- Хорошо. Но полчаса мы пробудем здесь - ибо члены все позамерзали.
- Все все? - улыбнулся антрепренер.
- Все! - подтвердил "мсье Персонн".
Гостиница дамам не понравилась.
- С нашей никакого сравнения, - брезгливо изрекла Поленька. - Мне кажется, здесь могут быть клопы....
- И постояльцы, в основном, купчики, - добавила Варенька. - Многие в поддевках.... И так нагло смотрят....
- Тем слаще будет домой воротиться, - внес нотку оптимизма Дмитрий Николаевич.
- Ох, не говорите мне о возвращении, - простонала Полина. - Эта дорога ужасная будет долго сниться, а представить, что надо будет ее еще раз пережить, я не могу.
- А не выпить ли нам по рюмке коньяка? - бодрился по-прежнему Митя. - Закусить шоколадом, запить кофеем, потом повторить, А? Или сразу спуститься в трактир и плотно поесть?
- Отстаньте, мэтр, - вяло сказала Варя. - Я просто зароюсь сейчас в постель и буду спать, спать....
- Меня к себе возьмешь? - вдруг предложила Полина, - Вдвоем нам будет теплее.
- А если еще и меня? - озорно улыбнулся Митя.
- Нет! - дружно ответили дамы. - Ты никогда нам спать не даешь!
- Так это когда мы тет-а-тет. Сейчас же будем а-труа....
- Тогда мы тебе не дадим, - хохотнула Полина.
К следующему вечеру артисты, кончено, пришли в себя и явились в "Яр" полные желания положить этих купчиков и вальяжных простоватых бар к своим ногам. Потому они озвучивали здесь преимущественно разгульные и озорные песни: "Выйду на улицу", "Ехал на ярмарку ухарь купец", "Нет, ребята, все не так", "Бирюзовые златы колечики", "Я московский озорной гуляка", "Я милого узнаю по походке" и много в этом же роде. Но вставили и несколько лирических песен: "Кавалергарды", "О бедном гусаре", "Не говорите мне о нем", само собой песни Малинина и т.д. Помост для выступлений был устроен в "Яре" в центре, куда сходились все залы и эркеры кабинетов, так что любой посетитель просторного ресторана мог внятно слышать песни. Они и слушали жадно, а когда "мсье Персонн" разрешал, то подпевали во всю глотку. Залы ломились от публики, которая принимала их "на ура". Неделя выступлений пролетела быстро. Хозяин ресторана спохватился было и предложил продолжить концерты, даже за двойную цену, но к тому времени антрепренер договорился об одинарном выступлении труппы на сцене Большого театра, по какому случаю репертуарный балет был перенесен на другой день - и Дмитрий Николаевич решил такой случай не упускать. Все же публика тут будет другая, более интеллигентная, хоть и разбавленная снобами.
Он тщательно продумал репертуар и последовательность номеров, осмотрел сцену театра и ее освещение, приставил командовать осветителями бездельного Андрея Модестовича и проконсультировался с директором театра по поводу того, что цензоры считают здесь неприличным. Затем познакомился с гримерами и попросил их гротескно раскрасить себе лицо. Он вышел от них удовлетворенный, но и Варя и Полина ужаснулись новому облику мэтра: - Зачем Вам понадобились эти шрамы? Просто Квазимодо какой-то!
- Будем считать, что я снял маску, - усмехнулся Лазарев.
Наконец театр наполнился очень респектабельной публикой. Дмитрий дал знак оркестрантам, и в зал медленно полилась мелодия вальса "Ласкового зверя". Под эту тихую музыку он вышел к рампе и начал свои речи:
- Прекрасные дамы и уважаемые господа! Я тот самый "мсье Персонн", основатель Петербургского театра "варьете". Мои артисты немногочисленны, к тому же не имеют богатых оперных голосов и потому наш стиль пения - доверительный, мы апеллируем к вашей душе. В нашем репертуаре есть романсы, народные песни и озорные куплеты, которые мы будем в сегодняшнем концерте чередовать. Некоторые наряды моих артисток можно счесть вызывающими - но таков стиль варьете, мы предлагаем зрителям необычные номера, с так называемой "изюминкой". Вам предстоит осознать, приносит ли этот стиль удовлетворение вашим глазам, ушам и всему существу. Итак, вот звезды моего варьете: позитивная героиня Варенька, роковая женщина Полина, многоплановый тенор Алексей и струнная группа под управлением Бориса Шишкина. На аккордеоне и фортепьяно играет тот же Шишкин. Я пою при случае слабым баритоном, имею в руках гитару и бразды правления. Обычно я выступаю в маске и меня много раз просили ее снять. Теперь я стою перед вами без нее. Как видите, мне есть что скрывать.... Ну, а первым номером нашей программы будет, конечно, песнь о Москве!
