Ангелы тут же принялись за дело. Они оттеснили в сторону основную часть еще порывающегося в бой семейства патриархов во главе с Прародителем. Тот дышал паром и кричал что-то вроде «Я на всех вас найду управу!». Усмирители быстро раскидали в стороны толпу озверевших родственников, пытающихся достать Аналитика кто ногой, кто кривым ножом, а кто просто кувшином. Увидевший стражей порядка Аналитик, как и положено хорошо воспитанному бывшему гражданину Советского Союза, привычно поднял руки и дисциплинированно прекратил бессмысленное сопротивление, приготовившись к посадке в «воронок». В этой позе его и застал попавший в темя кувшин с вином, запущенный могучей рукой несгибаемого Красавчика. Аналитик рухнул как подрубленный. Старец попробовал удовлетворенно улыбнуться разбитым скамейкой лицом и тоже упал в обморок. Ангелы сноровисто очистили место происшествия от сидящих и лежащих тел. После их убытия из близлежащих кустов показалась фигура старого астронома Галилео. По древней спасительной привычке он решил не строить из себя героя и, разумеется, оказался прав. Опасливо оглянувшись, он уже было собрался податься восвояси, когда что-то на месте недавней драки вдруг привлекло его внимание. Еще дрожащей от пережитого волнения рукой он поднял это что-то из травы возле фонтана и поднес его к ближайшему факелу. Когда поднятый предмет заискрился желтыми лучами, лицо старика озарилось довольной улыбкой.
Глава 5
Лиза — жена уже знакомого нам Дознавателя из ГРУ — страдала от тяжелого наследственного заболевания, передающегося исключительно по женской линии. Впрочем, страдала скорее не она, а ее близкие. Ранее это были папа с мамой, потом — любовники, теперь же это был ее супруг, встретивший ее на свою офицерскую голову на сочинском пляже. Болезнь прогрессировала с возрастом и называлась синдромом импульсивного шоппинга. Ее первые признаки появились в возрасте четырех лет, когда с помощью громкой истерики и катания по полу маленькая Лизонька так достала своих честно пашущих на оборонном заводе родителей, что они потратили месячную зарплату на импортную куклу, показанную из-под полы спекулянтом. Спекулянт был настолько напуган маленьким чудовищем и привлеченным ее истерикой вниманием, что скостил цену и поклялся более не торговать проклятыми кусками пластика.
Когда маленькая Лизонька начала взрослеть, родители стали получать все больше поводов для беспокойства. Куклы плавно перешли в косметику, косметика — в завезенные фарцовщиками тряпки, а импортные тряпки — в дизайнерскую одежду и драгоценности. По счастью, появление страсти к двум последним категориям материальных ценностей пришлось на момент достижения совершеннолетия, и родители, с облегчением вздохнув, переложили бремя ухода за больной девушкой на ее поклонников. Но, несмотря на очевидно проявившиеся признаки незаурядной сексуальной привлекательности и кое-какую способность связать два слова (одно из которых всегда означало очередной предмет магазинных вожделений), воздыхатели не удерживались. Один из них признался Лизе, которой накануне по простоте душевной дал попользоваться своей кредиткой, что просто боится ее. Судя по печальной статистике ранних расставаний, наверное, боялись и другие. Настала пора задуматься о будущем и о гарантированном медицинском уходе.
Когда Дознаватель, намертво сраженный ею на черноморском пляже, впервые пискнул о любви и возможности вечного союза, Лиза отнеслась к его робкому шепоту вполне благосклонно. Дело в том, что признание будущего мужа о работе в одной из самых секретных организаций мира ее нисколько не отпугнуло. По своему опыту она уже знала, что именно в ГРУ «работают» многие бандиты и проживающие в Москве чеченцы. Один молодой человек из последней категории, представившийся суперсекретным агентом указанного ведомства, даже успел побаловать ее часами от Шопарда и несколькими туалетами от так любимого ею Версаче, пока не пал жертвой амбиций старшего братца, начавшего войну за московскую недвижимость с не самыми последними людьми. Дознаватель же своим брутальным внешним видом сильно напоминал бандита, не жалел денег на рестораны и приятные мелочи, казался добрым и симпатичным, а потому Лиза ускорила события и женила его на себе спустя всего лишь две недели после сочинского приключения.
