Ну, а там уж понабежали — милиция, прокурорские, фээсбэшники. Оказалось, многим нужен был олигарх тот на пожевать, многих он обидел. Сняли со всех показания. А мне шеф, убывая освобождать заложницу, — жена друга его где-то в другом месте содержалась — велел за этим Загалатием приглядывать, чтобы, мол, нужные показания дал. Вот тогда мне его фамилия врезалась. Ну, допрашивали его отдельно, конечно, но я успел ему до того шепнуть привет от шефа с советом вести себя предусмотрительно. Шеф так и велел: скажи, мол, именно это слово — «предусмотрительно». Ну, тот не полный дурак — сказал всё, что надо, тем более, что если умолчать о предыстории с перевербовкой, то и запутаться особенно негде было. Да, босс сам обвинил начальника охраны в похищении. Да, тот его ударил. Да, этот выстрелил. Всё.
Главное, пояснил Юрка, очень многие хотели порвать того олигарха. И государство, и «коллеги» его. Многих обидел, гадёныш, да и на активы его лапу наложить многим интересно было. Так что на мелких нестыковках правоохранители внимания не заостряли, а позже и такие настоящие документы всплыли по делам его разным, что убийство охранника эпизодом прошло. Адвокаты, конечно, к нестыковкам придирались, но только для того лишь, чтобы задвинуть этот эпизод за край картины. Мол, мы вполне можем развалить это дело, но если вынесете его за скобки, то на том и договоримся. А поскольку шеф уже тогда под крышей ЦК работал, то и его из картины изъяли. Все довольны, все смеются.
Олигарх от нар отмазался таким образом, но по остальным делам прижали его плотненько, так что пришлось ему бизнесом своим расплатиться с обиженными. И с государством, конечно. А потом он в Англию слинял.
Во, закругляя историю, рассказанную прежде всего для Еланчика, ибо Алексей её знал, наставительно поднял палец вверх Злой. Вот как шеф наш заложниц освобождать умеет. Нет, вы тоже, не спорю, неплохо спланировали операцию. Чувствуется школа Ященко. Но жаль, что бандосов покрошить не удалось. Миролюбивые слишком оказались. А там-то одному тот терпила-безнес хребет вынес ногами — говорю же, явно из подготовленных дядька был. Помер бандюган едва не на месте. А остальных троих СОБР побил сильно, одного вообще на инвалидность отправил.
Ладно, вступился за командира Еланчик, Буран-то наш-от тоже одному пулю в брюхо вогнал. Да и мы с тобою наших неплохо помяли. Мой-от точно месяц даже ширинку себе одной рукою тока расстегать сможет. Так што ты командира нашего не замай тут!
Да я что, я ничего, белозубо, довольно рассмеялся Злой. Я его разве ж могу замать? Да ни в жисть!
Вот тут Юрка, хороший парень и надёжный боец Юрка ошибался. Просто не знал ещё, в чём ему признается любимый командир через несколько минут и один тост…
А командир что… командир не знал, как сказать про их отношения с Настей. И говорить ли вообще. В конце концов, это было её решение. И, может быть, пусть она и разбирается со своими любовниками?
Но Алексею такая мысль показалась гнусненькой. Трусливой. В конце концов, это его косяк. И надо разрулить его самому.
И он бухнул:
— Давай, Юрик, накатим ещё по одной. А то я тебе сказать должен кое-что, после чего ты… в общем, может, уже и не захочешь со мной выпить…
Глупо сказал. Но уж как получилось.
А Злой подобрался:
— Чё-та с трудом представляю, командир… Что случилось?
В общем, рассказал Лёшка. Как получил то ли совет, то ли команду переночевать у Насти, что выпили с нею, что потом само как-то вышло, что… В общем, вышло. Сам понимаешь…
Юрка слушал мрачно. Помрачнел и Еланец.
Вокруг веселился народ, нагоняя пропущенное вчера. На стене в телевизоре о чём-то стонала какая-то певичка, сопровождаемая бегущими титрами с призывами к знакомствам разной степени лёгкости. В проёме между залами стояла официантка Юлия, оглядывая свою жующую паству. Всё было хорошо, правильно.
Всё было плохо.
— Знаешь, Буран, — наконец, сказал Злой. — Не то огорчает, что вот так вот ты переспал с моей девушкой. Что мы, Настю не знаем? Она сама выбирает. И оно понятно было сразу, что меня она так, на время выбрала. На посмотреть, можно сказать. И чтобы тебе досадить. Но…
Он замолчал.