Он выдвинулся на ту точку сцены, из которой звук в зале получался самым сильным (с подсказкой директора театра) и запел: - Москва златоглавая....
Ему дружно похлопали - романс этот еще не был известен и лег на душу москвичей.
- Теперь ответная песнь, о Петербурге. Только не о современном нам, а об уже ушедшем, где жили Карамзин, Жуковский, Пушкин, Грибоедов и многие другие прекрасные поэты....
Дмитрий Николаевич кивнул, скрипки заиграли шедевр Корнелюка, а на звучное место встал Алексей и начал:
- Ночь и тишина, данные навек
Дождь, а может быть падает снег
Я иду, бесконечной надеждой согрет,
В Петербург, но его уже все-таки нет
Там было легко найти приют
Пушкина там еще помнят и ждут
День за днем, то теряя, то путая след
Я иду в этот город, которого нет.
Там для меня горит очаг
Как вечный знак забытых и-истин
Мне до него последний шаг
И этот шаг длиннее жизни-и!
Кто ответит мне, что судьбой дано
Пусть об этом знать не суждено
Может быть за порогом растраченных лет
Я найду этот город, которого нет?
.........................................................
Такого шквала аплодисментов труппа не ожидала. Они длились и длились, а на сцену к ногам Алеши стали лететь букеты. Тот собирал их, улыбаясь и плача одновременно.... Дмитрий же втихомолку торжествовал: он столько сил вложил, воссоздавая эту очень непростую песнь....
Глава шестнадцатая, в которой концерт в Большом театре набирает градус
Наконец зрители успокоились и "мсье Персонн" им сказал:
- Как вы знаете, в Петербурге квартирует полк кавалергардов, охрана императора. Мы посвятили этим бравым ребятам две песни. Варенька, спой, пожалуйста, первую....
Скрипки заиграли знаменитое сентиментальное вступление, а Варя вышла из-за кулис в пышном белом-белом платье и в нужный момент запела:
- Кавалергарда век недолог....
............................................
Ей тоже очень хлопали и бросали цветы. Дождавшись тишины, Митя, извлекая из гитары звуки "умп-умп-умп-умп", запел чрезмерно браво:
- Почетна и завидна наша роль!
(Оркестранты подпели: да наша роль, да наша роль)
Не может без охранников король....
...............................................
Зал развеселился, отмяк душой и тоже отдал должное этой юморной вещице. Теперь настала пора выступления Полины.
- Мадмуазель Полин споет романс из жизни польских дам, хотя и по-русски, - объявил Лазарев.
Полина вышла из-за кулис невероятно элегантная, в черном фраке, на тех самых 12-сантиметровых каблуках, с воткнутой в длинный мундштук сигаретой (шелест прошел по рядам партера, амфитеатра и на балконах) и стала прохаживаться вдоль рампы под скрипичный проигрыш. Но вот зазвучал ее низкий, слегка вызывающий голос:
- Гаснут, гаснут костры, спит картошка в золе
Будет долгая ночь на холодной земле
................................................................................................
Допев "Пани-панове" Окуджавы до конца и получив щедрые аплодисменты, она вдруг сошла в зал и пошла вдоль первого ряда, пристально всматриваясь в лица мужчин. Перед одним красавцем остановилась, ткнула обличительно пальцем и горько запела-завыла под рыдания скрипок:
- Еще вчера в ногах лежал
Равнял с китайскою державою
Враз обе рученьки разжал
Жизнь выпала копейкой ржавою
Я глупая, а ты умен,
Живой, а я остолбенелая,
Ах, что ты милый сделал мне
Мой милый, что тебе я сделала!
