Ты не утонешь.
Тебе хватит сил.
При виде меня — во второй раз за день — на лице старика появляется удивление. Мой живот взрывается бабочками. Я кладу сумочку с объявлением на прилавок, и серые глаза старика округляются.
Достав из сумочки телефон и блокнот, я открываю приложение-переводчик и печатаю:
Место еще свободно?
Est ce que le poste est encore disponible?
Я чувствую себя слегка глуповато, ведь такие переводы не всегда бывают точны. Впрочем, неточный французский лучше, чем вообще никакой. Переписав вопрос на страницу блокнота, я пододвигаю его к старику. Читая написанное, он улыбается — еле заметной улыбкой — и на кратчайшую из секунд снова становится тем молодым мужчиной со снимка. Во мне вспыхивает надежда. Кажется, я все-таки смогу ему чем-то помочь. А тот факт, что мне удалось заставить его улыбнуться, вызывает новое ощущение радости, гордости… чувство, что у меня есть какая-то цель.
Он поднимает голову и встречает мой взгляд. И тут мы оба словно распознаем друг в друге нечто похожее. Может быть, боль? Крик души, которая взывает о помощи?
Нервно кусая губу, я сначала показываю на блокнот.
— Vendeur.
Потом на себя.
— Я. Moi.
Он кивает — значит, понял меня, — берет ручку и ниже пишет ответ. Пока я смотрю, как чернила ползут по бумаге, то клянусь, ясно слышу, как стучит мое сердце. Чувствую, как оно пытается выпрыгнуть из груди. И в голову мне, точно кирпич, ударяет осознание того, что эта работа нужна мне как воздух.
Дрожащими пальцами я забираю блокнот. Читаю первое предложение, и взрыв эмоций в груди — взрыв ярких красок — заряжает меня самой жизнью.
Oui, le poste est toujours disponible. Vous êtes embauchée. (Да, место еще свободно. Вы наняты. — прим. пер.)
Чтобы проверить, не тороплюсь ли я с выводами, я делаю перевод. Мир вокруг начинает мутнеть, и я понимаю, что плачу — слезами чего? Радости? Экзальтации? Да и да. Всему — да.
Глупо, я знаю. Я всего-то и буду, что помогать ему в гибнущем магазине, но для меня оно значит намного больше.
Это что-то похожее на свободу.
На независимость.
Пока я со смехом вытираю глаза, пожилой джентльмен смотрит на меня со странным выражением на лице. Поддавшись порыву, я опираюсь о стойку и расцеловываю его, чем добиваюсь еще одного смешка и улыбки.
— Спасибо, спасибо вам… То есть, merci.
Наверное, он уже думает, что, наняв меня, прогадал. Он берет девушку на работу, а она ударяется в слезы, а потом бросается его целовать? Но если б он знал, что он делает для меня… какой бесценный дар преподносит. Возможность сделать что-то самой. Как Валентина.
Возможность быть Валентиной.
Глава 8
Я получила работу.
Мне хочется танцевать — такой счастливой и воодушевленной я себя чувствую. Может, я и буду всего лишь помогать хозяину загибающегося цветочного магазина, но для меня это значит все. Я думаю о своей жизни и о том, что я сделала с тех пор, как вышла за Уильяма. Я закончила колледж и в то время, как мои друзья получали работу, занималась тем, что выбирала поваров и официантов на нашу свадьбу. Раньше роли жены Уильяма мне было достаточно — более чем, — но теперь уже нет.
После того, как нам с господином Лемером с помощью жестов и приложения-переводчика удается представиться, мы прощаемся. Я должна выйти во вторник — через четыре дня, — потому что на выходные он уезжает навестить свою дочь. Кажется. Переводчик, пожалуйста, не подведи.
Когда я захожу в здание — руки заняты бумажными пакетами с продуктами и орхидеей, — то вижу у лифта Себастьена. Его внимание приковано к телефону.
— О. Снова вы. — Увидев его, я сразу же останавливаюсь, и мое сердце пропускает удар. Мои глаза жадно впитывают его, в голове вспыхивают воспоминания о том, что я желала, чтобы он со мной сделал в том сне.
Он поднимает лицо. Наши взгляды встречаются.
— Мне тоже приятно вас видеть.
Шокированная своим поведением, я закусываю губу.
— Сожалею. Это было очень бестактно с моей стороны.
