Фэйра элегантно вернулась на свой королевский трон и, сев поудобней, выпила красное вино, принесённое все той же застенчивой прислугой.
Тем временем я молчал, думая, что ещё стоит спросить у королевы, пока есть на то возможность. Но она сама продолжила говорить уже величественным тоном, присущим каждому королевскому роду.
— Смотри, что получается, — начала королева, положив руки на колени. — Первого сумеречного охотника звали Джонатан, и первого нефилима с демонической кровью — Джонатан. Когда мир узнает о тебе — ты станешь настоящей легендой, всех детей станут называть твоим именем…
— Этому не бывать! То, что сделал Валентин — ужасно. Я не хочу, чтобы были нефилимы, подобные мне, я не хочу войны против сумеречных охотников, я не хочу их убивать! — чётко произнёс я, и следующие слова слетели с моих губ также неожиданно, как и то, что меня можно назвать демоном в теле сумеречного охотника. — Если бы Валентин не был моим отцом, я бы его убил.
— Почему ты не хочешь убивать отца при помощи кого-то другого?
— Потому что он единственный, кто меня любил.
— А ты уверен, что чувства были искренними? — звонким голосом произнесла королева.
— Так или иначе, его любовь была единственной, что я испытал в своём детстве.
Это было чистой правдой, и хоть Джослин жила со мной, когда я был совсем ребёнком, Валентин все чаще повторял: «Она испугалась такого чудовища, как ты, Джонатан, и сбежала». От этих слов мне всегда становилось мерзко и больно. И к тому же удивляло, что отец заявлял мне эти слова в лицо. Каким бы меня ни создал Валентин, чтобы мне ни говорил он, я продолжал любить Джослин, и как ни странно, отца я любил тоже. Но то, что мать бросила меня, продолжало терзать моё сердце.
— А как же твоя мать?
— Она не была рядом, — печально осознал я. — Джослин даже не попыталась найти способ, чтобы меня спасти — превратить в истинного нефилима…
— Она не знала как, — на удивление оправдывала её королева. — Никто не знает.
— Она даже не пыталась, — все на той же грустной ноте продолжал я. — Мама просто сбежала…
Не знаю, говорил ли эти слова я, либо же просто начал воспринимать слова Валентина как правду, но то, что кипело внутри меня, вызывало беспокойство и непонимание.
Раньше я никогда не думал о том, как поступила Джослин, я никогда не задумывался над тем, почему она не попыталась меня спасти. Но вспомнив записку, которую она оставила мне на прощание, вернуло в ту ночь, которая, казалось, будет последней проведённой с мамой. Джослин сбежала…
— Чтобы спасти Клэри, — напомнила фэйра, вытянув меня из размышлений.
— Когда я узнал о сестре, я начал разделять желание Джослин и поэтому прошу… Нерисса, защищай Клэри, — я поднял на фэйру глаза. — Мне известно, что только тебе это под силу. Я не могу быть всегда рядом с ней, я меняю своё местонахождение каждый день, а ты, королева, очень влиятельна и можешь помочь.
— Ты знаешь, что я никогда не делаю ничего просто так, — напомнила девушка, играясь своими браслетами на руке.
— Чего ты хочешь? — устало произнёс я.
— Хочу, чтобы ты мне служил.
Вот оно — самое ужасное, что может потребовать дивный народец. Служить королеве — это то же самое, что отдать свою жизнь, в моем случае — добровольно.
Где-то пять минут я просто находился в размышлении.
Кларисса — моя сестра. Единственный человек, который ещё не знает, кем меня сделал отец, единственный человек, который может меня понять и полюбить, так же как и Мэри.
Служить королеве Благословенного двора — равноправно, как и отдать свою жизнь, но жизнь моей сестры того стоит. Клэри Моргенштерн — человек, которого я могу спасти, и нефилим, которая способна убить Валентина. Но для этого ей нужна помощь и защита, которую может преподнести только Нерисса.
— Я буду подчиняться любым твоим приказам, королева, я буду служить тебе до конца своих дней, — начал я, вставая на одно колено и опуская голову, как верный слуга, — взамен на полную защиту и помощь моей сестре — Клариссе Адель Моргенштерн.
