Митридата сразу насторожило, что они приветствовали его не как царя.
– Что это значит, Мнаситей?- резко сказал Митридат, не ответив на слова приветствия.- Ты, кажется, не намерен пропускать меня. И почему ты обращаешься ко мне не как к царю?
– Сожалею, но ты больше не царь,- с ухмылкой ответил македонец.- Царица Лаодика призналась недавно, что ты только похож на ее старшего сына Митридата, но сыном ей не являешься. Доказательством тому служит то, что царица забеременела от тебя и даже вознамерилась сочетаться с тобой законным браком. Однако лучшие люди Синопы не захотели видеть своим царем никому не известного проходимца и вручили царскую власть младшему сыну Лаодики. Теперь он властвует над Понтом.
– А что стало с царицей Лаодикой?- спросил Митридат, чувствуя себя словно висящим над бездной.
– Царицу Лаодику ее сын отправил в город Амис за то, что она осквернила ложе его отца и отказалась вытравить плод, зачатый в унизительной для царицы связи,- ответил Багофан, опередив Мнаситея.- Ей ничто не угрожает, но царство она потеряла.
– Ребенок Лаодики еще не появился на свет, а царь Митридат уже питает к нему лютую ненависть,- язвительно вставил Мнаситей.- Хотя его можно понять, клянусь Зевсом!
– Царь Митридат обещает награду за твою голову,- добавил Багофан,- для этого он и послал войско в Амасию.
– Тридцать талантов-деньги немалые,-ухмыльнулся Мнаситей.
– Во всяком случае, тебе этих денег не видать,- не сдержавшись, проговорил Тирибаз, с неприязнью глядя на македонца.
– Кто знает, Тирибаз,- сказал Мнаситей.- Кто знает… Багофан, не желая обострять беседу, обратился к Митридату почти дружелюбно:
– Это я настоял на встрече с тобой. Я хочу знать, кого я убил в Армянских горах: сына Лаодики или его двойника? Ответь мне во имя всех богов, ты- Митридат? И если нет, то кто ты?.. Митридат ответил не сразу, погруженный в раздумья.
– Мое имя Митридат,- сказал он,- я не сын Лаодики, это верно; Настоящий сын царицы погиб в схватке в отрогах Армянского Тавра года три тому назад.
– Я же говорил тебе, что он не сын Лаодики,- убежденным голосом сказал Багофану Мнаситей.- Разве царица легла бы в постель с родным сыном, подумай сам!
– Значит, я не ошибся тогда,- задумчиво промолвил Багофан.- Я знал, что ошибиться я не мог.
Митридат снял с головы царскую диадему и протянул Мнаситею.
– Передай это царю Понта и скажи, что со временем он оценит мою голову еще дороже.
Мнаситей держал на ладони легкую пурпурную ленту с развевающимися на ветру концами, глядя, как три всадника наметом удаляются прочь. На лице у македонца было написано недоумение.
– Вот уж не думал, Багофан, что этот малый так легко откажется от царской власти,- произнес он немного растерянно.- Я полагал, что он придет в ярость, покажет свою буйную натуру…
– Что, уплывают твои тридцать талантов?- усмехнулся Багофан. И сурово добавил:- Не знаю, кто он, этот Митридат, и что у него на уме, только мы еще примем с ним хлопот, помяни мое слово.
– Будущее покажет,- процедил сквозь зубы Мнаситей, засовывая диадему за кожаный пояс.- Судя по всему, наш друг не будет сегодня сражаться с нами. Он, видимо, решил подождать, пока вырастет цена за его голову,- усмехнулся македонец, провожая взглядом большой конный отряд, галопом удаляющийся по дороге в сторону Амасии.
Впереди среди клубов поднятой пыли виднелся красный плащ Митридата.
* * *
– Зачем ты наплел, будто истинный сын Лаодики погиб, ведь ты же знаешь, что это была уловка, придуманная мною,- выговаривал Митридату Тирибаз вечером на привале.
Оба сидели у костра в глубоком овраге, по краям которого топорщились густые заросли молодых дубов, чьи ветви на фоне звездного неба напоминали неподвижные руки чудовищ.
