Я застала их в кухне. Сразу всех. Так удивительно было видеть эту семью в полном составе. Вечно занятый Кай постоянно пропадает на работе. Девчонки уже пошли в садик, где завели кучу новых друзей. И только мы с Евой – одинокие постояльцы квартиры. А здесь вся семья за столом. Завтракают ароматными блинчиками с чаем.
– Кристиночка, доброе утро! – заметив меня в дверях, восклицает Ева, вытирая испачканные сметаной щечки Ариши.
– Доброе, – улыбаюсь, проходя вглубь комнаты.
– Садись за стол, я блинчиков напекла, – слишком уж бодро и весело произносит Ева. Мечется по комнате. То за тарелкой побежит, то к плите метнется. Складывается впечатление, будто она делает это специально. Не хочет встречаться со мной даже взглядом.
– Ева, сядь на место. Кристина, у нас для тебя новость, – подтверждает мои догадки Кай. Ева, услышав грозный голос мужа, кивает и, понурив голову, подходит к детским стульчикам, за которыми вовсю уплетают завтрак малышки.
– Кристина, – Кай отставляет подальше от себя пустую кружку из-под кофе, поднимает на меня взгляд. И в глубине его карих глаз я читаю свой приговор. Сердце замирает от страха в ожидании его слов.
– Мы приняли с Евой обоюдное решение: на лето ты уезжаешь к бабушке. Я приставлю к тебе охрану. Пока здесь не решится вопрос безопасности, ты побудешь там.
– Хорошо, – киваю, с удивлением смотря на них. Не могу понять, почему все такие нахмуренные. Я и так, честно говоря, собиралась на каникулах у бабушки пожить.
– А когда я уезжаю?
– Сегодня. Через полтора часа за тобой приедет машина, – произносит Кай. А я смотрю на него растерянно.
– Но… могу я хотя бы пару дней с девочками провести… Я так скучаю по ним, мы ведь три месяца не виделись, – едва ли не плачу от обиды.
– Нет. Уезжаешь сегодня. Все решено, – произносит он тоном, не терпящим возражений. Поднимается из-за стола и, ни с кем не попрощавшись, выходит из комнаты, что совсем не похоже на него.
Кай
– Привет, друг, – восклицает Леха, пытаясь перекричать шум дороги. Я закрываю дверцу машины, припаркованной на обочине проезжей части, и ,подойдя к другу, пожимаю ему руку.
– Привет, брат, прости, что так экстренно. Да еще и на дороге встречу устроил. Спешу домой, переживаю за Еву. Она на восьмом месяце. Боюсь оставлять надолго одну, – при мыслях о ней в груди все сжимается. Несмотря на то, что приставил к жене и детям личную охрану, все равно спокойствия нет. Постоянно дергаюсь от мыслей разных. Поскорее бы найти урода и закрыть за решеткой.
– Я все понимаю, брат, – понимающе кивает Леха, закуривая сигарету. – Смотри, что я узнал. Друг наш месяц как с зоны откинулся.
– Я думал, что он сломался там. Так долго никаких новостей не было…
– Я связался с начальником тюрьмы, где он сидел, такое мне рассказал, – ошарашенно мотает головой друг, пропуская мимо ушей мои слова. – Пацан – кремень, терминатор настоящий. Коль, его давили, столько раз через пресс пропускали. А он – ничего! Создал банду свою, авторитет среди местных подзаработал за свою стойкую политику нежелания сотрудничать с властью. Там заварушка была одна. Вроде, как со смотрящим из хаты закусился, тот по беспределу шел. Пацан на пику посадил его, так ни один сокамерник не сдал. Все промолчали как один. Вот всем и накинули срока за это убийство, – рассказывает Леха, и, внезапно остановившись, затягивается сигаретой. Смотрю на него, и самому курить хочется. Еле сдерживаюсь. Долбаные нервы! Хотя курить бросил, как только Ева девочками забеременела. Уже четвертый год пошел. И не хотелось особо. А тут прямо раздирает!
– Разбираться в падлу было, да и лишняя огласка ни к чему. Так что вышел на волю твой обидчик не молодым пацаном, а прокаченным мутантом. У него прозвище Хищник, – продолжает рассказывать Леха.
– Твою мать, – сплевываю в сторону, хватаясь за голову. Расклад получается печальным… Черт возьми, и нужно было ему активизироваться именно сейчас, когда мы особо уязвимы. Ведь увезти Еву никуда не получится из-за большого срока беременности.
