А уж её лучистые глаза тогда — они как раз иного понимания и не допускали: девчонка точно ушла на «ту» сторону. И ведь он сам это спровоцировал! Всего-то лишь хотел утешить её своей немудрёной лаской, показать, что он с нею, что она может рассчитывать на его плечо и руку, — но тем самым подал ей мысль, что она может рассчитывать на его сердце!
И самое во всём этом опасное, что оно, кажется, не возражает!..
Да, но в это же самое время, в этом же самом мозгу сидело раздражение и пустота — и тоже по отношению к Ирке! Ничего не ушло из того, что он ощущал, когда отправлял подругу в больницу.
Вот так как-то умещалось оно всё в одном разуме — и угасший огонёк, что освещал и освящал их отношения, и прилив нежности, готовый перерасти в любовь, и подленькая усталость от этой связи…
И в параллель со всем этим — ещё и Настя! Да, он почти не думал о ней днём — да просто некогда было! Но сейчас, когда всё схлынуло, когда его проблемы перешли в руки кого положено, и эти люди уже трясут бандосов на предмет закладок с оружием и помощи украинским ДРГ — и при желании и найдут и схроны, и деликты, — сейчас он снова один на один со своим мозгом. А в нём — Настя.
Влюбился? Да нет — ведь он уже не тот юноша, который готов переворачивать всю свою жизнь после жаркой ночи любви. И не тот курсант, который готов свернуть себе шею, залезая ночью в окно общежития НГПУ. Хотя не близкий свет: добежать полтора километра до станции Сеятель, а там электричкой до разъезда Иня и потом автобусом. Но — бешеному хрену двадцать вёрст не крюк. Зато вот тебе жаркое тело и сладкая нега в подарок.
Но ведь на том и всё! Любовь-морковь, конечно, но сам-то он знал в душе, что это всё — так, приключение. Без этого вот романтического и дурацкого — «на всю жизнь». Славное, доброе приключение, и девушку ту вспоминаешь с тёплой благодарностью. Но и не более.
А вот с Настей, кажется, и он заглянул на ту сторону, где «более». И потому испугался.
Нет, одного, даже очень крепкого секса, для любви ещё недостаточно. Как говорится, размножаться готов вечно, а вот жить вместе… Но что-то было с Настей не так.
Что, не ревновал, что ли, он её к Злому? А ведь ревновал, это надо признать. И к Митридату ревновал, пока не узнал, как там у них на самом деле отношения устроены. И к этому паршивому Русланчику из Народного Совета, которым она было увлеклась, — ещё до Юрки Злого. А Русланчик, дурачок, оказывается, просто воспользовался случаем побольше разузнать о Митридате. Чудак, конечно, ибо после этого попал на жёсткую «галочку» у Мишки, а это вывело на не совсем прозрачные отношения Русланчика с «той стороной». Но не в том дело. А в том, что всё это время она, оказывается, вполне себе ждала, когда он, Лёшка, всё же передумает про свои с нею отношения. Вот он и передумал…
Ну, конечно, он, взрослый, опытный мужчина, ясно понимал, что вчера вечером Настя напрямую его спровоцировала на всё, что потом произошло. Что может быть прозрачней символики, когда женщина, раздеваясь, заходит в ванную к мужчине? Но ведь мог он среагировать уже отработанным способом? Не захотел. И перед Юркой совесть не колыхнулась. Алкоголь сказался? Конечно! Но давай, Лёша, честно признаем, что сам ты желал эту девушку. Хм, возжелал… Ты хотел её давно, и просто воспользовался случаем и тем же алкоголем, чтобы дать самоконтролю потеряться где-то в глубинах настроенного на иное сознания…
И вот что теперь? А теперь он подходит к Настиному подъезду, и его благие намерения постепенно растворяются, как сахар в чае. Нет, даже развеиваются. Потому как в мозг уже зашёл его альтернативный хозяин снизу и раскрыл форточку, через которую, как табачный дым, стали уходить в наружное пространство и отказные мысли, и принятые решения, и муки совести…
Нет, ну вещи-то всё равно нужно забрать, — успокаивающе похлопал его по плечу новый хозяин. Ну, да, искуситель проявляет снисходительное благородство. Хотя нет, эти политесы — не его. Он просто надёжнее запирает совесть на замок…
* * *
— Мишка звонил, — хмуро встретила его Настя. — Волнуется, что у тебя и почему на связь не выходишь.