— Ничего вы не сожалеете. — Он убирает телефон в задний карман. Качает головой, и уголки его рта приподнимаются в дразнящей улыбке. — Ну же, признайтесь, что нет.
Сконфузившись, я нервно смеюсь.
— Никогда.
— Ну а я вот не жалуюсь.
Его взгляд воздействует на меня как дефибриллятор на сердце. Покраснев, я прижимаю пакеты к груди. Наступает неловкая тишина. Мне хочется быть где угодно, только не здесь, не рядом с мужчиной, из-за которого я чувствую себя так, словно одновременно тону и лечу. Но я обманываю себя. И сама это знаю. Потому что, если быть честной, я хочу быть только здесь.
Он нарушает молчание первым.
— Давайте я вам помогу.
— Спасибо, не надо. — Опомнившись, я отступаю назад и обнимаю пакеты так крепко, словно они самый ценный груз на земле. — Я и сама могу донести.
— Нисколько не сомневаюсь. Но я все равно хотел бы помочь.
Мы стоим так, наверное, целую вечность. Я практически вижу нас со стороны. Упрямая женщина. И мужчина, предлагающий помощь, которую ей страшно принять. Мы спорим о пакетах с едой, но отчего-то есть ощущение, что за этим стоит нечто еще. И, боюсь, Себастьен понимает это не хуже меня.
Но…
Но у меня болят плечи, болят руки, сердце тоже болит. Что такого ужасного в том, чтобы принять чью-то помощь? Чтобы эгоистично разделить с ним свое бремя — пусть всего на чуть-чуть?
— Спасибо, — говорю я, один раз кивнув. — Только, пожалуйста, аккуратнее с орхидеей.
— Конечно.
Медленно, осторожно — словно боясь, что я могу передумать — он забирает пакеты, и я их ему отдаю. С его стороны это обычная вежливость, но для меня это все. И когда наши руки соприкасаются, я не спешу их убирать. Я наслаждаюсь теплом его кожи. Недолго, всего пару секунд. Дружеское прикосновение для постороннего взгляда. И все же, пока мы в тишине едем вверх, а на моей коже горит след его пальцев, я ощущаю то, чего не было раньше: натяжение оплетающих нас невидимых уз.
— Вижу, у вас получилось найти рубашку.
Он усмехается.
— До сих пор вспоминаете, да?
Я смеюсь.
— В ваших снах.
— Если б только вы знали. — Он подмигивает мне, как записной хулиган — кто он, впрочем, и есть.
Мои губы вздрагивают в улыбке. Я хочу сказать что-то еще, но не могу — в голове пустота. И тогда я сосредотачиваюсь на текстуре и цвете лежащего у нас под ногами ковра.
— О чем вы думаете? — тихо спрашивает Себастьен.
Я поднимаю лицо и встречаю взгляд его глаз, таких голубых. Как легко было бы раствориться в них, утонуть.
— Так, ни о чем. — О том, что с вами я счастлива. — А вы?
— Не скажу, — добродушно говорит он. — Извините.
— Эй…
— Не-а.
— Но…
Очень некстати раздается звонок, и лифт открывается на моем этаже. Нам приходится замолчать. Себастьен провожает меня до квартиры, где я забираю у него оба пакета и устанавливаю их у себя на бедре. На прощание я протягиваю Себастьену руку, но он вместо того, чтобы пожать ее, достает из кармана своего пиджака маленькую коробочку, завернутую в коричневую бумагу, и кладет ее мне на ладонь.
Я хмурюсь.
— Что это?
— Валентина, это подарок.
— Вы что-то купили мне? — задаю я глупый вопрос, не в силах скрыть удовольствие, что разрывает мне грудь.
Он, усмехаясь, кивает.
— Похоже, что так.
— Вам не стоило…
Он засовывает ладони в задние карманы джинсов и пожимает плечом.
— Мне захотелось.
Тронутая до глубины души этим жестом, я смотрю то на подарок, то на него.
— Спасибо.
Он по-мальчишески улыбается.
— Не за что.
Не отпуская подарка, я ставлю продукты на пол.
— Можно? — спрашиваю, когда у меня освобождаются руки. От волнения и любопытства мои пальцы немного дрожат. Он кивает, в глазах светится предвкушение.
Разворачивая подарок, я пытаюсь замедлить процесс, чтобы не показаться ему излишне нетерпеливой. Не спеша, убираю ленточку, скотч, а в душе умираю от желания поскорей узнать, что внутри.