– Я по своим каналам раскидал ориентировки. Наведывались мы на хату к его дружкам по зоне. Везде пусто. Будто свалили куда. Ни следа от них,– вздыхает Леха, а я начинаю закипать от осознания своей беспомощности.
– Слушай, он же должен ходить отмечаться куда-то после зоны. Идет ведь как опасный преступник, – пытаюсь придумать хоть какой-то вариант его поиска. Ведь не может быть, чтобы человек вот так просто затерялся в толпе. Тем более тот, кто всего месяц назад вышел из мест лишения свободы.
– Должен. Коль, будем ждать. Пойми, тут ситуация усложняется его папашей приемным. Бес, помнишь такого?
– Как же не помнить, – нервный смешок слетает с моих губ, в то время как я бросаю на Леху раздраженный взгляд, – Руслан ведь из его банды был.
– Так вот, в прошлый раз строгий папаша в наказание за непослушание сына, умыл руки от участия в его судьбе, поэтому никто за него на зоне не заступался. Бросили, как говорится, мальчишку к акулам. Все это время Бес следил за жизнью пацана. Ему постоянно докладывали с зоны новости о Руслане. К концу срока, когда Рус особо-то и не нуждался в нем, предприимчивый Бес решил сменить свой гнев на милость. Встретил сыночка возле ворот тюрьмы в день освобождения с распростертыми объятиями. Мол, сын мой, ты достойно прошел испытание, я снова принимаю тебя в свою семью.
– Вот это родитель, – просто в голове не укладывается, что бывают такие семьи. – Так пацан не дурак же. Неужели простил отца?
– Думаю, вряд ли, – морщится Леха, докуривая в несколько затяжек сигарету, и отбрасывает в сторону окурок. – Затаился, скорее всего. Я тебе говорю, Коль, судя по рассказам очевидцев, там маленький звереныш в настоящего хищника превратился.
– Ясно. Леш, как только будут новости, сразу звони, – достаю из кармана телефон, проверяю на непринятые. Черт возьми, уже в настоящего параноика превратился.
– Конечно, брат. Дочке хоть не сильно досталось? – спрашивает Леха, пожимая на прощание мне руку.
– Да, нет. Отделалась испугом. Пара царапин, – чувствую, как снова начинает трясти при одном лишь упоминании о похищении Кристины. – Леш, из-под земли достань, любые деньги заплачу. Но мразь эта должна быть наказана, – произношу сквозь стиснутые зубы, потому что всячески пытаюсь сдержать рвущуюся на волю ярость.
– Договорились, брат, будем на связи. Езжай к жене и слишком не накручивай себя, – киваю в ответ на его тираду и, развернувшись, направляюсь к мерсу. Думая о том, как легко давать советы, наблюдая за ситуацией со стороны. А когда твоим родным угрожает опасность, весьма трудно сдерживаться и оставаться рассудительным и спокойным.
Запрыгнув в машину, несколько минут сижу в полной тишине. Пытаюсь хоть как-то взять себя в руки. Набрав номер секретарши, оповещаю ее о том, что в Управлении сегодня не появлюсь. Ссылаюсь на важные переговоры. Завожу мотор и срываюсь с места, спешу как можно скорее оказаться рядом с ней.
***
Ева на кухне. Моет посуду. По напряженной, натянутой, словно струна, спине понимаю, что она на грани.
Не могу больше ни секунды быть вдали. Мышцы сводит от необходимости почувствовать ее.
Подхожу сзади, утыкаюсь носом ей в шею, обнимаю руками круглый животик. Вдыхаю с наслаждением ее аромат. Аромат моей женщины. Любимой. Единственной. Он всегда был для меня сильным наркотиком, лучшим лекарством. По одному только запаху могу определить ее настроение, даже беременность ее почувствовал самым первым. Потому что именно в этом состоянии Ева пахнет по-особенному волнительно.
Это – мощнейший коктейль запахов, способный напрочь лишить меня рассудка. Нежный аромат кожи любимой женщины, смешанный с едва уловимым, сладким запахом новой жизни, зародившейся внутри нее. Он творит со мной что-то невообразимое. Приковывает к себе ментально, физически. Так сильно, что вдали от нее меня едва ли не выворачивает наизнанку. И столько эмоций внутри меня, целый тайфун! Разрывает, сносит абсолютно, оставляя на поверхности только одно желание: быть рядом. Ласкать ее, наслаждаться ею. Дикое, животное желание оберегать, защищать от всех бед и опасностей.