Когда, спустя очень короткое время, больная девушка Лиза поняла, что чертов муж не шутил и действительно спустил на нее в Сочи все свои накопленные за последние десять лет сбережения, она испытала приступ ярости такой пугающей интенсивности, что Дознаватель малодушно решил сдаться и упасть в долговую яму. После первого месяца жизни, заняв у коллег, родителей и даже начальства, он понял, что настала пора разводиться, продаваться американцам или становиться наемным Убийцей. Будучи влюбленным и патриотом, он забраковал два первых варианта и неуклонно склонялся к последнему. Именно на этом тоскливом этапе недолгой семейной жизни его и занесло в ангольскую командировку.
Пока он, выкатив от изумления и страха глаза, узнавал все новые подробности приключений Полковника и Брюнета, его энергичная супруга сумела выгодным ракурсом рвущейся из тесного сарафанчика груди так умело привлечь внимание соседа по дому — некоего Петруши, что тот тут же пригласил ее поужинать. Естественно, устроивший Лизу ресторан оказался на Тверской, по которой она и предложила «прогуляться» перед приемом пищи бывшему экспортеру квотированной нефти. Завидев постоянную посетительницу с очередной жертвой мужского пола, циничные продавцы бутиков нехорошо заулыбались и понесли на просмотр взыскательной Лизы горы наимоднейшего барахла с ценниками, напоминающими расстояние в километрах до Луны и прочих небесных тел. Пока пузатый Петруша, мигом вспотевший от нехорошего предчувствия, осознавал, что никакой украденной у российского народа нефти не хватит на удовлетворение материальных запросов очаровательной соседки, та проследовала в примерочную.
Когда Лизонька привычно обнажилась перед огромным зеркалом, она для начала с удовольствием обозрела в нем свое роскошное славянское тело. Тело было холеным, загорелым и во всех отношениях прекрасным. После чего, отхлебнув из бокала с холодным шампанским, услужливо предложенным продавцами, примерила давно приглянувшееся платье от любимого модельера. Эффект куска шелка, едва прикрывавшего ее формы, принес ей столько удовлетворения, что она с удовольствием отхлебнула еще раз. В тот момент, когда Лиза сняла предмет вожделения, предвкушая скорое обладание им, дверца в примерочную со скрипом отворилась. Почему-то в зеркале никто не отразился. Она улыбнулась, подумав, что Петруша захотел пошалить. Игриво решив, что, за свои-то деньги, он вполне заслуживает предварительного просмотра ожидающего его счастья, красавица обернулась, приняв понравившуюся ей позу известной модели. Однако вместо истекающего слюнями толстяка Петруши, в примерочной оказался совершенно чужой мужчина. В мужчине она, к своему ужасу, узнала знаменитого модельера, лишенного жизни несколько лет назад в результате его неоднозначных сексуальных похождений. В душной примерочной вдруг стало очень холодно, и зеркало запотело.
Труп модельера деловито отхлебнул из бокала и галантно прокомментировал:
— Сеньорита, ни один туалет не сможет сделать вас еще очаровательнее, чем вы выглядите сейчас!
Тут у галантного мертвеца наполовину отпало ухо. Дружески подмигнув потерявшей дар речи голой поклоннице своего таланта, умелый кутюрье достал иголку с ниткой и виртуозным движением пришил ухо обратно. После чего вновь обратился к ней:
— Я буду с нетерпением ждать нашей новой встречи в Аду! А пока не позволите ли на прощание поцеловать вашу руку?
В известном бутике раздался пронзительный женский крик, от которого враз треснули все зеркала, а в окошке жалобно звякнувшего кассового аппарата забегали бесконечные красные нули. Манекены в широком окне, ожив, повернулись посмотреть, что же происходит. Циничные продавцы забыли об опухших ногах и прикрыли заболевшие от непрекращающегося визга уши. Спустя некоторое время пешеходы на Тверской стали свидетелями необычной сцены: по улице, в одних симпатичных кружевных трусиках, с пронзительным криком бежала голая девушка с прекрасной фигурой и искаженным ужасом лицом, а за ней, пыхтя, пытался успеть новый русский весьма тучного вида с кучкой женской одежды в руках. Муж девушки Лизы, смотревший в этот момент на исчезающий шрам на ноге Полковника, еще не знал, что благодаря то ли Богу, то ли Диаволу его молодая супруга навсегда излечилась от своей страшной болезни.
