– Стучать не стану, не дождешься. Спасибо за аудиенцию. Жду приглашения в пресс-хату, – отвечаю на это предложение резко и холодно.
Спустя две недели выписывают с больнички, помещают в прежнюю камеру. Похоже, буря миновала. Вроде не лезет ко мне никто, я уж было расслабился, готовился мотать срок да кумекать, что делать дальше. Если Бесу я больше не нужен, даже не представляю, куда податься. Ничего ведь не умею, кроме как в банде быть.
Только, хрен вам. Где-то месяц спустя про меня «вспоминают».
Вытаскивают из камеры, окатывают водой ледяной из шланга и засовывают в карцер, в чем мать родила. Помещение полностью без света. Ни решетки, ни окошка. Находиться можно только стоя. Вытянул руки – до стены достал. Со всех сторон бетон и холод лютый.
Эти три дня для меня словно самый страшный сон. На грани сумасшествия. По психике нехило бьет, уже через сутки практически с ума сходишь, мысли дикие в голову лезут, жрут тебя, душат. А потом приходят галлюцинации. С мамой разговариваю, плачу, уткнувшись в ее колени, а она по голове меня гладит и песенку детскую поет. И так хорошо мне в этот момент, прям будто в рай попал.
– Мамочка, мамочка, – шепчу, как безумный, про себя, стоя на коленях в промозглом аду.
Когда вытаскивают из карцера, прямо на руки конвоирам падаю, проваливаясь в глубокий обморок. Температура зашкаливает за сорок. Горю в лихорадке, не соображаю ничего. Воспаление легких, и как умудряюсь не сдохнуть или дебилом не стать, сам удивляюсь. Снова в лазарете. Три недели тишины и покоя, хоть и ломит все тело адски, кашель пробирает до печенки, но мне почти хорошо здесь. Не думал, что я, сука, живучий такой.
В общем, каким-то чудом доживаю до суда. Дают мне по полной, пять лет, полгода из которых я отмотал уже в гребаном аду. Теперь – по этапу.
На зону отправляюсь с надеждой, что эта сволочь Харченко хоть тут меня не достанет. Бес, похоже, все-таки не в курсе, что я испортил его планы. Иначе, уже давно бы привет заточкой от него передали. Как действует Бес, я знаю от и до. От него не спрятаться, не выжить, если вдруг принято решение тебя убрать, тут все четко и быстро. А надо мной просто любители измываются, Харченко подосланные.
Надеюсь, что на зоне черт богатый уже не дотянется. Успокоится, забудет о моем существовании. В первые дни пребывания меня, наконец, находят пацаны Беса. Передают то, о чем я и так давно догадался. «Батя» умывает руки. Не станет помогать за то, что операцию завалил и на бабки его подставил перед людьми серьезными. Хорошо, хоть не прознал, что по девчонке информацию я врагу слил. Был бы уже покойником.
На вторую неделю меня перебрасывают в новую камеру. И снова не везет мне – смотрящий оказывается одним из отмороженных. Первое знакомство с этим человеком заканчивается для меня отбитыми почками, месяц кровью ссать приходится. И все-таки понимаю, что тут жить можно. Привыкаю потихонечку, разбираюсь, что к чему, устанавливаю свои рамки, вливаюсь в это сборище отморозков. Драться почти каждый день приходится, но постепенно от меня отстают. Видят, что сдохнуть готов в драке. Кошу под отмороженного – таких все стороной обходят.
А потом в нашей хате появляется новенький. Щуплый такой, прыщавый, на вид не больше пятнадцати лет дашь. Но оказывается, что чуток постарше, иначе на малолетку бы загремел. Студент-первокурсник. Сел за полную хрень. Менты с травкой приняли. Впаяли распространение. Развели пацана, как лоха.
Дрожит этот студентик, как осиновый лист, сидя на своей шконке, и, вроде, не такое я проходил, а отчего-то пацана жалко. Видно, что не сможет постоять за себя, и заступиться некому.
Моемся в душе, вода ледяная приятно холодит кожу. Ощущения от теплой уже напрочь стерлись из памяти, словно и нет такого явления в природе. И все равно стояк каменный, не помогает ледяная вода ни хера, с бешенством смотрю на свой вздыбленный член. Но ни за что не поддамся/уподоблюсь тем, кто готов здесь пихать свое добро в мужскую жопу, от одной только мысли скручивает от отвращения. Придется ночью дрочить под одеялом, ненавижу это, но против природы не попрешь.