То ли Нерисса не ожидала, что я соглашусь, то ли хотела услышать что-то другое, но её молчание затянулось на довольно долгое время, пока я не осмелился поднять голову.
— Встань, сын Валентина! — приказала королева, подойдя ко мне и заглянув в глаза, словно ища какую-то уловку в моих действиях и словах, произнесла: — Бессмысленно сейчас тебя под свою власть брать, в общем, как и защищать Клэри. Она в полной безопасности, в отличие от тебя, Джонатан, или ты предпочитаешь, чтобы я называла тебя Джоном?
Она все знает, понял я. Но откуда?
— Наверное, ты сейчас в недоумении, откуда мне известно про твою близость с той жалкой девчонкой, — начала королева, злобно щуря глаза. — Как её там? Мэри?
Я сжал кулаки от злости и хотел выплюнуть на эту наглую нахалку пару ласковых слов, но королева не давала возможности мне и слова вставить — все говорила, да говорила.
— Тебе известно, что Валентину уже доложили про…
— Плевать! — все же выкрикнул я. — Я не его марионетка, и вправе делать, что захочу!
Такая реакция королеву либо же удивила, либо же позабавила, точно сказать я не мог, так как на лице фейри играли разные эмоции, пока не пришли к одной — хитрость.
— Вот как, — начала она. — Что ж, я думаю, в таком случае ты исполнишь мою просьбу — убить Валентина. Мне все равно как или кто это сделает, — поспешно добавила королева, — Мне важен результат. И если то, что я тебя прошу — исполнится, я отвечу на любые твои вопросы и, клянусь своей короной, буду защищать Клариссу Моргенштерн.
— Хорошо, я согласен на твои условия, — ответил я почти зразу. Мне пришла в голову мысль, что Валентина может убить и Джейс, который его ненавидит, и возможно даже Клэри, хотя я не допущу, чтобы она была в опасности. — Но знай, если ты не сдержишь свои обещания или нарушишь договор…
— Не надо думать обо мне так подло! — выкрикнула фэйра почти писклявым голосом, но вскоре вновь возобновила величественный тон. — Я никогда не нарушаю договора.
— Надеюсь, это так.
— Фэйри никогда не лгут, мальчишка, пора уже запомнить это, — ледяным голосом произнесла королева Благого двора.
По её взгляду хрустальных глаз я начал осознавать, что с фэйрами действительно шутки плохи и кто его знает, чем это все обернётся. Единственный шанс избежать ухудшения и разрыва союза между отцом и фэйрами, это уйти с Благословенного двора. К тому же, я действительно долго уже здесь находился и сбился со счета времени.
Я коротко кивнул и, поклонившись в небольшом реверансе, произнёс:
— Как жаль, миледи, но мне пора откланяться.
Королева молча провожала меня взглядом, но как только я хотел уже выходить из врат дворца, она прокричала:
— Джонатан.
Я обернулся.
— Я всегда буду на твоей стороне, — в её словах не было колкости и злости, в сказанном ею было нежность и забота, более того — любовь.
Поведение фэйри меня удивляло, но вспомнив, как мы их называем, я не удивился её поступкам, недаром она принадлежит дивному народцу.
***
Я вернулся домой также быстро, как и попал к благому двору — через кольцо телепортации.
Так как завтра я намерен поехать в Париж, в мои планы входило разузнать поподробнее о делах, которые Валентин замышляет на будущее. К тому же, я не смогу видеться с отцом несколько недель, а может, и месяц, ведь я буду сначала в Париже, а потом в Аликанте — столице и единственном городе Идриса.
О том, что я собираюсь уехать, Мэри стало известно совсем недавно и, как бы она ни уговаривала взять её с собой, я был против этого. Но сейчас, зная, что Валентину успели каким-то образом доложить о нашей связи и частых встречах, я настаивал на том, чтобы она всегда была рядом со мной. К тому же, мне так будет спокойнее, а Мэри — безопаснее.
Я более чем уверен, что девушке эта новость понравится.
— Крок, — неожиданно произнёс я, увидев сокола, летящего ко мне. — У тебя есть новость для меня?
Он издал негромкий звук и как только сокол сел на моё плечо, я погладил его шею внешней стороной ладони. Его глаза довольно блестели и в то же время казались обеспокоенными.