Еланец длинно вздохнул — видать, вспомнил своих трёх жён, бывших и нынешних.
Алексей молчал. Он не знал, что говорить.
— Ну, то есть, сразу видно было, что на тебя она запала. Но ты с Ириной, вот она и… — проговорил Злой, вертя рюмку в пальцах. — Но не в том дело…
Наследие Ященко определённо заразительно для всех членов его команды!
— А в том дело, — продолжал Юрка, — что рассказал ты мне о том.
Алексей поднял бровь.
— Так-то оно ладно — перепихнулись и всё. Не жена, чай, мне Настя, — Злой прокашлялся. — В том дело, что важно это для тебя оказалось. Ты ж не просто извинился, ты же сейчас тему закрыл. Ты так сказал, что, получается… Получается, что забираешь ты девушку мою у меня.
Кравченко попытался сделать отрицательное движение, но был остановлен резким жестом товарища.
— Если бы она сама мне сказала, — продолжил глухо Злой, — дала от ворот поворот, то был бы один расклад. Ну, понравился, потом разонравился, другой понравился. Не жена, говорю же. Но тут сказал ты. И так сказал, что понятно всё, в общем, Нет, ну, не удержался — понятно. С такой девушкой в одной комнате переночевать и удержаться невозможно. Но ты, получается, не разок не удержался, а вот так вот взял и окончательно решил забрать её. А у тебя ведь и так девушка есть…
Юрка посмотрел на Алексея пусто. Отстранённо, как будто издалека. Как будто с дороги, по которой уезжает далеко и навсегда.
— И получается, Лёша, так, что забрал ты у меня мою девушку, у боевого товарища. Когда у самого есть. И получается, не от голода на бабу переспал ты с ней, а от любви. Да оно и заметно было, хотя бы даже по новогодней ночи позавчера. Совсем забрал, получается…
Еланчик, добряк Еланчик тоже сокрушённо вздохнул. По его лицу было видно, что он переживает за обоих.
— Слышь, Анатольич, — он чаще всего звал Юрку по отчеству, как и большинство других друзей и сослуживцев. — Ты не заводись тока. Мои-то бабы три знашь скока крови с меня попили! И всё через любовь ту. Я как от Ноташки-от ушёл? Ток всё то Анька створила-то. В голову вбила себе, что любит меня, да и пошло оно так-от. То в могазине прижмётся, то кудой пригласит, да бутылочку поставит. То я в ройон, ну, на автобусе, — так и она, это, дела там у неё находятся. А Ноташка-то злится, это, лютует прямо — да на меня всё. Ну, я так-то походил-походил, с казачками нашими бутылочку распили — да и ушёл от неё. Той, Аньке-то, и говорю: «Хочешь, чё ли?». А она: «Ребёночка хочу, да». А Ноташка моя биться к ней приходила, потом уже, когда разошлись. Да тока поздно было.
Это я, Юрко, чё сказать-то хотел. Это ты на комондира-то камня не держи. В этих делах завсегда те бабы сами всё решают. Мы, мужчины, то есть, слабы перед ними-то, ежели им в башку втемяшится выбрать которого. Не волен он был, думаю, Буран-от.
Немудрящим своим рассказиком — а может и добавил чего — Еланчик несколько разрядил обстановку. Да, в общем, так оно и было вчера — её была инициатива во вчерашнем, Настина. Но прятаться за девушку Алексей не хотел. Что говорить — сам был только «за». А уж после…
Юрка всё так же вертел рюмку. Потом скомандовал:
— Наливай по одной.
Всё же чокнулись, не стал Злой командиру своему бойкот устраивать. Но сказал, не поворачиваясь к Еланчику, а всё так же пристально-отстранённо смотря на Алексея:
— Да знаю, Витька, что бабы нас выбирают. Я об том же и говорил. Нет у меня зла ни на Настю, ни на командира. Но я, Лёша, не пойду с тобой теперь в ОРБ. Потому как… Всё понимаю. Но по факту ты у меня девчонку отнял. Уже одну за собой имея. Бабу-то я себе найду ещё. Но одного боюсь. Боюсь я, Лёша, что на выходе, в острой какой ситуации, влетит в голову мысль лишняя, — и пропущу я момент, когда тебя подстраховать нужно будет. Не потому, что нарочно, а замешкаться она меня заставит, мысль та. А я того не хочу, чтобы тебя из-за меня завалили…
И вот сейчас Алексей — всё ещё ощущая тот холодок, который прополз по спине, когда Юрка вот, так, отстранённо, как по чужому или мёртвому, сказал те слова, — смотрел на Настю, не врубаясь до конца в смысл ею произнесённого.
