончен, разочарованная публика разошлась.
Незнакомец берет меня под руку и уводит вглубь галереи, где, кроме нас двоих, никого больше нет.
— Вы что, ненормальный? — Дрожа от возмущения, я выкручиваюсь из его хватки. — Зачем вы это сделали?
И вижу, что в довершение ко всему этот роскошный безумец явно доволен собой.
— Полегче, красавица. Я, вроде бы, только что спас вашу шею.
— Но… — Проклятье. Он прав. — Спасибо, конечно, но…
— Обращайтесь, — добавляет он дерзко, дернув краешком рта.
— Но вы поцеловали меня. — Моя гордость еще уязвлена тем, как бесцеремонно он со мной обращался.
— Вы, ma chérie, насколько я помню, не особенно возражали. — Его рот опасно кривится, а прикрытый тяжелыми веками взгляд падает сначала на мои губы, а потом на глаза. — Вы ответили на мой поцелуй.
Мои щеки пылают огнем. Внутри каруселью кружится память о его поцелуе, о жаре и силе обнимающих меня рук. Я поспешно выпаливаю:
— В-вы застали меня врасплох. Вот и все.
— Конечно, красавица. — Скрестив руки, он с самым что ни на есть непринужденным и самоуверенным видом приваливается к стене. — Но будь я проклят, если стану извиняться за то, что поцеловал вас.
Он отрывается от стены и преодолевает разделяющее нас расстояние. Мое сердце гулко бьется в груди. Я знаю, что надо уйти, но мои ноги словно приклеились к полу, а все защитные реакции оказались парализованы приближающимся ко мне человеком с дьявольскими огоньками в глазах. Он смотрит на меня так, словно я голая, словно я уже лежу с ним в постели, готовая, чтобы он взял меня. И боже мой, на одну слабую, предательскую секунду, я представляю, каким может быть секс с ним. Диким. Эротичным. Животным. Таким, как он сам.
Встав напротив меня, он наклоняется так, что его губы почти задевают мои. Его дыхание, сладкое, мягкое, овевает мне кожу.
— Потому что мне это понравилось. Очень. Скажу больше, меня так и тянет поцеловать вас еще раз.
Я на шаг отступаю назад. По моим венам разносится страх и, возможно, еще возбуждение.
— Вы не посмеете.
— Вы знаете, что посмею, и вам это понравится не меньше, чем в первый раз.
— Какую чушь вы несете. — Я недоверчиво, потрясенно смеюсь. — Все. Я ухожу. Благодарю за спасение, — добавляю с сарказмом.
Я не дожидаюсь ответа. Я разворачиваюсь и, оставив его стоять позади, слепо иду. Каждая моя клетка молит меня бежать со всех ног, из галереи и как можно дальше от этого человека, но я принуждаю себя идти четким, уверенным шагом, чтобы показать ему, что он до меня не добрался.
— Подождите, там… — говорит он мне вслед, но я его игнорирую. И оказывается, что зря, поскольку я попадаю не к выходу, а в какое-то соседнее помещение. Нет, серьезно? Серьезно? Я не склонна к истерикам, но сейчас очень близка к тому, чтобы топнуть ногой.
С красным от злости лицом и руками, сжатыми в кулаки, я возвращаюсь назад — лишь для того, чтобы обнаружить его расслабленно стоящим на том самом месте, где я его бросила. В его глазах пляшет веселье.
— Не туда повернули?
— Идите к черту.
Последнее, что я слышу, — его смех у себя за спиной.
Глава 3
На следующий день…
После утренней пробежки я останавливаюсь на углу, чтобы перевести дух. По моему лбу катится пот, и все мышцы болят, но мне хорошо. Пока я стою, наклонившись и опершись о колени, в меня врезается какая-то парочка. И не взглянув на меня, они быстро и равнодушно извиняются на французском, после чего исчезают внутри. Отлично. Судя по всему, я только что встретилась со своими соседями.
Со вздохом качнув головой, я тоже захожу в дом. И вижу, что в лобби ждет лифта та самая парочка. Они слишком увлечены друг другом и не замечают, что уже не одни. Его лица мне не видно. Только ее. Он толкает женщину к стенке, она хрипло смеется, но смех исчезает, как только он начинает лениво ее целовать, пока она держится за его плечи.
Невпечатленная, слишком уставшая для того, чтобы из-за невоспитанности этой парочки ощутить дискомфорт, я встаю подальше от них и несколько раз нажимаю на кнопку вызова лифта. Чтобы отвлечься, я смотрю на мраморный пол и методично считаю черные и белые плитки.
Помогает не очень.
Мне все равно слышно, как между поцелуями женщина тихо постанывает, а мужчина шепчет ей на ухо соблазняющие слова. Я их не понимаю, но оно и не нужно. В каждом гипнотизирующем слоге, который он произносит, вибрирует удовольствие и сводящая с ума плотская страсть. От мысли о том, что именно он может ей говорить, к моим щекам приливает тепло.