Аналитик опять шел по ангольскому рынку, пытаясь сбыть советский утюг, а на вырученные «кванзы» купить пива, картошки и бананов. Утюг был старым, с потертым шнуром в веревочной обмотке и непродаваемым обугленным днищем. Ажиотажа он не вызывал, а потому «Калашников» с пустым магазином, взятый на всякий случай отпугивать чересчур назойливых аборигенов, пока бесполезно болтался на плече: передергивать вхолостую затвор, делать страшное лицо и кричать «Пошли вон!» сегодня явно не требовалось. Проклятое африканское солнце выжигало из потного тела последние капли влаги. Горло чудовищно пересохло, как при начинающейся малярии. В виски болезненно бились бильярдные шары, неведомо откуда взявшиеся в голове, покрытой пятнистым кубинским кепи. Мучительно хотелось пива.
Кто-то молча похлопал Аналитика по спине. Он благодарно обернулся с ожиданием чуда — толстой доброй африканской хозяйки, с возбужденной улыбкой желающей его ободранный совковый утюг. Но вместо доброй негритянки с нимбом увидел чудовище в маске из черно-красного гнилого мяса, сквозь которую в местах, где мясо уже отпало, светились ослепительно белые кости черепа. Особенно поражала «улыбка»: ведь у чудища уже не было губ, а зубы так и остались навсегда обнаженными в адском оскале. У монстра были печальные глаза; он протягивал отвратительно воняющую гниющим трупом лапу и просил хлеба. Аналитик, впервые увидевший свободно гуляющего ангольского прокаженного, бросил свой утюг под ноги живому мертвецу и побежал с полным животного ужаса криком.
«Ааааааааа! Боже! А-а-а! Господи!» — очень искренне запричитал он, вынырнув в холодном поту из страшного сна. Но ночь была тихой, постельное белье свежим и прохладным, а подушка спасительно мягкой для ушибленной головы участника ресторанного побоища. Аналитик некоторое время успокаивался и лежал, не открывая глаз, медленно вспоминая сон, события прошлого вечера и прислушиваясь к тому, насколько сильна головная боль. На удивление, боль была относительно терпимой и, скорее, соответствовала состоянию среднетяжелого похмелья, чем черепно-мозговой травме. Каким бы ни был предмет, которым ему умело залепили по башке мстительные семиты, он оказался явно менее крепким, чем его череп. И это радовало. В следующую секунду он вспомнил о любимой женщине, встреченной в ресторане, но не был уверен, погрезилась она ему или нет, пока на его лбу не оказалась знакомая теплая ладонь. Аналитик открыл глаза и действительно увидел Лену. Лена выглядела вполне реальной и очень привлекательной: в белом махровом халате и с еще влажными волосами. От нее легко пахло знакомым фруктовым запахом.
— Здравствуй, — улыбнулась она и нежно поцеловала его в губы.
— Ты мне точно не снишься? — решил на всякий случай побеспокоиться Аналитик.
Лена опять улыбнулась и, смотря ему в глаза, наклонилась и на этот раз медленно провела губами по его груди. У Аналитика от удовольствия вздрогнули мышцы. Головная боль больше не чувствовалась.
— М-м… как в Раю!
Лена взобралась на кровать, примостилась в ногах и медленно продолжила процесс лечения, неторопливо скользя языком и губами по ссадинам. Пояс халата как будто сам по себе развязался, и в свете трех лун, проникающем сквозь окно, появилось знакомое сильное загорелое тело.
— По-моему, красавица, мы с вами не венчаны. Не боишься последствий несанкционированного блуда?
— СПИДа, что ли? Нет! — коротко ответила Лена и прикоснулась к нему голой грудью. — А ты?
Вместо ответа Аналитик обнял теплое тело Лены и положил ее на спину.
— Будь что будет! Но давай хоть от криков воздержимся.
— Давай! Если получится!
Спустя некоторое время, когда Лена издала громкий, благодарный и продолжительный стон и оба любовника наконец упали, задыхаясь, в потные объятия друг друга, они одновременно засмеялись.
— Ну, не смогла! — давясь от смеха, проговорила она и благодарно поцеловала Аналитика в нос. Посмотрела внимательно в глаза и еще раз поцеловала. — Снаружи, должно быть, все ангелы из охраны переполошились. Страдальцы!