Но вот она отвернулась от замершего в кресле барина и пошла обратно на сцену, обращаясь уже к залу:
Спрошу я стул, спрошу кровать
За что же я терплю и бедствую
На что он мог меня сменять?
Другую взял себе - ответствуют.
Жить приучил меня в огне
Сам бросил в степь заледенелую.
Вот что ты милый сделал мне
Ах, милый, что себе я сделаю!
При этих словах Полина упала на сцене на колени, заломила руки за голову и легла на спину. Зал неистово зааплодировал.
- Леди и джентльмены, - веско сказал "мсье Персонн". - Градус сердцещипательности в нашем зале опасно зашкалил. Поэтому я решил его понизить посредством исполнения озорной песни. Итак, "Я московский озорной гуляка"! Прошу артистов по местам!
Сам же стал отбивать на гитаре неслыханный здесь ритм и, наконец, запел форсированным голосом:
- Я московский озорной гуляка!
По всему тверскому околотку
В переулках каждая собака
Знает мою легкую походку!
Каждая задрипанная кляча
Головой кивает оживленно
Знает, что я встречен ей удачно
Курагу скормлю ей непременно!
В этом месте Митя бросил петь, а из-за кулис появилась с приставными шагами сладкая девичья парочка в одинаковых фраках и запела под оркестр (одновременно изображая локтями цыплят):
- Цыпленок пареный, цыпленок жареный
Пошел на речку погулять
Его поймали, арестовали
Велели паспорт показать!
Но Митя их перебил:
- Я себя обманывать не стану
У меня забота в сердце мглистом
Отчего прослыл я хулиганом
Отчего прослыл я скандалистом?
Не злодей я и не грабил лесом
Не имел друзей средь душ нечистых
Я всего лишь уличный повеса
Улыбающийся встречным лицам!
И под музыку "Цыпленка" он встроился между Варенькой и Поленькой и стал воссоздавать с ними танцевальные изыски 21 века. Вновь овации, овации. Антракт.
Глава семнадцатая, которая начинается в антракте концерта, а завершается в его конце
В антракте артисты сгрудились в артистической уборной (вот же имечко для комнаты, где люди переодеваются!), где их встретил растроганный директор, стал жать руки и говорить "Молодцы, молодцы! Не ожидал!" И прочие благоглупости. Вскоре подошли именитые зрители.
- Это губернатор Тучков, Павел Алексеевич! С ним жена и дочь. За ним предводитель дворянства Войеков Петр Петрович с женой, - шепнул директор.
Одетый в генеральский (?) мундир с золотистыми эполетами сухощавый Тучков выглядел браво, смотрел умно.
- Не обманули ожиданий, господа, - сказал он веско. - На грани дозволенного, но не за гранью. А вообще молодцы! Давно так не наслаждался музыкой и пением. Не то, что эти ваши оперы, - зыркнул он в сторону жены.
- Опера - это опера, а здесь романсы. Это разные жанры, а все жанры, как известно, хороши, - резонно ответила жена.
- А я согласна с папой, - вмешалась статная, миловидная дочь лет двадцати. - Это было прекрасно! Никогда не слышала ничего подобного! Благодарю Вас, мсье Персонн, и ваших артистов.
- Кстати, господин артист, - пригляделась к мэтру Тучкова старшая, - эти шрамы ведь у вас нарисованы? Гримом?
- Это так, мадам, - согласился Дмитрий. - Не судите меня строго. Я люблю конфиденциальность, потому и маскируюсь.
- Вы - дворянин? И вовсе не француз? - вдруг спросил Тучков.
- Русский и дворянин.
- Какую носите фамилию?
"Докопались, гады" - затосковал Митя, но ответил:
- Лазарев.
- Лазарев? - встрял Войеков. - Не из адмиральского ли семейства? Только ни у кого из трех братьев нет таких великовозрастных сыновей....
"Попал! Стоп: Лазарев как раз был во время кругосветного плавания на Аляске!"