При мыслях о безопасности чувствую, как снова начинает клокотать внутри ярость. За то, что не смог уберечь свою дочь. За то, что какой-то урод смог практически из-под самого носа увести от меня самое дорогое. После недавних событий еле подавляю в себе дикое желание схватить Еву и ни на шаг не отпускать от себя. Пока Крис в безопасности у мамы, под охраной Артема, здесь, в Москве, приставил охрану к Еве и малышкам, никуда одну не отпускаю. Только вот ни на грамм не легче.
– Как ты, девочка? – шепчу ей в шею, продолжая прижимать к себе. Только от моего прикосновения Ева словно замирает. А спустя несколько секунд и вовсе отстраняется.
– Все хорошо, звонила Кристине, она уже у Лидии Прокофьевны, – выключив воду, вытирает полотенцем руки и проходит мимо меня к столу. Так ни разу и не повернувшись.
– Так будет лучше. Ей там безопасней. Артем – проверенный человек. Он обеспечит ее защиту, в случае чего, – делаю вид, что не понимаю причины ее злости на меня.
Ева кивает, усевшись за стол, опускает взгляд на скрещенные перед собой руки.
– Ты ничего не хочешь мне сказать? – ее голос почти звенит он напряжения. Я понимаю, о чем она. Со вчерашнего дня, как только услышала от Кристины имя преступника, места себе не находит. Волчонком на меня смотрит. Так, что не по себе становится. Знал, что не станет молчать. Как только останемся наедине, устроит допрос. Только вот ей это сейчас абсолютно не нужно.
– Нет, – приближаюсь к ней, не отрывая от нее своего взгляда.
– Кристина уехала. Нам никто не мешает, Кай. Я хочу знать правду, – произносит она твердым, не терпящим возражений тоном. Наконец-то поднимает на меня глаза. Смотрит так, словно я ей враг заклятый.
– Правда одна: я – твой мужчина. Я решу все проблемы. Ты занимайся детьми, – чувствую, что начинаю закипать. Выхожу из комнаты, чтобы не сорваться. До чего же упрямая! Понимаю, что пока не добьется своего, не отстанет. Только на хрена ей сейчас эта правда? Уродливая, словно обезображенный проказой старик. Знаю ведь, что не примет ее. И меня вместе с ней.
Захожу в кабинет, пытаюсь хоть немного восстановить спокойствие. До зуда в костяшках хочется уничтожить, разнести здесь все к чертям собачьим. Кажется, что мышцы буквально вибрируют от напряжения. Только вот не могу я позволить себе такой роскоши. В соседней комнате беременная жена, и ей нельзя волноваться.
Пытаюсь поработать, только в голову ничего не лезет. Смотрю на документы, словно баран на новые ворота. Ничего удивительного – всегда болезненно наши размолвки переношу. Когда она обижена на меня или расстроена, у меня словно сбой в организме происходит. Все из рук сыпется, мысли путаются, идиотом себя чувствую.
Плюнув на неудачные попытки занять себя делом, поднимаюсь из-за стола, и, достав из кармана брюк телефон, набираю Кристину:
– Привет, мелкая. Как ты?
– Все хорошо, – слышится в трубке ее тихий голос. – Загораю с Малышом, – следом за ее словами раздаются звонкий лай пса и веселый смех Кристины. И немного попускает. Легче становится от понимания того, что в безопасности она.
– Как мама? – спрашиваю ее.
– Удивлена, что я приехала так рано. Подозревает что-то неладное. Но я сослалась на болезненное расставание со Стафом, – ухмыляется Крис, а мне как-то не по себе даже. Меньше всего хочется говорить о любовных отношениях девчонки.
– Правильно сделала, что послала его. Рано тебе еще встречаться с парнями. Учеба должна быть в голове на первом месте, – не знаю, почему чувствую жизненную необходимость сказать ей об этом. Хотя понимаю, конечно, что в таких вопросах она вряд ли станет прислушиваться ко мне. Это больше по Евиной части.
– Пап, да я и не посылала его. Это для бабушки версия, – смеётся в трубку Крис, а у меня от ее «пап» сердце сжимается. Как долог был наш с ней путь до этого доверчивого, родного – «папа». Конечно, это моя вина: запугал девчонку. Долго потом не могла научиться доверять мне, в моем присутствии в комочек сжималась, будто я монстр какой.
– И к тому же, мне восемнадцать, – вырывает меня из раздумий ее тоненький голосок.
