Илья молчал. Да, он никогда не причислял себя к верующим. Но вот так просто перейти на сторону Дьявола…
— Тебя все еще что-то смущает? — Виктор испытующе смотрел на Илью. — Это пройдет. Просто загляни к себе в душу — и поймешь, чего она действительно хочет. Петь «аллилуйя», славя Бога, или развлекаться с бабами. Биться лбом о пол перед крашеной доской или жить полной жизнью, ни перед кем ни за что не отчитываясь. Пресмыкаться перед Богом или самому править этим миром.
— Но ведь и ты подчиняешься Сатане?
— Да, — согласился Виктор. — Подчиняюсь. Но что значит это подчинение? Только то, что я иду этим путем, что я нахожусь в этом энергетическом потоке. Я вношу в него свою лепту — и получаю сторицей. Бог мне не даст ничего, тогда как Сатана дает все. Потому что он сам такой же, как я. Его дух — гордый дух — во мне! Вспомни Во- ланда: «Никогда ничего не просите. Сами придут и сами все дадут». Это — позиция Сатаны. Его правда. Ты просто не представляешь, какие тайны может открыть тебе Сатана. Просто не представляешь… — последние слова он произнес подчеркнуто медленно.
— И что же он может мне предложить? — не без усмешки спросил Илья.
— Торг начинается? — Глаза Виктора насмешливо блеснули. — Я уже тебе говорил: не пройдет и года, как ты станешь одним из самых известных художников. Ты уже ощутил помощь и видишь, как изменились твои картины. А ведь ты только прикоснулся к силе — подумай о том, что будет дальше! Ты ощутил, что такое истинное наслаждение женщиной. Мало того, что ты получил удовольствие, ты вынес из этой встречи массу энергии. Ты наполнился силой, и эта сила реально делает тебя моложе. Реально, понимаешь? Знаешь, сколько лет Мелиссе? Восемьдесят два. А выглядит на тридцать. При этом она не потеряла ни капли своей былой страсти.
— Ты это серьезно? — не поверил Илья.
— Люди привыкли верить лишь тому, что могут пощупать, — ответил Виктор. — Уверяю тебя, ей восемьдесят два года. Однако она совсем не выглядит старой маразматичкой, какими становятся старушки, исправно посещающие по воскресеньям церковь. Дело в том, — взгляд Виктора стал еще пристальнее, — что каждый из путей что-то дает. И, будь я чуточку способнее, терпеливее, покладистее, я бы безусловно выбрал путь света. Потому что светлый путь дает больше возможностей потом, после смерти. Видишь, я ничего от тебя не скрываю. Но сложность светлого пути в том, что он требует невероятных лишений. Если ты читал когда-нибудь о христианских святых — а я читал, ведь врага надо знать в лицо, — он усмехнулся, — то должен знать, как труден был их путь. Аскеза, пустынничество, отказ себе во всем. И непрестанные молитвы. Ладно бы все это на месяц или год — еще можно потерпеть. Но ведь все это у них длится десятилетиями! Я на такое просто не способен. По Сеньке и шапка — слышал такое? Нет у меня талантов, чтобы пройти по пути света. Не смогу. При этом знай: просто верить в Бога — мало. Люди утешают себя сладенькой сказочкой «верь — и спасешься», но на деле все далеко не так просто. Спасаются лишь единицы, вроде уже упомянутых святых. Миллионам же обычных людей их вера ничего не дает, и
они, как и большинство грешников, после смерти попадают в лапы Сатаны.
— Это уже глупости, — не удержался Илья.