– По-твоему, мне следовало выложить этим негодяям всю правду,- с легким раздражением молвил Митридат.- Рассказать им, как я возжелал родную мать, а она – меня. Поделиться с ними своими душевными переживаниями в надежде на сочувствие и понимание. Не могу же я оправдывать то, чему нет оправдания. Да еще перед кем?! Перед Мнаситеем, который с самого начала желал видеть царем не меня, а моего младшего брата. Перед Багофаном, который ничем не лучше Мнаситея. Я также не могу подставить под удар свою мать, которой теперь тоже не сладко. Не хватало того, чтобы еще общественное мнение ополчилось на нее. Мой брат и так лишил ее власти, спровадил в Амис. Я не удивлюсь, если он прикажет лишить жизни нашего ребенка, едва тот появится на свет.
Митридат тяжело вздохнул.
В ночной тишине раздавался храп спящих вповалку воинов да потрескивало пламя костра.
– Пожалуй, так будет лучше,- промолвил Тирибаз,- зачем тебе еще один брат.
– О чем ты говоришь, Тирибаз?!- встрепенулся Митридат.- Это же мой сын! Плоть от плоти.
– Поскольку он зачат твоей матерью, прежде всего он тебе брат, а уж потом сын,- ворчливо сказал Тирибаз.- Ох, и натворил ты делов, оставшись без моего присмотра! Не знаю, как мы будем выпутываться из этого. Теперь ты не царь, не сын своей матери, не брат родному брату и сестрам. Ты отныне никто! И самое печальное, что ты сам признал это в присутствии Багофана и Мнаситея.
– Пусть эти двое думают, будто я смирился с поражением,- зловеще произнес Митридат.-Я встречу их под Амасией, все равно они идут туда.
У костра появился Артаксар, ходивший проверять караулы.
– Все тихо?- спросил Тирибаз.
– Тихо,- отозвался Артаксар, садясь на корточки и протягивая руки к огню.- Кони только немного встревожены чем-то.
– Волков чуют,- сказал Тирибаз и подбросил в костер несколько сухих хворостин.- Волков в этих местах рыскает немало. Мне доводилось здесь охотиться на них еще в молодости.
И старый воин углубился в воспоминания о том, какие славные были времена, когда он был молодым.
По прибытии в Амасию Митридат собрал на военный совет военачальников конницы. Митридат поведал, что родной брат низложил его и послал против него войско.
– Я хочу дать сражение под Амасией,- сказал Митридат.- Кто не верит в меня, может уходить. Я никого не держу. Никто из военачальников не покинул Митридата.
Дождливым хмурым утром Митридат вывел из города конницу, Заметив с крепостной стены приближающееся войско. Он решил напасть первым, чтобы не дать воинам Мнаситея отдохнуть после марша, не дать им возможности разбить укрепленный стан.
Сузамитра галопом повел в атаку левый фланг, Тирибаз- правый. Оба военачальника были прирожденными наездниками, поэтому мастерски развернули широким охватом конные сотни. Четыре тысячи всадников с воинственным кличем с двух сторон накатывались на греческих наемников, на всем скаку пуская стрелы из тугих дальнобойных луков.
Митридат, находившийся в центре вместе с Фрадой и Артаксамром, выжидал удобного момента, чтобы бросить в битву еще две тысячи конников.
Сырая земля наполнилась грозным гулом мчащейся конной лавины, тишину утра расплескал устрашающий рев атакующих. Равнина покрылась потоками всадников на разномастных лошадях, над которыми тучами взлетали свистящие быстрые стрелы и обрушивались на поднятые щиты греческих гоплитов.
Сквозь моросящий дождь Митридат вглядывался в действия наемников. С вершины холма ему было видно все как на ладони. Сейчас его конница сомнет, рассеет хваленых воинов Мнаситея! Построиться для битвы они не успеют, не должны успеть…
Однако замыслу Митридата не суждено было сбыться.
Наемники с непостижимой быстротой и слаженностью образовали большой четырехугольник, который, разделившись, образовал две фаланги с лесом поднятых длинных копий. Между фалангами расположилась легкая пехота, лучники и дротометатели. Вот копья фаланг опустились и через головы фалангитов в приближающуюся конницу полетели стрелы и дротики.
В меткости воинам Мнаситея нельзя было отказать. Митридат видел, как падают под копыта мчащихся лошадей его наездники.