— Вы всегда так методично разворачиваете подарки? — интересуется он, голос окутан смехом.
— Нет, — хмыкаю я. — Просто стараюсь соблюдать приличествующий своему возрасту этикет.
— Так, дайте-ка мне. Иначе мы простоим здесь весь день.
— Эй! — восклицаю я с напускным возмущением, но коробочку все-таки отдаю. И если наши пальцы и соприкасаются, пока он забирает ее, я делаю вид, что не замечаю.
Он за секунду разворачивает подарок и, подмигнув, вновь передает его мне.
— Видите, это не так уж и сложно.
Я, улыбаясь, закатываю глаза, после чего снова концентрируюсь на коробке. Открываю ее и нахожу внутри великолепно вырезанную из дерева сову.
— Какая красивая, — шепчу я. Кончиками пальцев веду по тонкой, гладкой, сложной резьбе.
— Вам нравится?
— Да. — Я киваю, глотая ком в горле. Смотрю вверх и вижу его ожидающий взгляд. — Очень нравится.
— Хорошо. — Он потирает шею. — Она показалась мне похожей на вас.
— Спасибо… наверное. — Я не могу спрятать улыбку. Сравнение с птицей должно задеть мое самолюбие, но он глядит на меня так, словно я самая красивая женщина на земле.
— Знаете, я бы скупил в Париже всех сов, лишь бы вы еще раз вот так улыбнулись, — шепчет он.
Мои щеки в огне. Я смотрю на него, пойманная его взглядом в ловушку. Впитываю его непристойную красоту и, возможно, впервые вижу то, что за ней. Как можно им не увлечься и, взглянув на него всего один раз, не задуматься, а что будет, если…
Но до него со мной флиртовали и другие красавцы-мужчины, и ни один из них даже близко не действовал на меня так, как он. Это не любовь. Но и не чистая похоть. Это он. Он бальзам, успокаивающий бальзам. Когда он поблизости, мне не так одиноко, я не грущу. Он сердит меня, но потом сразу смешит. Нервирует, но я могу стоять рядом с ним в тишине и открывать в ней спокойную музыку.
Он опирается на дверь за моей головой, наклоняется, пока между нашими ртами не остается всего один дюйм. Улыбается. Но не отрепетированной гладкой улыбкой, как раньше. На этот раз в ней естественность. Простота. И она смертоноснее, чем самый сильный в истории яд.
— Думаю, на этом месте я должен поцеловать вас, ma petite chouette.
— Petite chouette?
— Совушка. — Он медленно поднимает руку и поправляет мои очки.
Будет так просто преодолеть этот дюйм, стереть расстояние между нами и наконец-то вновь ощутить его губы. Изучить его вкус. Насладиться его поцелуем. Узнать, настоящий он или я его выдумала. Забыться в безумстве момента. Сбежать от реальности. Развернуть белый флаг, признавая свое поражение в битве, которая называется Себастьен.
Ничего этого я не делаю.
Я смеюсь. Тогда как мне хочется плакать.
— Нет. На этом месте я должна еще раз поблагодарить вас и пожелать вам спокойной ночи.
Оторвавшись от его глаз, я открываю квартиру, беру пакеты и захожу внутрь. Но прежде, чем закрыть дверь, оборачиваюсь, чтобы бросить на него еще один взгляд.
— Большое спасибо за чудесный подарок. Спокойной ночи, Себастьен.
— Подождите. Там, в лифте, вы спрашивали, о чем я думаю.
— Да?
— Меня немногое может пронять, Валентина. На самом деле, даже наоборот. Но там… я испытал нечто новое для себя. — Уголки его рта дергаются в ироничной улыбке.
Мое сердцебиение ускоряется.
— Что же?
Не сводя с меня глаз, он начинает спиной идти к лифту.
— Я понял — возможно, впервые, — что значит хотеть, нуждаться в том, что нельзя получить. — Он нажимает на кнопку. Двери лифта почти сразу же раздвигаются, и, чтобы они не закрылись, он кладет на одну из них руку. — А еще я впервые за свою не самую короткую жизнь обнаружил, что завидую другому мужчине. Довольно-таки унизительный опыт. — Он сухо смеется. — И мне это нисколько не нравится. — Он делает паузу. — Вашему мужу очень повезло, Валентина.