— Клянусь! — с жаром ответил Виктор. — Мне нет нужды лгать. И товар, который я предлагаю, полностью соответствует рекламе. Знай: в мир света после смерти попадают лишь избранные. Обычно это те, кого позже причисляют к лику святых. Плюс очень ограниченное количество простых смертных, сумевших праведной жизнью заслужить пропуск в мир света. Но это — капля в море. Из тех, кто искренне верит в Бога и ходит в церковь, к Богу попадут единицы. Все остальные оказываются этого недостойны — в них все еще слишком много грязи. И весь свет, который есть в таком человеке, уже ничего не значит. Человек прямиком попадает к нам, то есть к Сатане. Заметь — не в ад. Сказки об аде выдумали церковники, чтобы пугать людей. Никакого ада на деле не существует. Если что и есть, так это муки совести — именно они начинают терзать грешника после смерти. Но заметь: совесть — это тоже понятие из мира света. Если ты не чувствуешь за собой вины, то нет и мук. Муки, или мытарства, как называют эти страдания попы, терзают лишь верующих. Человек всю жизнь верил, жил по заповедям божьим, и вдруг после смерти он понимает, что этого было мало, и что свет ему, увы, совершенно не светит, — Виктор усмехнулся своему каламбуру. — Одного маленького пятнышка на белых одеждах достаточно, чтобы путь в рай тебе был заказан. А в душе обычного верующего таких пятен — тьма. И каждое вызывает свои муки: человек осознает, что там поступил не так, а вот здесь не эдак. Где-то разозлился, кого-то не простил. За что-то не покаялся. Человек очень тяжело переживает каждый такой грех, понимая, что именно грехи и лишили его Царствия Небесного. В итоге, несмотря на всю свою праведную жизнь, такой человек прямехонько попадает к нам, в мир тьмы. Но что такое мир тьмы — там, после смерти? — Виктор испытующе посмотрел на Илью. — Уверяю тебя, в нем нет ничего страшного. Напротив, он очень приятен. Потому что Сатана не столь жесток, как Бог. Сатана знает, что значат желания. Поэтому в посмертном мире у него большинство умерших находят все то, что искали. Все, что тебе нужно, легко создается силой твоей мысли. Поэтому каждый получает то, о чем мечтал. Именно там люди находят тех, кого потеряли, именно там они ждут своих любимых, если те еще живы. В том мире ты можешь жить столько, сколько захочешь, — пока не надоест. Потом можешь снова родиться на земле, потому что вход в более высокие сферы тебе закрыт. А дальше все снова зависит от тебя: кто- то идет к свету, его подогревают неосознаваемые мотивации прошлой жизни. Другие же идут путем тьмы. Я принадлежу к последним. Потому что знаю, что не хочу и не буду пресмыкаться перед Богом, какие бы блага Он мне за это ни обещал. Мне не нужны Его райские сады, я не хочу сидеть там в компании таких же идиотов и петь Богу дифирамбы. Это — не мое. Кто-то готов молить, просить, уговаривать. Я — нет. Предпочитаю хорошо пожить здесь, затем неплохо повеселиться там. И так далее, — он улыбнулся. — Все, что мне нужно, я беру сам. И мне это нравится.
Илья молчал. Какая-то часть его души полностью соглашалась с тем, что говорил Виктор. А другая ужасалась. И неясно было, какая из них права…
— Ну хорошо, пусть даже все это так, — медленно произнес он после довольно долгой паузы. — Но остается вопрос: почему я?
— Потому что так упали кости, — ответил Виктор, и непонятно было, говорит он серьезно или шутит. — Один из нас отправился в мир иной, и ты оказался идеальным кандидатом на освободивше-
ее я место. Ты молод, у тебя есть амбиции. В тебе есть потенциал, ты можешь добиться очень многого. Но для этого тебе надо сделать выбор. Путь света не для тебя — для этого в тебе слишком много ума и слишком мало мазохизма. — Виктор усмехнулся. — Ну не верю я, что ты можешь изнурять себя аскезой и биться головой об пол, прося Боженьку помиловать тебя за какие-то грехи. Ты слишком рационален, чтобы делать глупости. Поэтому я уверен, что ты пойдешь с нами, — просто потому, что это твой путь, потому что ты рожден для него. Одни рождаются, чтобы стать великими на пути света. Ты рожден, чтобы стать великим на пути тьмы. Это твоя судьба, и тебе не убежать от нее.
— Мне все время кажется, что все это просто шутка, — тихо ответил Илья. — Просто не верится, что все это может быть реальностью.
— Давай проверим? — предложил Виктор. — Как ты себя сейчас чувствуешь, замечательно? Полон сил и энергии, словно крылья прорезаются? Хочется творить и творить?
— Да, — согласился Илья.
— Прекрасно. Снимай кольцо.
— Оно слишком тугое…
— Ты попробуй, — губы Виктора снова сложились в улыбку.
К удивлению Ильи, кольцо снялось совершенно свободно.
— Надо же… — пробормотал он.
— Давай его сюда. — Виктор взял кольцо и сунул его в карман. — Когда сделаешь выбор, позвони. — Он подмигнул Илье и поднялся с кресла.