Чёрт! Он же опять забыл позвонить Митридату с новой симки!
С другой стороны, и слава Богу! Эта информация сгладила первый, самый трудный момент встречи. Момент, когда он должен был — он решил! — сказать, что больше им видеться не следует. Потому как — Ирка. Потому как, хоть в нём и борются нежность к ней и усталость от этой нежности, хоть сдулся тот цветной шарик, окрашивавший их отношения чем-то большим, чем простая физиология, но есть кроме всего этого ещё и долг, и совесть. И простая порядочность, человеческая…
И потому он решил не поддаваться давлению «нижнего хозяина». У него всё же есть разум, и разум должен быть сильнее. А разум знает, что Алексей Кравченко должен остаться с Иришкой и расстаться с Настей. Разум знает, что есть долг. И этот долг должен победить.
Но Настя встретила его деловито, как всегда. Сразу напомнила о Мишке. И дала тем самым мгновение взглянуть на себя, — и Алексей понял, что не имеет права так жестоко и злобно обидеть её, если бухнет с порога, что им надо расстаться.
Да, это было бы разумно — он восстановит статус-кво с Иркой, она — с Юркой; между ними самими восстановится прежняя дружеская симпатия… Или не восстановится — после такой-то обиды. Но это будет лучше того мучительного омута, куда их всех так неотвратимо засасывает…
И в то же время он не мог повиноваться разуму, как решил две минуты назад. Он не мог, он не хотел её обидеть! Она не заслужила этого! Да и такое расставание в дополнение к обиде было бы ещё и оскорблением. А за что оно ей?
Да и просто так — надо ли это плечеразрубание? Вот наведёт он со всеми своими женщинами мораль и порядок, по пути оскорбив их и обидев, со всеми разругавшись ради морального удовлетворения. А назавтра он на выходе ляжет — все под Богом ходим. И что? Получится, что в последние дни свои он будет сеять вокруг себя страдание и обиду, и ради чего?
Вспомнилась карикатурка, встреченная в одном отцовом альбоме. Тот одно время выписывал журнал «За рубежом» и вырезал оттуда и сохранял понравившиеся карикатуры из иностранных юмористических журналов. Так вот — на этой была изображена могилка, возле обелиска — погнутый автомобильный руль, а на обелиске — надпись: «Ты был прав в этой аварии, Пол»…
Ты будешь прав в своей принципиальности, Буран. Но ты обидишь ею всех. Ни в чём не повинных девчонок. И всё ради того, чтобы предстать перед самим собою в белых одеждах? Да какие они, на хрен, белые будут в этом случае? Ты мог бы оставить девочек в иллюзиях, ежели — тьфу-тьфу! — однажды не вернёшься с выхода. И они этого заслуживают! Но ты хочешь оставить их без иллюзий, урод! По сути — нагадить им в души…
Нет, так не годится. И пусть тебе теперь идти в храм, просить, чтобы не пришла к тебе законная ответка за мысленные эксперименты со смертью, ибо ещё нужна тебе жизнь, пока не отомстил двум оставшимся, — но пусть лучше придти туда, запутавшись в грехах, чем обмазавшись в дерьме.
И всё! И ладно! Что будет, то будет, но поступать надо порядочно не по отношению к себе, а по отношению к людям. В данном случае — к двум девчонкам, которых, в конце концов, впутал во всё ты сам… И хватит!
— Ща позвоню ему, — постукал себя ладонью по лбу Алексей. — День был сегодня… суетливый какой-то. У тебя на сегодня какие планы?
Настя скептически хмыкнула:
— Хотела тут сходить в «Ла-Скалу», да вот, видишь, припоздала, тебя дожидаясь…
Алексей глянул на часы. Ну да, поздновато уже. Засиделись с ребятами…
— Эта… — выронил он. — «Ла-Скала» — это же тоже не здесь…
Да уж, остроумнее некуда! А с другой стороны…
Начал зарождаться гнев. Ну да, посидели с ребятами в «Бочке»! Ещё бы — после того, как «Тетрис» уделали! И кто-то мне будет выговор за то лепить?
Особенно после того, что с Юркой Злым было очень тяжело говорено…
— Слушай, — сказал Настя. — Мне некогда. Я тебе не «Яндекс». Ты давай «Ла-Скалу» там ищи. А мне тут вваливающийся нетрезвый капитан — ни за чем!