Я стараюсь на них не смотреть, но в итоге любопытство, как всегда, побеждает. Парочка, слившись в жарких объятиях, ничего не замечает вокруг. Мужчина уткнулся лицом в шею женщины, и мой взгляд следует за каждым движением ее рук, поглаживающих его по спине. Эротичность происходящего действует на меня как наркотик. Очень сильный наркотик. Я хочу отвернуться, но не могу. Уильям не верит в публичные проявления чувств. Он считает их отвратительными, недостойными себя и своего имени. Он никогда не притронулся бы ко мне таким образом за пределами спальни, да и я наверняка не позволила бы ему.
Но в глубине души я очарована. Непристойная сцена, разворачивающаяся перед моими глазами, полностью захватила меня, и на мгновение я начинаю завидовать им, этим мужчине и женщине, которые во имя желания могут с легкостью показать средний палец приличиям и правилам этикета. Когда-то давно меня тоже не волновало, что обо мне думают люди. Свобода была слишком прекрасна, чтобы переживать. Но это было много лет и жизней назад. Мои мысли переносятся ко вчерашнему вечеру, к нахальному незнакомцу, к проклятому поцелую, ко всему, что я ощутила, но я сердито выталкиваю их из головы. Жалея, что не могу изгнать этот опыт из памяти навсегда.
Словно в трансе я нечаянно выпускаю из рук телефон, и звук, с которым он падает на пол, привлекает внимание незнакомца. Сразу перестав ее целовать, он поворачивается ко мне. На его лице удивление. Не может быть, думаю я про себя. Этого просто не может быть. Пол под моими ногами начинает дрожать. Мне хочется провалиться сквозь землю. Или оказаться в безопасности своего дома в Гринвиче. Потому что прямо на меня глядят глаза дьявола — те самые ярко-голубые глаза, которые я предпочла бы никогда больше не видеть.
Отпустив женщину, он легким, небрежным, но уверенным жестом проводит рукой по своим волосам цвета воронова крыла и начинает идти мне навстречу. Я стою, застыв будто статуя. Он наклоняется, чтобы поднять телефон, о котором я успела забыть, и подает его мне. Левый уголок его рта приподнимается в дерзкой полуулыбке.
— Похоже, у судьбы зловещее чувство юмора.
— Благодарю, — отвечаю я холодно и, пока мы глядим друг на друга, пытаюсь не показать, что во мне бурлит хаос. Стараясь не прикасаться к нему, я забираю свой телефон. — И да, похоже на то.
Он смотрит на меня таким взглядом… словно уже раздевает меня.
— Я думал, что никогда больше вас не увижу, — говорит он негромко, слова — точно ласка.
— Себастьен… mon amour, — произносит красивая женщина, перетягивая его внимание на себя.
Открывается лифт. Благодарная ему за кратковременное спасение, я захожу внутрь и, сложив руки, начинаю разглядывать кнопки — так внимательно, словно они самая интересная вещь на земле. Когда ко мне присоединяется пара, я делаю вид, будто их нет, но на самом деле остро ощущаю его, его движения, его запах — он словно лес зимой. Чистый, свежий, древесный.
На своем этаже я выхожу. Стараюсь идти как можно спокойнее, хоть и чувствую себя так, словно за мной гонится стая волков. Я пытаюсь не оглянуться, но остановить себя и не бросить еще один взгляд на него — самого большого и грозного волка — не могу. Это оказывается ошибкой. Потому что он тоже смотрит мне вслед — таким взглядом, словно готов съесть меня на обед. Он беззастенчиво смотрит мне прямо в лицо. Соблазняя меня. Приглашая. Напоминая о том, что между нами произошло.
— Еще увидимся, соседка, — обещает мне он. С коварной улыбкой он берет свою женщину за руку, прикладывается к ее открытой ладони губами, и отдача от поцелуя пробирает меня до самого естества.
Словно трусихе, мне хочется отвернуться, но показывать, как глубоко он проник мне под кожу, я не хочу.
— И не рассчитывайте. — Я вздергиваю подбородок и удерживаю его взгляд до тех пор, пока между нами не закрывается лифт.
***
В тот же день…
Внутренне онемев, я смотрю на кремовую плитку перед собой.
— Значит, ты не приедешь? — спрашиваю я тупо и, покрепче сжав телефон, выключаю плиту. Мясной соус — любимый соус Уильяма, — булькающий в большой железной кастрюле, забыт. — Что случилось? — Внезапно почувствовав тошноту от запаха помидоров и орегано, я выхожу в коридор.
— Милая, я нужен Ларри в Нью-Йорке. С этой сделкой столько денег стоит на кону.
— А как же твои встречи в Париже?
— Их перенесли на потом.