Вижу, как к намыливающемуся мочалкой студенту направляются двое любителей «поглубже и пожестче»
Тут меня взрывает от бешенства. Студент что-то визгливо кричит, когда его руки заламывают за спину и нагибают раком. Ситуация для здешнего места вполне тривиальная. Попался, лох. Ну что поделать? Нет, Рус, не влезай. Хватит тебе приключений. Но не выдерживаю отчаянных воплей, бросаюсь на насильников, один из них почти запихнул свой инструмент в мальчишку. Тот завывает от боли, визжит как свинья. Заварушка начинается нехилая. Достается мне от двух амбалов основательно. Мальчишке тоже прилетает во время драки, такой хлюпик: от пары ударов распластывается на кафельном полу, сильно расшибая лоб.
Мы оба в больничке. Пацан на соседней койке, лоб зашили, но мозги, походу, последние отшиблись при падении. Смотрит на меня влюбленным взглядом, в каждом слове заискивание, на все готов ради меня. Представляется студент Дэном и просит меня о защите.
– Я отплачу… отработаю, последнее отдам, все, что пожелаешь, для тебя сделаю, Рус. Должник теперь твой по гроб жизни, клянусь…
– Не клянись, малой, – раздраженно отворачиваюсь к стенке. И что может сделать для меня этот мальчишка? Тем более, что посетивший вечером меня сокамерник шепчет на ухо, по выходу мне нехилую месть готовят. Либо участь спасенного студента, либо перерезанное горло.
Ладно, и не таких видали. Сейчас я уже ничего не боюсь, наступил период, когда тюрьма стала домом. Досконально знаю все об этом мире. А знания – сила.
Деваться мне некуда. За несколько часов до выписки тырю со стола медсестры забытые ножницы. Раскручиваю их. Одну половинку обматываю куском простыни, сую в сапог.
В камере меня уже ждут…
– Ну что, снимай штанишки, – выходя из толпы, приближается ко мне смотрящий. А дальше все словно в замедленной съемке. В голове тишина, удары сердца бьют по перепонкам. Оглушают. Тело мое словно струна натянутая. Замираю в ожидании спускового крючка. Как только противник заносит руку для удара, выпускаю из рукава нож и бью ему в область живота. Глухота, от адреналина полная анемия чувств. Все в каком-то тумане. Вынимаю нож, а потом бью еще. Вот и все. Это было моим первым убийством. Чертой, через которую мне пришлось переступить для того, чтобы выжить.
И снова карцер, долгий и беспощадный. Одевают на меня робу тоненькую. В карцере температура – кружку ставишь на окно, льдом покрывается. А судья, не разбираясь, не находит ничего лучше, как впаять еще по сроку всем, кто в камере был. Своих сдавать никто не решился. А мусорам шумиха ни к чему. К двум оставшимся годам приписали еще три.
По выходу из карцера меня ждет новая волна кровавых, жестоких схваток. Словно круги ада, круг за кругом все вертится, подобно чертовому колесу. Месиво грязи, вони, боли и ненависти.
Спать по ночам перестал. Глаза прикрою, а сам заточку под подушкой в кулаке сжимаю. В любую минуту могут застать.
После убийства за меня снова администрация взялась. Слишком много проблем от меня было. Снова ломать начали. Кинули в пресс-хату. Когда за мной пришли, я знал куда поведут. Приготовился заранее. Там, в углу камеры, пол был слегка подгнивший. Вытянул я огромный гвоздь из доски деревянной, в рукав спрятал.
В камеру зашел, понимаю, что на этот раз не повезет. Есть только один шанс выжить. Один на миллион.
– Слышь, пацан. Мы знаем тебя. Наслышаны. Давай, мы тебя не трогаем. Делай все сам.
Вены вскрыть гвоздем не получится. Один хер. Зашьют, вернут обратно, и снова – по новой. Здесь нужно было идти на риск. И я пошел.
Вытянул гвоздь из рукава, подставил к левой стороне груди, аккурат напротив сердца, и как стукну кулаком. А в голове мысль: «Если судьба, то выживу».
Выжил. Пару миллиметров до сердца оставалось. Отлежался на больничке, а вернулся другим человеком. Именно после этого безумного поступка навсегда перестал существовать неуверенный в себе, неопределившийся в этой жизни пацан. Его место занял жестокий, уверенный в своих целях, желающий мести врагам…
Хищник.