Навстречу конникам Сузамитры вылетели всадники хазарапата, их было не меньше тысячи. Багофан тоже прекрасно знал свое дело. Его отряд, столкнувшись с воинами Сузамитры, сразу стал отходить, увлекая Сузамитру за собой и одновременно подставляя его воинов под обстрел со стороны пехоты.
Конные сотни Тирибаза, наткнувшись на опущенные копья фаланги, смешались, закрутились на месте, затем отхлынули прочь. На примятой траве перед строем фаланги осталось лежать несколько десятков неподвижных тел, корчились раненые лошади, издавая протяжное ржание.
Митридат видел, как две греческие фаланги разошлись в стороны, отражая фланговые наскоки вражеской конницы. Он повел свой конный отряд с холма на равнину, намереваясь вклиниться в пространство между фалангами, туда, где скопилась легкая пехота.
Мнаситей вовремя оценил грозящую опасность и успел поставить фалангитов общим фронтом против конницы Митридата, соединив две фаланги в одну большую.
Митридат умерил бег своего скакуна при виде многих сотен сарисс, нацеленных на атакующих. Он разделил отряд на две части, собираясь напасть на фланги греческих наемников.
Больше двух часов конница Митридата кружила вокруг железного строя воинов Мнаситея, выискивая малейшую брешь в их монолитном построении, пытаясь отрезать от тяжелой пехоты конников Багофана, которые стойко прикрывали тыл пешего войска. Усилившийся дождь прекратил сражение.
Глава пятнадцатая
ЛЮБИМЕЦ АНАХИТЫ
Митридат не считал себя побежденным, но так как он оставил поле сражения, укрывшись за стенами Амасии, Мнаситей и Багофан с полным правом могли утверждать, что победа осталась за ними. Представляя себе торжествующего Мнаситея, Митридат не находил себе места от переполняющей его злобы.
– Завтра дадим новую битву!- объявил Митридат военачаль никам, расставаясь с ними у дверей в царские покои. Военачальники покорно склонили головы.
На следующий день непогода разыгралась пуще прежнего, и Митридат, досадуя на небо, был вынужден ждать прояснения. Оно наступило на другое утро.
Было холодно и тихо, словно воздушные вихри, налетавшие с северо-запада, утомились и забылись сном где-то в горных долинах. Небеса радовали глаз своей чистой и необъятной синевой.
Митридат поднялся на крепостную башню. Он хотел посмотреть, где разбили стан греческие наемники, а также подметить все выгодные и невыгодные места на поле предстоящей битвы.
И снова Митридата постигло обидное разочарование: стана не было. Мнаситей увел войско обратно в Синопу.
– Неудивительно, что Багофан с Мнаситеем убрались восвояси,- заметил вездесущий Тирибаз.- Вот-вот наступит зима, а зимой никто не воюет. К тому же без осадных машин взять Амасию невозможно, а их не было у Мнаситея.
– Они непременно будут здесь весной,- сказал Сузамитра.- Война, начатая нынче осенью, продолжится в следующем году.
Сузамитра сказал это для успокоения Митридата, видя его нетерпеливое желание сражаться. О том же заговорил и Тирибаз, соглашаясь с Сузамитрой.
На Митридата вдруг навалились странное безразличие и усталость; он почти не спал прошедшие две ночи. Не проронив ни слова, Митридат стал спускаться по ступеням внутрь башни, освещая себе путь факелом.
Добравшись до опочивальни, Митридат, не раздеваясь, повалился на ложе и долго лежал на спине, устремив невидящий взор в высокий потолок, разделенный балками перекрытий на большие квадраты. В душе у него царила пустота.
Чувствуя, как тяжелеют веки, Митридат закрыл глаза, покорный охватившему его безволию. Ему захотелось вновь очутиться где-нибудь в горах и чтобы рядом были Тирибаз, Моаферн и Сисина. В конце концов, он теперь никто и может жить так, как хочет…
С этой мыслью Митридат погрузился в глубокий сон. Прошло несколько дней.
Все это время Митридат ни с кем не встречался, уединившись в дальних покоях огромного дворца. Лишь Статира изредка навещала брата, усмотрев в таком его поведении скорее болезнь духа, нежели немоготу тела. Митридат ничего не объяснял сестре, уходил от ее прямых и настойчивых расспросов, ссылаясь на нездоровье и плохое настроение. Однако проницательная Статира чувствовала, что за отмалчиванием Митридата стоит нечто большее, чем неудачное сражение с Мнаситеем и воцарение в Синопе их младшего брата.