Лёшка уставился на неё в тягостном изумлении. Не понял! Ваще не понял!
Только что в край разругался с Юркой — из-за неё. И ни за чем?
Юрка поначалу был весел и немножко разочарован: в «Тетрисе» ему не удалось подраться всласть. Он такой, да: ещё в «Антее» на силовые всегда напрашивался. А потом любил делиться воспоминаниями о том.
Рассказывал как-то, к примеру, как с шефом задерживали известного банкира, который организовал похищение жены у Тихоновского друга-бизнесмена. Давно, правда, дело было, семь, что ли, лет назад, ещё до Пятидневной войны с грузинами.
Это был один из любимейших в «Антее» жанров устного народного творчества — рассказывать, сколь остроумен и оригинален бывает шеф, организуя силовые.
Так, тогда жену друга-бизнесмена похитили, как потом, выяснилось, бандосы по заказу жены банкира. Но поначалу и друг шефа, и сам шеф подозревали именно самого олигарха, потому что были у них какие-то крупные тёрки по бизнесу. И Ященко придумал гениальную схему, как и заложницу отбить, и олигарха подставить так, чтобы тот больше на друга его не наезжал.
Сам Злой в той операции участвовал плотно, но на подхвате. И потому не всё видел. Но что-то всё же наблюдал сам, что-то пояснил затем шеф, что-то поведалось позже на банкете, который закатил тот бизнесмен в благодарность за решение проблем и на котором присутствовала практически вся команда их ЧОПа.
Одно время даже поговаривали, что посиделки те должны были стать и отвальной для Ященко — он сам немало бабок срубил на том деле, поучаствовал в разделе богатств наудачливого банкира и принял ещё от него же толику некую за небольшое изменение показаний. Якобы хотел Тихон отойти от дел, пожить на дачке, пописать какую-то книжку…
В общем, по рассказам Юрки, дело было так. Веря поначалу в ключевую роль банкира во всех событиях, шеф решил сделать натуральный налёт на его главный офис и на него самого. А с собою взял того терпилу-бизнеса — с версией, что тот якобы готов был сдаваться на волю олигарха. А Тихон при нём вроде финансового директора. Ну, это естественно — о деньгах дело было.
Но шеф есть шеф. Он сперва навёл самые подробные справки о делах банкира, косяках, укрывательстве налогов. А также о его близких, семейных и сотрудниках. И среди прочих нашёл в ближайших помощниках у олигарха дядечку, увлекавшегося мерзкими сексуальными деяниями с несовершеннолетками. И даже поимевшего через то неприятности, но сумевшего замять уголовное дело. Через бабки, естественно. Злодей тоже был введён в планы шефа — лично о том не подозревая, естественно.
Юрку и ещё одного парня, позднее уволившегося из «Антея», шеф взял на операцию в качестве якобы охранников бизнесмена — с задачей гасить охрану банкира. Нет, не всю, конечно, что было невозможно, но ближайшую, которая окажется в центре событий.
И вот поехали. Юрка сам передал Тихону пакет, в котором были очки и накладные усики с бородкой. Шеф сразу преобразился неузнаваемо! Был шеф, а стал серьёзный интеллигент высшей пробы, с намёком на хилость и робость.
С дороги позвонили банкиру, договорились, что переговоры будут вести двое на двое, а охранники с обеих сторон будут ждать внизу. Без оружия, естественно. Правда, хитрый пёс-олигарх устроил так, что начальник его охраны тоже ушёл наверх и стал присутствовать на переговорах.
Тогда Тихон изменил план операции на ходу. Олигарх тот встретил их, как родных, угостил кофеём. Когда же приступили к переговорам, Тихон будто бы доставая телефон, чтобы отключить, будто бы случайно задел чашку и уронил её со стола. Бросился за ней. Не успел. Поскользнулся на осколках, разлетающихся в пролитой жидкости. И сам упал. А пока все смотрели за его кульбитами, сам шеф подкатился поближе к начальнику охраны, уронил того и затем вырубил ударом по голове.
После этого эпизода события пошли развиваться по плану Тихона. Второй человек банкира — со странной, запомнившейся Злому фамилией Загалатий — начал было приподниматься с кресла, но тут шеф его тоже пригрел кулаком. А банкира в это время прижал бизнесмен — то ли бывший сослуживец Ященко, то ли ещё откуда дядька, но — с подготовкою. Шейку оппоненту своему зажал больно, а к глазу ножик приставил.