Илья проводил гостя до дверей, думая о том, что все это ужасно глупо.
— Скажи, а что означает рисунок на перстне? — спросил он, думая о том, что уже, наверное, никогда не увидит кольца. — В нем есть какой-то смысл?
— Есть, — согласился Виктор, обуваясь. — Это крылатый змей. Знак ордена Люцифера. А я, — тут он выпрямился и посмотрел Илье в глаза, — глава российской ветви этого ордена.
Виктор ушел. Илья запоздало подумал о том, что даже не пригласил его выпить чаю. Впрочем, подумал лишь мельком. Прошел на кухню, закурил, задумчиво глядя в окно. Долго стоял, пуская в открытую форточку струйки дыма, потом, загасив окурок и бросив его в мусорное ведро, вернулся в мастерскую.
Остановившись у картины с валькириями, долго смотрел на нее, пытаясь понять, была ли встреча с ними реальной. Если он просто видел сон, то почему валькирий сразу узнал Виктор? И не просто узнал, а назвал хохотушками — в ушах у него до сих пор еще стоял их дьявольский смех. Плюс эта собака, что сопровождает его теперь едва ли не в каждом сне. Ведь именно Ларч спугнул ту валькирию, и не известно еще, что было бы, не окажись он рядом.
Сев на стул, Илья заново прокрутил в памяти весь разговор с Виктором. В целом все очень напоминало беседу душевнобольных, в любое другое время он бы над этим только посмеялся. Но факты упрямо свидетельствовали об обратном. Слишком много уже было такого, чего ум Ильи не мог так просто откинуть.
Чтобы отвлечься от мыслей, он снова принялся за работу. И тут же с холодком в душе ощутил, что что-то исчезло. Неуверенно коснулся кистью холста, пытаясь поймать, уловить потерянное чувство. И, чем больше работал, тем отчетливее понимал: у него ничего не получается…
Это была катастрофа. Вот он, анчар — замечательная работа. Но спроси его кто-нибудь, как он смог это написать, как сумел передать средствами живописи атмосферу смерти, и Илья не знал бы, что ответить. Исчезло чувство, исчезло то, что вело его все последние дни.
Наконец он отложил кисти — просто не хотел уродовать картину. У него еще оставалась надежда, что вдохновение вернется…
Не вернулось. Утром следующего дня, промучившись больше часа, Илья вновь признал свою несостоятельность. У него ничего не получалось, причем не получалось до такой степени, что становилось страшно. Илья напоминал себе человека, который всю жизнь прожил в затхлом подземелье. Наконец ему улыбнулось счастье: он увидел солнце, вдохнул чистый свежий воздух, ощутил радость, понял, что жизнь может быть совсем другой, — как вдруг все вернулось на круги своя. И снова перед ним покрытые плесенью стены подвала, снова ему приходится дышать тяжелым спертым воздухом. Сказка поманила и исчезла…
Почувствовав необходимость как-то развеяться, Илья надел куртку, взял зонтик — небо снова хмурилось — и отправился гулять.
Он шел по серым улицам города и думал о том, почему у нас все так уныло и мерзко. Люди-скоты, водители-дебилы — ему пришлось торопливо отшагнуть в сторону, чтобы не быть обрызганным водой из-под колес пронесшегося по дороге автомобиля. Ведь видит же, гад, что человек идет, знает, что обольет его. Или потому и несется?
Дойдя до парка, Илья немного успокоился, но настроения все равно не было. Медленно бредя по усыпанной листьями дорожке, он думал о том, что вся его прежняя жизнь ему ничего не дала. А ведь не самым плохим человеком был — зла людям не делал, не предавал никогда никого, не подставлял. Да, добра от него тоже было немного — так кто виноват? Если где-то там, наверху, есть какие-то небожители, если они учат нас, как надо жить, то почему не подсказали, не поправили? Не направили на путь истинный? Или им, небожителям, на всех наплевать? Где они были, пока ему было трудно, почему не помогли, когда у него ничего не получалось? За что ему любить свет, который ему ничего не дал?
Илья остановился. Было очень тихо и пустынно, снова начал накрапывать дождь.
— Что мне делать, Господи? — тихо спросил он, подняв голову. — Что мне делать? Если есть Ты где-то там в небесах — ну так помоги же мне! Я хочу быть художником, я не могу без этого жить. Это — мое. Но ты не дал мне таланта. Почему, Господи? Чем я провинился перед Тобой?