Глава 3
Кристина
Маленькая глупенькая крольчишка… Одурманенная волнующим ароматом, плененная гипнотическим взглядом невероятных глаз, я без единой попытки сопротивления самостоятельно отдала себя в руки самому коварному зверю.
«Плачь, крольчишка-трусишка, ведь это единственное, что лучше всего у тебя получается», – шепчу себе мысленно, чувствуя, как прикосновения незнакомца из нежных и манящих превращаются в грубые, даже жестокие.
Парень ведет меня быстрым, уверенным шагом в сторону от ярких огней здания, за угол, к едва освещенному переулку. Все мои инстинкты вопят об опасности, от страха подкашиваются ноги, ставшие вдруг непослушными, ватными. В таком состоянии, даже если рискну вырваться, мне не убежать. Я, как безвольная кукла, машинально переставляя ноги, двигаюсь туда, куда направляет меня незнакомец с пистолетом. Прощаюсь мысленно с семьей, дорогими сердцу людьми и шепчу себе, что скоро окажусь рядом с родной мамой. Видимо, такая у нас обеих судьба – сгинуть от рук мужчин, которым нам так хотелось верить…
Мы подходим к заляпанному грязью внедорожнику, колеса, номера, даже стекла покрыты серыми разводами глины. Похититель до боли сжимает мои предплечья.
– Залезай, – командует, открыв заднюю дверцу машины. А я поднимаю на него испуганный взгляд и слова не могу выдавить из пересохшего рта.
– В машину, быстро, – теперь в его взгляде нет ни единого просвета. В карих омутах плещется безграничная злость. В них непроглядная, пугающая до дрожи в коленях темнота. По коже – колкие мурашки, а в голове – набатом мысль: что могло меня пленить в этом чудовище?
– Отпусти меня, – слова получаются тихими, голос дрожит. Да, я вся дрожу от неописуемого страха. Мой жалобный скулеж действует катализатором его ярости. Он с силой пытается затолкать меня в салон. Я мертвой хваткой цепляюсь за дверцу машины, понимая, что сейчас использую последний шанс. Если он затащит меня в машину, мне конец.
– Слушай меня, Сахарочек, – издевательски произносит он сквозь зубы, перемещая пистолет мне в район виска. – Я бы очень не хотел отстрелить твою хорошенькую головку. Так что будь послушной девочкой, – низкий рокот его голоса заставляет все мои инстинкты вопить от ужаса. А последующий щелчок взведенного курка лишает остатков самообладания. Ноги вмиг становятся ватными, а сердце бьется в таком бешеном ритме, что я едва могу дышать, голова кружится, я буквально падаю на сидение.
– Твое платье, конечно, супер, в нем ты как вкусный торт, но сейчас не до сладкого, – продолжает издеваться похититель. – Так что, если не хочешь повысить мой интерес, сзади есть, что накинуть…
Ехидные слова похитителя заставляют меня лихорадочно шарить руками по креслу, нащупываю что-то кожаное, похоже, длинный плащ, и как можно скорее заворачиваюсь в него, только сейчас осознав, как продрогла, хоть ночь обещала быть теплой… Меня окутывает тот же самый аромат, смесь изысканного парфюма и сигарет, тот самый, который сыграл столь роковую роль в сегодняшнем вечере. Но сейчас этот запах мне противен, он ассоциируется со страхом, с безумной паникой, которая заставляет кровь стучать в висках набатом.
Парень захлопывает дверь и спустя пару мгновений садится вперед.
– Поехали, – бросает команду водителю. Я же едва ли не сползаю под сиденье. Пытаюсь быть как можно незаметней, как можно тише. Беззвучно глотаю слезы, дышу через раз. Страх, охвативший меня, заставляет стыть кровь в жилах. Он словно водопад плещется, разливается по венам отравляющим ядом, стремительно и неотвратимо заполняет собой разум.