— В смысле? — это он и озвучил.
Настя пожала плечами:
— В том и смысле. Ты там гулял где-то, пил, ни разу даже позвонить не удосужился… А теперь пришёл — «Здрассьте, какие планы на вечер?». А кто тебе вообще сказал, что мои планы с тобой должны быть связаны?
Кравченко продолжал глядеть на неё в тяжком непонимании.
— Настя, ты чего? — наконец, спросил он. — Не звонил потому, что некогда было. Вчерашние мои злодеи снова проявились, отбиваться пришлось. Потом заказчика их нагибали. Потом организатора. Бился, как рыба об колесо…
Шутка не прозвучала.
— Ага, дай-ка догадаюсь. А потом отмечали победу с дружками, ага? — хмыкнула пренебрежительно девушка.
Алексей прокашлялся.
— Слушай, ты это… Ты прикинь, что у нас за разговор такой! Ты мне как сварливая жена выговор делаешь. Может, сковородкой ещё по лбу?
Эта шутка тоже не задалась.
Настя прищурилась.
— Нет, сковородкой — нет. Я же тебе не жена. Я для тебя так — вроде консьержки в гостинице, где ты на ночь остановился. Полный пансион, да между делом её трахнуть можно. А наутро забыть. Чего уж там прислуге какой-то звонить…
Блин, ошизеть! От кого-кого, а такого во всех обстоятельствах самостоятельного котёнка Алексей никак не ожидал таких высказываний! Не, ну точно! — Светка, жена, когда он вот так же забывал позвонить, когда задерживался! Был за ним такой грех, каялся в нём Кравченко не раз, в том числе и перед самим собой, но потом всё возвращалось на прежнюю колею. Но то Светка! Домохозяйка классическая провинциально-московская. Со всеми достоинствами и печальками. А эта-то! Боевой Кот женского рода!
— Что, в точку попала, раз молчишь? — принялась вонзать в него когти «боевой кот женского рода». — Давай, оправдывайся!
В Алексее начала подниматься злая тёмная волна. Но он ещё попытался — фигурально — примирительно поднять руки ладонями вперёд.
— Оправдываться не могу: не в чем, — проговорил он, пытаясь улыбнуться. — Сама же заешь: никому не звонил. Было некогда. Там Ирку в заложницы взяли, надо было освобождать… Потому и спросил про вечер, что хочу… это, загладить…
— Ах, И-ирку… — протянула Анастасия. — Ну, если Ирку — тогда ладно.
Должна же она спросить: что и как? Как это случилось? Что с Иркой?
— Ну, так на вечер у меня планов никаких, — почти беззаботно пропела Настя. И добавила резко: — С тобой!
Стало больно. Спиртной ли дух в голове подействовал, уютно плававший ещё в голове, общая ли усталость от длинного и тяжёлого дня, вместившего хренову кучу событий и эмоций, нежданная ли эта агрессия со стороны Анастасии, — но возникло ощущение, будто его сдавило внутри в огромном кулаке и одновременно затрясло. Алексей смотрел на её лицо, успевшее, оказывается, стать дорогим, и чувствовал, будто его трясёт током…
И не отпускает.
Он со всей силы сжал кулаки.
Стало легче. Будто тяжёлая сумка с плеча упала.
Он сделал шаг вперёд. На лице Насти что-то промелькнуло.
Он мягко, как мог бережно, отодвинул её рукой и сделал другой шаг — в коридор.
Второй шаг дался легче. Третий — ещё легче. Далее всё пошло само.
Он вытащил из угла свою сумку, которую вчера там оставил. Собственно, собирать в неё было нечего. Так, туалетные принадлежности, разве что…
Трофейный пистолет был на месте, остальное было не важно.
Тем не менее он зашёл в ванную, забрал зубную щётку, бритву. Полотенце своё кургузое.
Больше ничего его в этом доме не было.
Настя… Насти — тоже. Не было. Получается, так.