Позади насмешливо каркнула ворона. Илья обернулся — глупая птица сидела на вершине березы. Вот она взмахнула крыльями, снялась с места и улетела, не забыв еще раз издевательски каркнуть на прощание.
-— Видишь, Господи? — произнес Илья. — Даже вороны смеются надо мной. Ты покинул меня, я Тебе не нужен. Так почему я должен хранить верность Тебе? За что? Я уже потерял половину жизни. И не хочу потерять то, что мне осталось. Дай мне талант, Господи. Помоги. Клянусь — до конца жизни тогда буду верен Тебе. Только помоги…
Небеса молчали. Постояв несколько минут, Илья ощутил себя удивительно глупо и побрел домой, думая о том, что, если Бог действительно милосерден, Он не может не помочь. А не поможет…
Если не поможет, тогда и говорить не о чем — Илья шел домой, в его душе медленно нарастало ожесточение. Просил он Бога о помощи? Просил. Ждал ее? Ждал. И раз ее нет, то и с него никто не имеет права спрашивать. Даже Бог.
Дома он выпил стакан горячего чаю, потом прошел в мастерскую. Посмотрел на картину с валькириями, пытаясь понять, вернулось ли вдохновение, изменил ли хоть что-то его разговор с Богом. Взял в руки кисть, вгляделся в образ смотревшей на него ведьмы-хохотушки — и ничего не уловил. Попробовал работать, чтобы уже окончательно все прояснить, и через несколько минут отложил кисть. Вдохновение не вернулось, и вытянуть его, приманить никак не получалось.
Странно, но вместо отчаяния, которое должно было бы его охватить, в душе шевельнулся огонек радости. Бог не помог —- значит, он пока недостоин света. Значит, его место с другими. Он сделал все, что мог…
Достав сотовый телефон, Илья несколько минут задумчиво смотрел на него, думая о том, что у него еще есть возможность этого не делать. Затем медленно открыл список номеров и выбрал нужный.
Илья ожидал, что Виктор сразу согласится встретиться с ним, и был немного разочарован отказом. Виктор сообщил, что у него этим вечером важные дела, и предложил завтра в полдень зайти в ресторан.
— Рад, что ты сделал выбор, — сказал он напоследок. — В общем, до завтра…
— До завтра…— попрощался Илья.
Спал он этой ночью плохо, то и дело просыпался. Несколько раз слышал рычание пса, однако самого Ларча не видел. Проснулся совершенно разбитым — словно и не спал…
За пятнадцать минут до полудня Илья уже поднимался по ступенькам ресторана. Его слегка трясло, он пытался скрыть свое волнение — и не мог.
Выяснилось, что Виктор еще не подъехал. Тем не менее, едва только Илья назвал свое имя, его тут же проводили в знакомый кабинет. Он отказался от предложенного обеда, но согласился на кружку пива.
Ждать ему пришлось почти два часа. Это лишь добавило Илье нервозности — что, если Виктор передумает? Беспокоило его и другое: он до сих пор не знал, чего от него потребуют за согласие. Ведь ничто не дается просто так, за все надо платить. И, если речь пойдет о душе… Да нет, это глупо, такого не может быть. К тому же Илья знал совершенно точно: предложи ему кто-нибудь продать душу, он однозначно откажется. Но чем-то ведь заплатить придется?
Виктор вошел в кабинет лишь в начале третьего. Приветливо улыбнулся, пожал гостю руку.
— Извини, задержался… — Он опустился в кресло, устало вздохнул. — Разбирался с делами. Артур, принеси пивка!
— Слушаюсь… — стоявший у двери официант тут же исчез.
— Держи, это твое… — Виктор достал из кармана кольцо и положил на стол перед Ильей. — И больше никогда его не снимай.
— Спасибо. — Илья взял кольцо и задумчиво повертел его в руках. — Я как-то не спросил: а что с меня за все эти блага? Чем я буду расплачиваться?
— Своей душой, чем же еще, — ответил Виктор. — Контракт сейчас принесут. — Он пару секунд смотрел на Илью, затем не выдержал и рассмеялся. — Видел бы ты сейчас свою физиономию. Да шучу я, не бойся. На твое счастье, душа нынче не пользуется спросом.