В следующий миг Орсабарис расхохоталась, видя, что Махара трясет нервная дрожь.
После этого случая Махар стал относиться с опаской к Орсабарис.
Однажды в разговоре с Апамой Махар намекнул, что их отец взял в жены своих сестер Статиру и Антиоху.
– Так было заведено в династии Ахеменидов, от которых понтийские цари ведут свой род,- заметил Махар, бросая на Апаму вожделенные взгляды.
– А ты полагаешь, что твоей матерью была Антиоха?- Апама пропустила непристойный намек брата мимо ушей.- Я слышала краем уха от Роксаны, нашей тетки, что настоящую твою мать звали Лаодикой. Отец ее очень любил и, когда она умерла, велел положить ее забальзамированное тело в усыпальницу. Он и поныне навещает ее там время от времени.
Махар несколько мгновений, не мигая, глядел на Апаму. Затем покачал головой, словно на него снизошло вдруг озарение.
– Так, вот в чем дело,- пробормотал он.- Вот что скрывают от меня все вокруг.
В памяти Махара возникла красивая женщина с ослепительно-синими глазами и улыбкой богини, которую он увидел впервые, когда ему было семь лет. Отец сказал ему тогда, что это его родная тетка Лаодика. Махар до такой степени был поражен неотразимой красотой своей тетки, что выразил свое детское расположение к ней тем, что укусил ее за руку.
Отец слегка побранил его за это. А красавица-тетка поцеловала Махара, шутливо назвав кровожадным мальчиком.
Неужели эта восхитительная женщина- его мать? Но зачем было скрывать это от него?
– Апама, как, по-твоему, похож я на Лаодику?- спросил Махар.
– По-моему, похож,- ответила Апама.
– Значит, Клеопатра мне родная сестра?
– Да.
– Где она? Я хочу расспросить ее о нашей матери.
Видя, что Махар сгорает от нетерпения, Апама отправилась на поиски младшей сестры. Она разыскала ее и привела в свою комнату.
Клеопатра очень удивилась, когда ей сообщили, что у нее с Махаром, оказывается, одна мать. Она не поверила в это.
– Мама никогда не рассказывала мне про тебя,- глядя на Махара серьезными глазами, сказала девочка.- Она рассказывала мне про Ариарата, который родился у нее раньше меня.
– Что ты можешь помнить, глупая, ведь тебе было четыре года, когда мамы не стало,- сказал Махар.
– Нет, я все помню,- возразила Клеопатра, которая была смышлена не по годам.- Незадолго до смерти мама сказала мне, что она родила нашему отцу дочь, то есть меня, и теперь хочет родить ему сына. У нее в животике уже шевелился младенчик. Если бы ты был ее сыном, она бы так не сказала.
Резонность доводов юной Клеопатры несколько смутила Махара.
– Клеопатра, но ведь я похож на твою мать?- спросил он.
– Нет, не похож,- склонив голову набок, ответила девочка.- Вот я похожа на нее. Скажи, Апама, правда же, я похожа на свою маму?
– Конечно, радость моя,- подтвердила Апама, целуя Клеопатру.- Ну, иди, играй дальше со своими подругами.
Клеопатра убежала, бросив на Махара любопытный взгляд: Махар ей очень нравился.
– Ничего не понимаю,- проворчал Махар и взглянул на Апаму, ожидая, что скажет она.
В глазах Апамы промелькнула какая-то тревога, которой она явно не хотела делиться с братом.
– Тут что-то не так,- мрачно произнес Махар.- Как ты думаешь, сестра?
Апама отвела взор и негромко сказала:
– Есть еще одна Лаодика, Махар,- наша бабушка… Говорят, она тоже была необычайно красива. Отец очень трепетно к ней относился, ее тело после смерти также поместили в усыпальницу.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что наш отец так обожал свою мать, что прижил с ней ребенка,- задыхаясь от волнения, проговорил Махар, впившись глазами в сестру.- По-твоему, этот ребенок- я?! Отвечай же, Апама! Не молчи!..
– Я не знаю, Махар,- пролепетала девушка, пожалев о сказанном.- Не думай об этом. Конечно, такое невозможно.
Но сомнения и страшная догадка уже жгли Махара. Он не находил себе места, мечась по комнате.
– Отчего же невозможно,- исступленно бормотал юноша с каким-то отчаянием.- Если уж наш отец сделал женами всех своих сестер, то вполне мог переспать и с матерью. У Ахеменидов бывало и такое в глубокой древности, правда. Если его мать отличалась необыкновенной красотой, как ты говоришь, Апама, отец мог и не устоять перед соблазном. Наконец, он сам мог стать объектом вожделения со стороны своей матери. В жизни чего только не бывает!
Махар вдруг истерично расхохотался, обхватив голову руками. Апама глядела на него с испугом.