Мне следовало понять, чем все закончится, еще два дня назад, когда Уильям — из-за какого-то «перенесенного в последний момент совещания» — сказал мне лететь в Париж без него. Но все шло замечательно, и я решила поверить. Я думала, что мы начали с новой страницы. Что Уильям заслуживает доверия — раз уж он пытается наладить нашу семейную жизнь.
Едва ступив в роскошно декорированную квартиру, я бросила все силы на то, чтобы навести в ней домашний уют. Я немного умею, но составить красивый букет и забить холодильник могу, вот я и занимала себя, считая часы до момента, когда наконец-то приедет Уильям. Когда все станет, как надо. А если внутренний голос и нашептывал мне, что что-то не так, то я его игнорировала. Мы начали новую жизнь. И в ней не было места для моих былых страхов и паранойи.
— Конечно, я и сам очень расстроен, — говорит он, притворяясь, что огорчен. Я практически вижу, как он сидит в кожаном кресле у себя в кабинете и проводит пальцами по волосам. — Но у меня связаны руки. Я нужен здесь.
Я делаю долгий вдох и закрываю глаза, осознав, что сражаюсь в заранее проигранной битве.
— Нет смысла это мусолить. Суть в том, что я здесь, а ты там. И уже не приедешь.
— Вэл…
— Не надо, — говорю я чересчур резко. Перестав сжимать телефон, я зло стираю с лица слезу. Потом, взяв свои дурацкие эмоции под контроль, прибавляю: — Вот, что я сделаю, — останусь здесь.
— Ты не вернешься домой?
— Нет. Не вернусь. — Я всасываю в легкие воздух, набираясь сил, чтобы выстоять против него. — Мне надо побыть в одиночестве. И о многом подумать. Что у меня вряд ли получится рядом с тобой. — Потому что рядом с тобой я превращаюсь в круглую дуру. Ты будешь продолжать кормить меня ложью, а я, словно голодающая, буду продолжать жадно глотать ее.
— Твою мать, Вэл, о многом — это о чем?
Я выдыхаю и иду в ванную за салфеткой, чтобы высморкать нос.
— Ты правда не знаешь?
Он очень долго молчит и этим молчанием словно ставит оглушительную финальную точку.
Внезапно на меня наваливается усталость. Я сажусь на холодный пол ванной и прислоняюсь к стене. Да, возможно, я реагирую слишком бурно. Это всего лишь поездка, разве не так? Но я злюсь на себя за то, что опять поддалась на его лживые обещания, и, кроме своего слабого сердца, мне некого в этом винить.
— Можно спросить у тебя одну вещь? Ты правда хотел всего, о чем тогда говорил? Или это была обычная чушь?
Если б он стоял напротив меня, то отвернулся бы, не в силах посмотреть мне в глаза.
— Вэл, конечно, хотел. И хочу до сих пор.
Мою голову переполняет столько сомнений и страхов. Они раздражают меня, но вытеснить их из сознания не выходит. Если он не обманывает, то почему ему нельзя прилететь, как только его встречи закончатся? Почему он не может взять отпуск, как обещал? Может, эта поездка — всего лишь уловка, чтобы убрать меня с глаз? Он опять трахается на стороне? Впрочем, озвучить эти вопросы я не могу. Они остаются внутри, где гниют, отравляя меня. Потому что я слабая и боюсь узнавать, какими будут ответы. Отрицание — такая коварная, подлая тварь.
— Иногда я жалею, что мне не хватает сил уйти от тебя. — Я замолкаю. Представляю его глаза, чувствуя, как по лицу косо струятся горячие слезы. — Наверное, я еще бо́льшая дура, чем полагала сначала, потому что заставить себя разлюбить тебя я не могу.
И я, не давая ему шанса ответить, вешаю трубку.
Глава 4
— Знаешь, что я подумал, когда впервые увидел тебя? — спросил Уильям, притягивая меня поближе к себе.
Нашим фоном, пока мы танцевали на пляже Пуэрто-Эскондидо, был шорох Тихого океана. В ресторане, где мы поужинали, играли Jarabedepalo и их «El Lado Oscuro». В наших венах струился мескаль. Ноги утопали в песке. Соленый, влажный, горячий воздух ласкал нашу кожу. Ярко светили звезды. Недалеко от нас волны с плеском разбивались о берег. Мне хотелось остановить время и остаться в этом мгновении навсегда.
Я положила щеку ему на грудь и стала слушать биение его сердца.
— Нет… ты никогда не рассказывал.
— Ты тогда рыдала на плече Сэйлор из-за какого-то парня.
— Лучший эпизод в моей жизни, — с сарказмом проговорила я.
— Мне это показалось очаровательным.
Я застонала.
— Жалко — вот, как это было. Но… так о чем, говоришь, ты подумал?
— Напрашиваетесь на комплименты, миссис Фицпатрик?
— Как всегда.
Он рассмеялся, и один этот звук мог вскружить женщине голову. Начал меня целовать — в шею, в голые плечи, всюду, куда только мог дотянуться, — и я, чтобы не застонать, закусила губу.