Однажды Статира пришла к Митридату и спросила тихим, но требовательным голосом:
– Это правда, что наша мать ждет от тебя ребенка? Распростертый на ложе Митридат после долгого молчания отве тил:
– К сожалению, правда.
Митридат не стал подниматься с ложа, чтобы не встречаться глазами с сестрой.
Статира присела на край постели.
– Это ужасно,- чуть слышно промолвила она.- Как же ты мог, Митридат?!
– Я сам размышляю над тем, как получилось, что судьба уготовила мне жребий царя Эдипа,- сказал Митридат.- Но если Иокаста выходила замуж за родного сына по незнанию, то нас с матерью соединяло на ложе обоюдное желание. Я был просто ослеплен ее телесной красотой, мать до беспамятства влюбилась в меня. Порой мне кажется, что все это произошло во сне. Во всяком случае, я бы много дал, чтобы обратить случившееся в сон. Однако человеку далеко до божества, и каждый из нас обречен влачить на себе тяжкий груз своих ошибок.
– Еще ходит слух, будто ты не брат мне, будто ты его двойник,- сказала Статира и пытливо посмотрела на Митридата.- Ответь мне, так ли это? Я обещаю хранить тайну.
– Увы, не так,- ответил Митридат.- Я твой брат, клянусь чем угодно.
– Почему «увы»?- осторожно спросила Статира.
– Если бы я не был тем, кем являюсь на самом деле, моя связь с матерью не выглядела бы столь предосудительно,- пояснил Митридат с тяжелым вздохом.- Кто распускает эти слухи, Статира?
Статира пожала плечами.
– Не знаю. Мне поведал об этом смотритель дворца, а он узнал об этом в городе.
Спустя еще несколько дней в покои Митридата пожаловали Тирибаз и Сузамитра.
Митридат поднялся с кресла им навстречу.
– Что случилось, друзья?- спросил он.- У вас такие встревоженные лица.
– Он еще спрашивает!- фыркнул Тирибаз.- В Амасии полно лазутчиков Гергиса, которые распускают о тебе гнусные сплетни, порочат твое имя, а ты, скрывшись с глаз, только даешь повод людям сомневаться в истинном положении вещей. Ты или поглупел, Митридат, или считаешь нас глупцами!
– Но все эти слухи- правда,- мрачно нахмурившись, произнес Митридат.- Я спал со своей матерью, и она забеременела от меня.
– Я не про то,- сердито отмахнулся Тирибаз.- Негодяи Гергиса трезвонят повсюду, будто ты не сын Лаодики, ссылаясь на признание самой царицы. Местная знать встревожена. Если вчера твои сторонники, Митридат, пошли за тобой в битву, то, кто знает, обнажат ли они меч за тебя завтра, глядя на твое малодушие. А это завтра скоро наступит, клянусь Митрой. Зима пролетит быстро, Митридат.
– Что я должен делать, по-твоему?
Митридат приблизился к Тирибазу, словно пробудившись от сна. По его глазам было видно, что он готов к действию, но не знает, с чего начать.
– Для начала тебе необходимо пройти обряд посвящения на царство по персидскому обычаю,- сказал Тирибаз.- Это сплотит вокруг тебя персидскую знать. Затем тебе надлежит взять в жены Статиру, поскольку обычай женитьбы на родной сестре освящен богами в персидском царствующем доме. Так повелось со времен Ахеменидов, твоих давних предков. Став царем, Митридат, ты сможешь жить в супружестве даже с родной матерью, ибо по верованиям персов царская власть даруется богами, творцами мира, поэтому царю дозволяется все кроме клятвопреступлений. Возложив на голову царскую тиару, ты имеешь право пресечь любые пересуды самыми суровыми мерами, так как осуждать поступки царя- это все равно что оскорблять его в лицо.
– Митридат, ты можешь взять в жены всех своих сестер, если пожелаешь. И сверх того можешь иметь сколько угодно наложниц, ведь воля царя- закон,- поддержал Тирибаза Сузамитра.