— Наверное, теперь будут завидовать. Донесут или нет?
— Пусть попробуют! Я и сама могу поведать их начальству про все те мерзости, которыми они меня соблазнять пытались. Проходу не дают, жеребцы пернатые!
— А ты?
— А что я? Держусь пока. Но не знаю, надолго ли меня хватит… Сам понимаешь, ребята они симпатичные, настойчивые, не привыкли, чтобы земные женщины отказывали…
Тут Лене пришлось притвориться испуганной и завизжать, так как Аналитик стал в шутку душить ее подушкой.
Когда они закончили дурачиться, Лена серьезно сказала:
— Я беспокоюсь за тебя. По-моему, ты просто притягиваешь к себе неприятности.
— Это ты о трапезной? Пустяки! По-моему, я никого серьезно не искалечил. А жаль. Слушай, это ты успела тут поработать?
Он заставил вспыхнуть свечи, свет от которых озарил вполне домашнюю обстановку: первоначальные незатейливые мебельные изыски Аналитика уступили место уютному интерьеру с толстым ковром на полу, зеркалами, картинами и светлой кожаной мебелью. У Лены явно был очень хороший вкус. В комнате теперь был камин, в котором дрова вспыхнули, как только взгляд Аналитика упал на них. Аппетитно запахло березовой корой.
— Лена! Расскажи лучше, что происходило там, на Земле, после моего… вознесения.
— Когда ты… гм… вознесся, в посольстве был большой переполох. С полдня искали разбившийся вертолет. Когда же нашли, то, к всеобщему удивлению, двое твоих соратников были ранены, но в стабильном состоянии. Все еще больше удивились, когда, по прилете в Луанду, они уже смогли идти своими ногами. Ну а когда к ночи у обоих только легкие шрамы остались, тут уже у врачей действительно глаза на лоб полезли! И все это время никто не мог понять, куда ты делся. Как будто испарился!
— Кстати, а откуда ты все это знаешь?
— Кстати, при моем роде деятельности мне просто невозможно не знать все это. Разве что закрыть уши или предложить заклеить рот всем тем говорливым и пытающимся впечатлить мужчинам, которые встречаются на моем пути. Но, мой хороший, вернемся к твоему исчезновению. Не меньший шум вызвала эта заброшенная древняя шахта! Которая, между-кстати-прочим, в полкилометра глубиной, а на дне — осколки такой же древней плиты с арамейскими буквами. И это Бог знает где: посреди африканской саванны!
А еще слухи о каких-то невероятных вещах, якобы увиденных твоими коллегами по бизнесу! Нетленная кровь и не падающие перья… Потом, на улице, встречаю нашего общего знакомого — Детектива, а он как будто с ума сошел: бегает с огромным распятием и говорит о каких-то котах и армагеддоне. За ним толпой ходят черные девушки и говорят всем, что он — пророк. В полиции, между прочим, он уже не работает. Детектив сказал только, что ты наверняка жив, хотя и очень далеко, что скоро я все равно тебя увижу и чтобы я передала тебе: бойся того, от кого будет пахнуть фиалками. Тогда мне это полным бредом показалось, а сейчас не знаю: может, его слова и означали что-то важное. Но при чем здесь фиалки? И почему он так испуганно оглядывался, когда шептал мне про них? И почему конец света?
Аналитик задумчиво молчал. Детектив плохо представлялся в качестве умалишенного. Хотя кто его знает? Его раздумья прервал пронзительный женский крик, и Лена спряталась за его спину, показывая в угол:
— У тебя крысы!
Действительно, в свете мерцающего пламени камина, на ковре посреди комнаты деловито облизывали самих себя и друг друга два грызуна, в которых Аналитик узнал старых знакомых.
— Не бойся, это — мои друзья. Они спасли мне жизнь.
В этот момент «друг Альфред» нагадил посередине ковра, и Аналитик, под возмущенное ворчание хозяйственной красавицы Лены, бросил крысам свою майку, на которую те с удовольствием улеглись, уставившись на яркое пламя камина. Любовники последовали их примеру и примостились возле камина на пуховом одеяле.
— Как ты думаешь, почему мы здесь? — наконец спросил Аналитик.