— Что-то случилось? — спросил я, убрав руку и продолжая идти по тропинке к дому.
Птица вновь издала кричащий звук, и я понял, что мне угрожает опасность. Но какая? Датчик показывает, что демонов рядом нет, и я, к тому же, успел дойти до дома.
Стоило мне приблизиться к входной двери, как сокол вцепился в моё плечо с такой силой, что я с трудом сдержал крик.
— Крок, что ты вытворяешь?
Сокол переместился на мою руку и, раскрыв крылья, дал понять, что в доме опасность.
Я насторожился. Все моё тело напряглось. Тут я понял, что Крок хотел сказать своим поведением. Я против своей собственной воли вошёл в дом, ожидая ужаснейших воспитательных мер от Валентина. Но войдя тихо в холл, я увидел отца, склонившегося над Джослин. На удивление отец держал её за руку и разговаривал.
Он говорил о прошлом. О браке. Как любил Джослин, а она предала его. Как не любил никого после… Наверное, то была правда, как и остальное. Он выговаривался, хотя и понимал, скорее всего, что не должен. Не обманывай себя, он не каялся в том, как создал из тех бедняг отречённых или как планировал расправиться с Конклавом. Он говорил обо мне.
Валентин сожалел об эксперименте надо мной, ведь из-за меня мама чуть не покончила с собой… хотя в то же время Валентин не догадывался, в какое отчаяние она впала, раскрыв тайные опыты.
Отец много экспериментировал над собой, долгие годы. Он теперь ближе всякого человека или даже нефилима к уровню мага.
До Валентина с новорождёнными детьми никто опытов не проводил. Особенно таких.
Валентин хотел создать сверх воина, сильнее и быстрее любого нефилима. Валентин признался, что я как раз таким и получился, однако при этом вышел жестоким и пустым.
Отцу я был предан, но истинной любви не испытывал. Валентин, в погоне за улучшенными боевыми качествами, забыл о человечности.
Также Валентин рассказывал, что когда Селин Эрондейл умерла, она была на восьмом месяце. Отец пичкал её порошками из крови Итуриэля в надежде, что у Стивена родится сын, столь же сильный, как и я, только наделённый человеческими качествами. С потерей плода опытов Валентин смириться не мог, поэтому подрядил Ходжа, и вместе, пока труп Селин не остыл, они вырезали дитя из утробы…
Ходж отнёс младенца к себе в дом, неподалёку от озера Лин. Отец сопровождал их, поэтому и не возвратился в ту ночь. До самого Восстания присматривал Ходж за ребёнком, а после Валентин, выдав себя за Майкла Вэйланда, забрал мальчика в поместье Вэйландов и растил как сына Майкла.
Вэйланды, отец и сын. Валентин умертвил их и сжёг, хотел сбить Конклав со следа.
Отец рассказывал и то, что растил мальчиков в разных домах: Джейса — у Вэйландов, меня — в озёрном доме. Умудрялся совмещать воспитание двух сыновей, оставляя порой обоих на долгое время. Джейс вряд ли помнил меня, зато я его да.
Пока Селин носила Джейса в утробе, Валентин пичкал её ангельским порошком. Тем же, которым снабжал и Джослин во время второй беременности. Джейс не проклят. Скорее наоборот. Все нефилимы имеют частицу ангельской крови, но Клэри с Джейсом её досталось чуточку больше.
Я закрыл входную дверь уже громче, чтобы отец знал, что я вернулся домой. Валентин повернул голову в мою сторону, немного улыбнулся и, отстранившись от Джослин, произнёс:
— Наконец-то ты пришёл. Почему так долго?
— Королева задержала меня.
— О чём же вы так долго с ней беседовали? — поинтересовался он, запрокинув голову, чтобы видеть моё лицо.
— О всяком, — уклончиво ответил я.
Отец не стал подробнее расспрашивать, но по его взгляду читалось недоверие и небольшая подозрительность.
— Так же она говорила, что мы с фэйрами в союзе, но чётко дала понять, что помощь нам она окажет только при крайней необходимости, — добавил я, чтобы Валентин не подумал, что я от него что-то скрываю.
Отца это вполне устроило, но на лице все же играли нотки недовольства. Но и из-за чего?