- Я родился на Аляске, - скупо сказал Дмитрий.
- Вот так поворот! - хохотнул губернатор.
- А ведь там был Михаил Петрович! - торжествующе сказал Войеков. - Году так в пятнадцатом. Так он Ваш отец?
- Да.
- А кто же матушка Ваша?
- Я бастард, - признал очевидное Лазарев. - Мать из рода сибирских казаков....
- Что ты пристал к человеку, Петр Петрович, - скривился губернатор. - Он нам так душу приподнял своими песнями, а ты в его душу лезешь. Бастардов, если хочешь знать, в истории России полным-полно. По Карамзину и князь Владимир, который Русь крестил, был бастард! Нет, надо все-таки позвать Вас к себе на обед, господин Лазарев, и там подробно поговорить. Ты как думаешь, Лиза?
- Что мне думать? Думай не думай, а у нас что ты себе в голову вобьешь, то и будет. Впрочем, будем рады с Вами еще раз увидеться.
- Я тоже приглашаю Вас, господин Лазарев, и вашу труппу на концерт, - извинительным тоном сказал Войеков, - который состоится 1 января нового года в дворянском собрании. Вы сможете там исполнить две-три самые приличные песни из вашего репертуара.
"Вот радость-то, за бесценок потерять целый вечер...." - подумал Дмитрий Николаевич, но сказал с улыбкой:
- Непременно порадуем московских дворян.
- А к нам пожалуйте 2 января, к 3 часам дня, - сказал Тучков. - Мы в Москве обедаем рано.
После перерыва они исполнили еще сердцещипательные песни ("Жил-был я", "Белая акация", "Берега") и веселые ("Песня о студенте", "Опальный королевский стрелок", "Песня об извозчике Ереме").
- А сейчас, - объявил Митя почти в конце, - прозвучит гимн Чистым прудам, конечно же вашим, московским.
Пел прекрасным тенором Алексей в сопровождении скрипок и фортепьяно, а в нужные моменты Борис Шишкин брал в руки аккордеон. В конце песни тенор Алексея был заменен Митиным баритоном:
- У каждого из нас на свете есть места
Что нам за далью лет все ближе и дороже
Там дышится легко, там мира чистота
Нас делает на миг счастливей и моложе....
Зрительный зал впал от этой песни в оцепенение - подобное, вероятно, оцепенению обезьян при звуках голоса и под взглядом удава Каа, а аккордеон вообще их восхитил необыкновенно. Им долго-долго аплодировали, с галерки раздавались крики. Но вот "мсье Персонн" поднял руку, призывая к тишине, и сказал:
- Наш концерт подошел к концу. Но я вдруг вспомнил, что обещал вам в его начале и народные песни, до которых дело не дошло. Поэтому считаю своим долгом одну такую песню исполнить и именно так, как ее поют крестьяне, то есть без музыки.
Он встал в нужное место, подозвал Алексея и хор (из оркестрантов) и начал со всей возможной проникновенностью:
- Выйду я на поле с конем
Ночкой темной тихо пойдем....
.................................................
Сильный высокий тенор Алексея перехватил песню на словах:
- Сяду я верхом на коня
Ты неси по полю меня....
Тут же подключился хор:
- По бескрайнему полю моему
По бескрайнему полю моему!
.................................................
И последний куплет снова перехватил один Дмитрий:
- Будет добрым год-хлебороб
Было всяко, всяко пройдет
Пой златая рожь, пой кудрявый лен!
Пой о том, как я в Россию влюблен....
После окончания песни зал некоторое время молчал, но потом овации пошли за овациями.
"Век другой, люди часто напыщенные, но и у них сердца не каменные, у многих натурально текут слезы!" - уважительно отметил Лазарев. "Можно их убеждать, можно. А эти: к топору! К топору, мать их ети! Как этих-то убедить?"
Глава восемнадцатая, в которой говорится о недосказанном
Возвращение в Петербург труппа отметила как самое радостное событие и в своем родном ресторане. В центр их стола села его хозяйка, Екатерина Александровна, оживленная едва ли не более любого из артистов.