Она стояла в дверях, неотрывно глядя, как он собирается. Лицо со странным выражением — будто хотела что-то сказать, но остановилась. Глаза были сухи и темны.
Больше ничего его тут не было…
Он прошёл мимо неё, молясь внутренне, чтобы она его остановила.
Но она молчала.
Он остановился на пороге, спиной к ней, наполовину повернув голову назад, к плечу.
Молчание.
Он задержал дыхание и шагнул на лестничную площадку.
За спиною клацнул дверной замок.
Всё…
Глава 14
Переночевал Алексей в расположении, в офицерском кубрике. Слава Богу, что Злой с Еланчиком остались где-то в городе — что-то говорить им после всего происшедшего не было сил. Душевных прежде всего. Как тому же Юрке пояснить, как и из-за чего Настя его прогнала? Нет, злорадствовать и издеваться тот, конечно, не стал бы — но как ему в глаза смотреть?
Так что всё прошло тихо и нормально. Пообщался с ребятами, почистил, наконец, оба пистолета, заодно и по винторезу прошёлся, и по автомату своему. Нервы привёл в порядок.
А наутро Алексей уже стоял перед командиром, изучавшим приказ о переводе капитана Кравченко в отдельный разведывательный батальон корпуса Народной милиции.
Были сборы недолги, что называется. А что собирать-то? После разгрома квартиры всё уцелевшее, включая разбитый нетбук, умещалось в одной сумке. Да там ничего особо и не было, на квартире-то. Комок оставался здесь, в располаге, гражданская одежда была на нём, мыльно-рыльные уцелели и теперь тоже лежали в сумке. И Алексей, забрав необходимые бумаги, поехал на новое место службы.
Оно оказалось вполне на внятном армейском уровне, что ему сразу понравилось. Бывший военный городок, судя по всему, стандартно-добротная советская казарма в три этажа, отдельное штабное здание, плац с разметкой для строевой и даже спортгородок. Рядом высилось пятиэтажное здание, то ли недостроенное, то ли растащенное — без окон, без дверей, что называется. Зато в нём — надо будет узнать — можно устраивать тренировки по бою при захвате зданий. Хорошо устроился товарищ Перс, и порядок явно поддерживает.
Ну, а дальше — представление новому командиру, суровому, плотно сбитому, словно излучающему мощь, новым сослуживцам, парочку из которых Алексей знал по прежним контактам. Постановка на довольствие, место в казарме — обычная армейская упорядоченность, пусть и с непременным налётом привычной партизанщины. Или нет, скорее, семейности, что ли. Да и понятно оно: ещё два месяца назад вся луганская армия представляла собою набор отдельных самостийных отрядов, сплочённых не столько дисциплиной, сколько чем-то вроде «понятий» и ощущением общего дела и общего риска. Ещё недавно сам Алексей жил и воевал в подобном отряде. Да и давно ли у них по располаге народ слонялся чуть ли не в трусах, но с автоматом. Ну, не в трусах, потому как октябрь и уже прохладно, да и поварихой у них была тётка Ганна, которая иной раз и тряпкой могла наладить меж лопатками за, так сказать, «неуставной вид»…
Эх, времена были… Чистый военный коммунизм! А вспомнить, как такие же добро-строгие «тётки Анны» кормили бойцов прямо в подвале обладминистрации! Конечно, своих, в основном, кто в охране-карауле, но и пришлым солдатикам в миске макарон по-флотски не отказывали. Алексей тогда несколько раз оказывался по делам в администрации — там же тогда, считай, вся государственно-социальная жизнь бурлила, как в Смольном. Вот его пару раз в ту «столовую» и затаскивали. Которая, кстати, для всех действовала, по талонам каким-то…
В общем, у Перса была ещё не российская армия, но уже армия. Вот только сферы компетенции своих офицеров командир вынужден был разводить вручную. Отсюда и возник тот странный разговор о том, каким оружием владеет Буран, чтобы сразу нарезать ему кусок службы, где он не пересекался бы с другим замкомбатом. Что ж, тем лучше. На новичков во всех армиях всегда поглядывают со здоровым недоверием. А уж начинать с конфликта — последнее дело. Да и не по нраву это было самому Кравченко. Лучше товарищам офицерам поляной проставиться, по обычаю, мудрыми предками ещё при царях заведённому.
Чем Буран и занялся вечером после службы.