Что ему нужно от меня? Неужели он окажется насильником? Убийцей? Или крадет меня с целью получения выкупа? Почему именно я? Господи, представляю, в каком ужасе будут Кай и Ева. Найдут ли они меня? Помогут ли? Увижу ли я когда-нибудь их снова? А бабушка… Что будет с ней, когда она узнает, что меня похитили, что меня больше нет? Я стала отдушиной, утешением в старости для бабушки Лиды. И это не громкие слова, а чистая правда. И отвечала ей тем же. Безграничной любовью, уважением и привязанностью. Мысль, что я ее больше не увижу, рвала сердце на части…
Мои похитители о чем-то переговариваются. Я пытаюсь хоть немного отойти от накрывшей меня паники и вслушаться в разговор. Что-то о машинах, о каком-то Бесе. Видимо, это целая банда. Вспоминаю, как пять лет назад мы пережили настоящий ужас, когда похитили Еву, прямо вместе с машиной Кая… Сколько страха мы тогда натерпелись. Я была еще маленькой, меня особо не посвящали в произошедшее, но я подслушала разговор Кая и бабушки. Бедный отчим! Его просто разрывало на части от бессилия и страха. Он сходил с ума от ужаса, не зная, увидит ли снова любимую, а если увидит, то какой. Кай клялся, что покончит с каждым, кто приложил руку к похищению его женщины. Он был неистов и страшен в гневе. И в то же время потерян, раздавлен, разбит. Бабушка Лида как могла утешала сына, но и на ней лица не было… А потом, когда Ева вернулась, живая и невредимая… Это было чудом для всех. Никто не подавал виду, что считает это событие не нормой, а скорее исключением, но, если внимательно изучать и знать людей, с которыми живешь, можно заметить… То, что Ева вернулась, вырвалась живой из жуткого переплета, было настоящим чудом. Кай получил второй шанс, и это очень сильно изменило его. Он стал другим человеком.
Повезет ли мне так же? Господи, о чем я только думаю сейчас! Нужно направить все свои мысли в другое русло! Я должна бежать! От этих людей уж точно нельзя ждать ни сочувствия, ни снисхождения… Раздавят и не заметят…
Внезапно у моего похитителя звонит телефон.
– Да, – звучит его низкий голос с нотками стали. – Где? Черт, сейчас буду. Ничего без меня не предпринимайте, – бросает трубку.
– Б*ть! – восклицает в сердцах, ударяя кулаком о парт приз. У меня внутри словно пружина сжимается. Страшно. Он в спокойном-то состоянии напугал меня до чертиков, а такой, как сейчас, вверг в настоящую панику.
– Что там, шеф? – спрашивает водитель. И только сейчас я отмечаю, он заметно младше первого похитителя. Как он его назвал? Шеф? Да уж, вот так повезло… Попала в лапы главаря банды. Пять лет спокойной жизни… Видимо, для такой неудачницы, как я, этого слишком много. Сказки кончились, здравствуй, жестокая реальность.
– Святой, идиот! – рычит мой похититель. – С каким-то блатным сцепился в клубе, к мусорам загремел. Опять в говно обдолбался, кретин.
– Святой после ухода жены совсем с катушек слетел, – робким голосом отвечает водитель.
– Он от наркоты с катушек слетел, – отрезал «шеф». – В общем, так, высадишь меня у дома Жеки. Девчонку везешь на дачу к Святому, пацаны ведь там сейчас?
– Вроде да, там движняк намечался, – кивает водитель. А спустя минут десять езды машина притормаживает на безлюдном перекрестке. Прежде чем выйти, похититель поворачивается ко мне лицом, бросает на меня хмурый взгляд.
– Сиди и не рыпайся, поняла? Слушаешься его беспрекословно, – кивает на водителя. – Малой, за нее в ответе, – поворачивается к водителю. – Чтоб никто пальцем не тронул. Если кто рыпнется, скажешь, Хищник кишки выпустит.
– Понял, шеф, – Малой испуганно кивает в ответ.
«Шеф», не говоря больше ни слова, покидает авто, даже не оглянувшись.
Спустя полчаса Малой останавливает машину в частном секторе, возле одного из двухэтажных коттеджей. Вытягивает меня за руки из салона, приставляет пистолет к моей спине.
– Веди себя тихо, в глаза никому не смотри. Попытаешься сбежать, сделаешь себе хуже. Если ты понадобилась шефу, спрятаться от него не получится. Найдет, потом сдохнуть захочешь, – инструктирует он меня, заводя в частный двор.
Я и так вся трясусь от страха. Сбежать? Да разве убежишь от того, в чьих руках пистолет. Я и двух метров не осилю, меня пристрелят. Открыв дверь дома, парень указывает головой, чтобы я заходила внутрь.
Заходим в дом, и нас оглушает музыка, на всю мощь орет «Продиджи», их лучший хит – Firestarter, безумие музыки, насыщенной трэшем и эпатажем, еще больше подчеркивает то, в какую черную дыру я провалилась, словно Алиса в кроличью нору. Только я оказалась не в странной сказке, а в жутком, непроглядном кошмаре…