– Стало быть, я ублюдок,- просмеявшись, зло вымолвил Махар и стиснул кулаки.- Вот почему отец не хочет сделать меня своим наследником. Вот что недоговаривают все вокруг. О боги! Как же мне
жить с этим?- со слезами в голосе простонал Махар. Апаме стало жаль брата, но она не знала, как его утешить.
– Я думаю, тебе следует поговорить с отцом, вызвать его на откровенность,- промолвила она наконец.- Быть может, правда заключается в другом…
Махар взглянул на нее со смутной надеждой.
– В чем же?
– Может, твоей матерью была рабыня и отец не хочет ранить тебя этим известием.
– Лучше быть сыном рабыни, чем ублюдком. Ты права, сестра, я поговорю с отцом.
– Только не сегодня. Махар. Успокойся, приведи в порядок мысли, ведь торопиться некуда, правда?
– Хорошо, я поговорю с ним завтра, Апама.
* * *
Апама не зря просила Махара отложить встречу с отцом хотя бы ненадолго. Она хотела перед этим сама поговорить с ним.
Вечером того же дня Апама заставила отца уделить ей немного времени, оторвав его от игры в кости.
Митридат, удивленный такой настойчивостью дочери, последовал за ней в соседнюю комнату.
– Отец, я знаю, кто настоящая мать Махара,- сразу начала Апама,- но я пришла не осуждать тебя. Я хочу, чтобы ты сказал Махару, если он заведет об этом речь, что он рожден от рабыни, иначе терзания могут довести его до чего угодно.
– Кто тебе сказал об этом, дочь моя?- спросил Митридат, изменившись в лице.
Апама поняла, что имеет в виду отец и, помедлив, ответила:
– Роксана. Только не гневайся на нее, я просто случайно услышала ее разговор с Нисой.
– Махару ты ничего не говорила?
– Н-ничего. Вернее, он расспрашивал меня про нашу бабушку. Он подозревает…
– Что она его мать?
– Да. Я пыталась его разубедить, но не смогла.
– Тогда ты придумала про рабыню? Апама кивнула. Митридат прижал дочь к себе.
– Как ты похожа на свою мать, девочка моя,- с тяжелым вздохом промолвил Митридат.- Твоя мать тоже была умная и рассудительная. Она поддерживала меня в трудные дни моей жизни, делила со мной все тяготы. Я и не думал поначалу, что у нас с ней дойдет до супружества. Однажды я понял, что не смогу без нее жить, когда вокруг столько вражды. Потом у нас появилась ты…
Апама посмотрела на отца снизу вверх, ее большие, чуть удлиненные к вискам глаза светились нежностью.
Не говоря больше ни слова, отец и дочь опустились на скамью и долго сидели так, не разнимая рук. Им было приятно это молчаливое единение, словно в этот миг рядом с ними находилась женщина с глазами пантеры, давшая жизнь Апаме.
Из зала, где продолжали игру в кости подвыпившие друзья царя, доносились громкие голоса и взрывы хохота; кому-то там явно везло, а кто-то здорово проигрывал.
После разговора с Апамой Митридат встретился с Тирибазом.
– От Махара действительно можно ожидать чего угодно,- озабоченно молвил Тирибаз, выслушав Митридата.- Самое лучшее-это спровадить его куда-нибудь подальше. К примеру, в Колхиду или Малую Армению.
– Что он там будет делать?- хмуро спросил Митридат.
– Дашь ему город или целую сатрапию, пусть правит,- ответил Тирибаз.
– Правитель из него никчемный, ты же знаешь, Тирибаз.
– Знаю, но здесь с ним хлопот будет больше.
И тут Митридат вспомнил про недавнее письмо от Гигиенонта, наместника Боспора. Гигиенонт по просьбе боспорской знати просил Митридата посадить на Боспоре царем одного из своих сыновей. Он даже обещал подыскать сыну Митридата супругу из знатных семей Пантикапея.
– Я сделаю Махара царем Боспора,- после краткого раздумья сказал Митридат,- из-за моря он не сможет досаждать мне расспросами о своем происхождении. Заодно я буду спокоен за него, ведь рядом будет Гигиенонт, преданный мне человек.
Тирибаз отнесся к этому с одобрением.
– Это мудрое решение, царь,- сказал он.
Махар был приятно удивлен, когда отец объявил ему, что намерен сделать его боспорским царем.
– Из всех моих сыновей ты самый возмужавший,- объяснил свое намерение Митридат,- к тому же ты сам говорил, что больше не хочешь царствовать в Каппадокии. На Боспоре, сын мой, ты можешь править под своим именем. Скажу больше, Махар, с тебя в Боспорском царстве начнется новая династия.