– Черт, свой день рождения ты провела непонятно как, – вспоминаю, что из-за всего этого ужаса так и не поздравили малышку.
– Не волнуйся, вернусь осенью, отметим, – успокаивает меня бодрым голосом. – Как там девочки?
– Скучают по тебе, – губы растягивает улыбка при мысли о дочках.
– Я тоже по ним скучаю, – печально вздыхает Кристина… – Скажи, вы поссорились с Евой? Из-за меня? Вернее, из-за этой ситуации с моим похищением? – тушуется она. Не хочет обидеть. До чего же совестливый человечек…несмотря на все дерьмо, что произошло в ее жизни.
– Нет, ерунда. Ева просто переволновалась, плюс гормоны из-за беременности, – успокаиваю ее. – Ладно, мелкая, наберу тебя завтра. Маме привет, Малышу много сладостей не давай.
– Хорошо, – смеется она, – И ты всем привет передавай!
После разговора немного спокойнее на душе. Сбросив вызов, оставляю телефон на столе, подхожу к окну. Удивительно, погруженный в раздумья, я и не заметил, как ночь опустилась на город. А собирался ведь с девочками прогуляться перед сном.
Выхожу из комнаты, направляюсь по коридору в сторону детской. Приоткрыв дверь, вижу, что малышки уже в кроватках, спят, отвернувшись личиками к стене. Приближаюсь тихонечко, целую каждую из них. Опускаюсь на пол возле их кроваток, долго сижу, всматриваясь в темноту комнаты. И мысли мрачные – неподъемной тяжестью на мои плечи. Боюсь! До безумия боюсь потерять их. Боюсь, что кто-то окажется сильнее, умнее меня и сделает им больно. Отберет их у меня. И Ева…Ей ничего не нужно знать. И я должен сохранить свой секрет. Ради нее, ради Кристины, ради малышек.
***
На часах полночь. Приоткрыв дверь нашей спальни, вижу ее. Лежит, отвернувшись. Притворилась спящей. Но я-то вижу, что это – всего лишь представление для меня. Актриса моя. Замечаю, как слегка подрагивает ее рука – гладит живот. Приближаюсь тихонько и забираюсь на кровать. Обиженно сопит, когда я нависаю над ней. Убираю несколько прядей, упавших ей на лицо. Наклонившись, оставляю поцелуй на худеньком загорелом плечике.
– Перестань, – одергивает руку, отстраняется от меня. До чего же упрямая, строптивая! Душу пока не вымотает, не успокоится. Игнорирую ее сопротивление. Покрываю легкими поцелуями основание шеи, аккуратно перевернув на спину, спускаюсь к пышной груди.
– Кай, – слетает тихое недовольно с ее губ, но последующий рваный вздох говорит мне о том, что она на пределе. Сдерживает себя из последних сил.
– Пока ты мне не скажешь правду, – пытается оттолкнуть меня, укорачиваясь от моих губ. – Приподымаюсь на локтях, нависаю над ней. Смотрю в ее глаза.
– Ева, может, хватит с нас негатива? Сколько можно копаться в прошлом? Да, пацан сел, только вопросы должны быть к судебной системе, а не ко мне. А тот факт, что он за что-то мстит мне…да, у него крыша поехала после стольких лет отсидки. Стал еще большим отморозком, чем был, вот и возомнил из себя терминатора.
Ева молчит. Смотрит на меня задумчивым, с толикой недоверия, взглядом. А я перемещаюсь на бок, аккуратно поворачивая ее лицом к себе.
– Что ты с ним собираешься сделать, когда Леша поймает его? – шепчет она, заглядывая в мои глаза.
– То же, что и в прошлый раз. Ничего. Пусть с ним дальше закон разбирается, – целую ее в носик. Ева кивает, и наконец-таки ее взгляд теплеет, а тело расслабляется.
– Девочка, хватит забивать голову. Думай о малышках, о сыне нашем. Я все решу, поверь мне. И то, что произошло с Кристиной, …я разобьюсь в лепешку, но больше не допущу такого, – провожу кончиком пальца вдоль ее скулы. Знаю, что это ее любимые ласки. С ее губ слетает негромкий, но довольный смешок, и она прижимается щекой к моей ладони.
– Я знаю, любимый, – шепчет она, прикрыв веки. А когда ее глаза распахиваются, столько нежности в них, столько теплоты. Простила. Вот и хорошо. Сейчас главное – она и ребенок. Со своей совестью я разберусь потом. Хотя за эти годы она у меня порядком закалилась.