Он заходит в лифт и оставляет меня в одиночестве томиться без его теплоты. Я закрываю дверь. Прислоняюсь к ней, прижимаю руку к груди и ощущаю бешеное биение сердца. Потом понимаю, что в другой руке еще сжимаю сову. Под наплывом всего, я поднимаю ее, подношу к губам и целую.
Глава 9
Уильям: Как Париж? Я по тебе скучаю.
Проходят секунды. Мои пальцы дрожат над экраном, готовые напечатать ответ, словно я — собака Павлова, а его смс — звук звонка. Однако заставить себя ответить ему я не могу. Назовите это гордостью или злопамятностью, но что-то внутри удерживает меня. Наконец я напоминаю себе, что я не ребенок, и набираю ответ.
Валентина: Здесь интересно. Сходила в Лувр. Увидела наконец-то «Джоконду».
Стоит ли рассказать ему о господине Лемере? Подумав немного, я решаю, что нет.
Уильям: Хорошо. Какие планы на вечер? Не ходила в то наше место на Рю Виль-дю-Темпл — помнишь, с красным фасадом?
Он имеет в виду непритязательный ресторанчик в Марэ, где нам довелось попробовать лучшее парижское крем-брюле. За время поездки мы ходили туда раз, наверное, пять.
Валентина: Нет. Слишком много воспоминаний.
Уильям: Вэл…
Кусая губу, я смотрю на экран. Хочется ударить по нему и разбить.
Валентина: Ладно, мне пора тебя отпустить. Соседи пригласили меня на ужин, а я еще не сходила в душ.
Уильям: Соседи? Или сосед?
Снизив защитный барьер, я разрешаю себе подумать о Себастьене — впервые со вчерашнего дня. Уж не так ли Уильям познакомился со своей пассией? Бросил на нее один-единственный взгляд, и его день внезапно перестал быть таким уж паршивым?
Валентина: Соседи. Пара с нижнего этажа. Утром я пересеклась с женой в лифте, и она пригласила меня. Ну а ты чем займешься?
Уильям: Схожу выпить с Ларри. Когда ты вернешься домой?
Валентина: Не знаю…
Он будто стоит на одном берегу, а я на другом, и расстояние между нами все увеличивается, создавая на месте нашего брака огромный провал. Проходит минута. Ответ не приходит. Отложив телефон, я встаю. Внутри пустота. На что я рассчитывала? На то, что меня начнут умолять вернуться домой, потому что ему без меня тяжело?
***
После душа я надеваю простое, но элегантное черное платье и классические туфли с острым носком. Свои длинные волосы я убираю в пучок. Потом, отступив от зеркала в полный рост, оглядываю себя. Пожимаю плечами — лучше не будет, — и беру клатч, лежащий на розовом кресле рядом со мной.
Я на секунду задумываюсь, не позвонить ли Джоанне, чтобы сказать, что я не приду, но потом вспоминаю свою переписку с Уильямом. Чтобы собраться на вечеринку, мне потребовалось собрать всю свою волю в кулак, ведь куда сильней мне хотелось лечь с ведерком мороженого в постель и весь вечер жалеть себя. Но сегодня мне нельзя быть одной и разыгрывать мелодраму. Общение и вино — много вина — отвлекут меня, снимут боль. И неважно, что всего на пару часов.
Вечеринка оказывается более людной, чем я ожидала. Здесь уже минимум восемь пар. Передав бутылку вина официанту, который впустил меня, я отправляюсь вглубь стильных апартаментов искать Джоанну и Джейкоба — наших хозяев. Вокруг слышны переливы джазовой музыки, звон хрустальных бокалов, разговоры на разных языках, чей-то смех. Я спокойна, расслаблена, почти что отрешена.
В мои мысли вторгаются воспоминания о том, как почти каждые выходные мы с Уильямом устраивали или посещали похожие вечеринки. Все взгляды на них были устремлены на него, моего харизматичного мужа, который умел работать с людьми и очаровывать их, как никто. Мужчины и женщины всех возрастов, сезонные игроки, старые и новые деньги, политики, голливудские звезды… назовите любого — никто не мог перед ним устоять. Однажды сенатор из Флориды заявил, что будущим Уильяма, если он только захочет, может стать Белый дом. А я, его преданная жена, гордо стояла с ним рядом, наблюдала, как по нему сходят с ума, и понимала — может быть, даже чересчур хорошо, — что это за чувство.