— Джонатан, — начал отец, явно подбирая нужные слова. — Помнишь, что я тебе говорил? Любовь — это уничтожение, и если тебя полюбят — значит, уничтожат.
Эти слова я помнил всегда, но никогда не считал верными.
— Но ты ослушался меня, — последние слова Валентин произнёс жёстко и недовольно, — ты пропустил все мои слова и уроки, которые я давал тебе всю жизнь мимо ушей.
— Отец… — начал я, но он сурово выкрикнул:
— Молчать!
В такие моменты, как сейчас, возражать Валентину было бессмысленно. С детства я помнил урок: слова отца — закон, и нарушение его карается казнью.
И вот сейчас, стоя перед отцом и смотря, как он гневно испепелял меня взглядом, моё тело моментально напряглось, вспоминая дни, когда отец избивал меня ремнём или кнутом. Он называл это воспитательной работой. Валентин считал, чем больше физических уроков, тем сильнее и выносливей я становился.
В какой-то степени отец был прав, но с другой стороны — его методы ужасные. Мне было известно, что Валентина также воспитывал и его отец, и по роду Моргенштернов этот обычай передавался веками. Нормальные люди посчитают нашу семейку дикой и сумасшедшей, но нефилимы, знающие наш род, как самых могущественных, знают, что мы являемся самыми сильными из всех сумеречных охотников.
— Мало того, что ты с ней встречался, причём не один раз, — продолжил отец, вытягивая из тумбочки кнут. — Ты ещё и рассказал ей обо всем. Ты привёл её к нам в дом, нарушил главное правило.
Отец замахнулся кнутом и, ударив прям возле меня, продолжал:
— Эта девчонка принадлежит к самому жалкому виду сумеречных охотников. Сноувайты — предатели и изменники, которые покинули мой круг, — сквозь зубы процедил он. — Она такая же подлая, как и её семья. Они жалкий вид, а ты относишься к великому роду — Моргенштернов.
Мне хотелось выкрикнуть: «У неё есть!», но удержался от этого и, стиснув руки и зубы крепко, принял следующий удар. На этот раз длинный плетёный ремень попал на моё лицо. Было ужасно больно, но я терпел и пытался не закричать. Мне это удавалось, но в душе я хотел убить Валентина, отомстить за все издевательства.
К моему собственному удивлению, я стоял как вкопанный, принимая кучу ударов. По моему лицу текла кровь, спина сильно болела, а ноги уже были как ватные, но я не обращал внимания. Стоял и терпел, зная, что если пошевелюсь или увернусь от удара — будет только хуже.
— Если ещё раз я увижу её рядом с тобой, — продолжал Валентин, подойдя ко мне впритык, — я её убью!
Замахнувшись в последний раз кнут, прошёлся по всему моему телу, оставив невероятно огромный шрам.
— Не забудь, что тебе завтра отправляться в Париж, — мягко произнёс Валентин, уходя к себе в комнату.
Он не угрожал мне больше и не говорил: «Только попробуй не выполнить поручение», касающееся Себастьяна Верлака — просто знал, что против воли отца я не осмелюсь пойти.
Я остался один в комнате и, смотря на Джослин, понимал, почему она сбежала и более того, я это одобрял и считал правильным решением. Если бы мама не сбежала, то Клэри бы ждала та же участь, что и меня.
Нет, этого допустить я не мог, и единственный шанс сохранить Клэри жизнь — это убить Валентина. Только тогда фэйри будут защищать мою сестру.
***
Когда я уснул и как я добрался до своей комнаты, я не помнил, но когда будильник прозвенел в 6:00, моё тело моментально ощутило и вспомнило вчерашнюю ночь.
Плетёный кнут, гнев отца, мощные удары — все это мелькало у меня пред глазами, заставляя вновь ощущать боль.
С трудом поднявшись с кровати, я снял майку и, подойдя к зеркалу, ужаснулся от увиденного.
Левая щека в крови, торс в порезах, руки в ранах и шрамах, а майка, валявшаяся на полу, разодрана. Я хотел наклониться, чтобы поднять эту жалкую тряпку, которую можно было только выкинуть, но передумал, поскольку каждое движение придавало все больше боли.