В общем, пяти минут не прошло, а шеф уже позвонил Злому с товарищем, предупредив, чтобы были наготове. А им-то что — выбрать позицию поближе к лестнице, чтобы ломануться наверх при первом же шухере: как выразился Тихон, — мол, «поймёте сразу». Да ремешок ослабить, приготовиться сорвать его и превратить в довольно неприятную штуку — гибкую, но с металлическими жилами под кожей нагайку. Ну, типа нагайки. Всё равно — жестокое оружие в умелых руках.
Кравченко был с ним знаком: в «Антее» обращение с казачьим вооружением — прежде всего именно с подобным, адаптированным под требования городского махалова, — входило в систему рукопашной подготовки. Все умели вращать железные прутья в обеих руках, как шашки, работать пикой — в общем, похоже на китайский гунь, а то и чжан, — хлёстко стегать нагайкой или волкобоем. Ничего, неплохое дополнение к обычным техникам. Особенно нагайка, которая практически всегда становится сюрпризом даже для подготовленного оппонента — ибо как против неё действовать? Да к тому же не летальна, но вызывает такой болевой шок у противника, что его нейтрализация практически обеспечена.
А шеф, между тем, развивал свой план наверху. Взяв Загалатия под полный контроль — не только причинением очень острой боли, но и напоминанием об истории его половых извращений и притоптанном уголовном деле, которое усилиями Тихона оказалось поднято, — он использовал его для давления на собственного хозяина. С основной целью, чтобы уродец помог того закрыть.
Сначала заставил несколько раз вдарить банкира по зубам — так что получилось, что не шеф с другом, а собственный помощник применял к своему боссу физические методы устрашения при допросе. Затем принудил его достать оружие шефа из сейфа, оставив пальчики. После чего отнял у него пистолет и, держа под прицелом, продиктовал ему будущие показания. Мол, Серебряков, как звали бизнесмена, со своим помощником пришли, чтобы спросить, не имеет ли отношения хозяин к похищению жены Серебрякова. Но банкир, мол, всё захотел спихнуть на начальника службы безопасности. Тогда между ними возникла ссора. Дошло до рукоприкладства, и начальник охраны ударил босса по лицу…
Юрка с восхищением рассказал, как это было сделано: рукой находившегося по-прежнему в бессознательном состоянии охранника был нанесён скользящий удар по зубам банкира, после чего на костяшках пальцев возникла однозначно трактуемая экспертами ссадина — порез от зубов.
После этого Тихон переместился к банкиру, поднял его на ноги, всунул в вялую руку пистолет, поднял её, положил палец своей жертвы на спусковой крючок. Затем основанием ладони плавно, но с импульсом пнул олигарха по затылку. А тот на автомате выстрелил — в голову своему начальнику охраны!
Выстрел наверху услышали все охранники, что оставались внизу. Но готовые к «сами-поймёте-шухеру» Злой с напарником оказались первыми, когда все ринулись к кабинету банкира разбираться, что произошло.
«А там — картина маслом, — едва ли не ворковал восхищавшийся той операцией и через годы Юрка. — Крик шефа: «Ложись, он сейчас тут всех перестреляет!». Визг секретутки. На полу — труп начальника охраны с размозжённым черепом в кровянке. Над ним — банкир с пистолетом в руке, морда охреневшая. И наш шеф, интеллигент в очёчках, — извивается там, отползает, голову прикрывает и жалобно так кричит: «Помогите! Здесь стрельба, убийство…».
Короче, продолжал Злой свой рассказ, влетаем мы в помещение, и тут олигарх этот сразу — второй выстрел делает, прямо в нас, а вернее — в никуда. Ну, в шоке человек. Но выстрела не получается — как потом шеф сам рассказал, он злодею только один патрон и оставил. Я сразу — на нейтрализацию олигарха, выбиваю у него оружие, кладу мордой в пол. Напарник мой бросается клиента прикрывать, бизнеса этого. Охрана тоже в шоке, чуть ли не помогает мне скрутить собственного шефа. Ну, понятно: школа-то одна — сначала нейтрализуй того, кто с оружием, а затем уж разбирайся, кто прав, кто — нет…