Обрадованный Махар не стал даже затевать неприятный разговор о своей настоящей матери, боясь, что рассердившийся отец сможет изменить свое решение. Боспорское царство, затерянное где-то на дальних берегах Понта Эвксинского, казалось впечатлительному юноше какой-то полумифической страной, где, по преданиям эллинов, побывали аргонавты на пути к колхидскому царю Ээту. Там же спасался Орест, сын Агамемнона, царя златообильных Микен, от мести разгневанных эриний.
«Я возьму себе прозвище Ктист»,- самодовольно думал Махар.
На сборы ушло несколько дней.
Митридат дал сыну войско: тысячу лучников, тысячу греческих щитоносцев и пятьсот персидских всадников. Щедрой рукой отсыпал золота из казны.
Знойным летним днем отряд Махара погрузился на корабли и вышел в море.
Еще не остыл пепел на жертвеннике, а караван судов, уносимый попутным ветром в лазоревую даль, вскоре очертаниями уменьшающихся парусов стал похож на стаю белых лебедей.
Толпа на пристани стала редеть; снова наполнился гомоном портовый рынок.
Митридат с трудом оторвал взор от далеких кораблей, его не покидало чувство какой-то утраты. И вместе с тем он был рад, что не сказал Махару правду об его рождении, тяжелую для сына и постыдную для него самого.
Был 96 год до нашей эры.
Митридату в ту пору было тридцать шесть лет.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава первая
МОНИМА
Женщина лежала одна на широкой постели в окружении кисейных занавесей, которые свешивались сверху, образуя некий воздушный прозрачный домик. Через узкие окна в огромную спальню просачивались робкие лучи утреннего солнца. Над изящной серебряной курильницей на подставке вился ароматный дымок благовоний.
Обычно запах благовоний благотворно действовал на Мониму, пробуждал в ней радостные чувства. Но теперь, когда она – понтийская царица!- проводит ночи без сна в тщетном ожидании супруга, этот аромат мирры раздражал ее. Мониму выводили из себя и эти тончайшие занавески, и витые медные колонны, поддерживающие парчовый верх над ее ложем; все роскошное убранство опочивальни, подобранное ею самой с такой любовью, нынче казалось Мониме ненужной кичливой мишурой. Она- царица, но тем не менее бесконечно несчастна! Какая-нибудь пастушка, проводящая ночи со своим любимым где-нибудь на соломе подле овечьих яслей либо в поле под кустом, гораздо счастливее ее.
Монима только теперь с неумолимой ясностью поняла, что ее воплотившиеся мечты не принесли ей желанного счастья.
Монима родилась и выросла в бедной семье ремесленника, изготовлявшего глиняные светильники. Их семья жила в городе
Стратоникея, расположенном в живописнейшем уголке Великой Фригии. Родители Монимы были греками. Однако в Стратоникее жило немало азиатских народностей: фригийцы, карийцы, мисийцы…
Мать Монимы отличалась необычайной красотой, которую, в полной мере унаследовала и ее дочь. Два старших брата Монимы рано покинули отчий дом, нанявшись телохранителями к какому-то римскому вельможе. В ту пору римляне только появились в Азии, но сразу дали почувствовать местному населению свой железный нрав. Налоги, которые при последнем пергамском царе поступали в царскую казну, теперь оседали в сокровищнице римского наместника. Причем количество налогов увеличилось, а способы сбора ужесточились. Неоплатных должников римские откупщики безжалостно продавали в рабство вместе с семьями.
Попал в долговую кабалу и Филопемен, отец Монимы. С той поры как умерла его красавица-жена, умевшая ткать ковры и с выгодой сбывавшая их знакомому торговцу-сирийцу, дела у Филопемена стали совсем плохи. Из Ионии вдруг понаехали в Стратони-кею мастера, изготовлявшие красивые медные лампы, поэтому на товар Филопемена совсем упал спрос. От отчаяния Филопемен стал все чаще наведываться в харчевню, которую содержал его давний приятель Менар. Хитрец Менар частенько отпускал Филопемену вино в долг, давал и денег взаймы, и оливкового масла. Он давно положил глаз на подросшую дочь Филопемена и неоднократно давал ему понять это. Однако Филопемен твердо придерживался предсмертного завещания любимой супруги: Монима должна стать женой знатного человека, чтобы и дети ее тоже стали знатными людьми.
Дело в том, что мать Монимы происходила из семьи милетских аристократов, но еще ребенком была похищена пиратами и продана в рабство. Из рабства ее выкупил Филопемен, продавший ради этого свой земельный участок за городом – так поразила его красота юной рабыни.
Сколько Монима помнила свою мать, та всегда предрекала ей счастливую судьбу. Она не уставала повторять, что богиня Гера, заступница всех женщин, обязательно сделает так, что на Мониму обратит внимание какой-нибудь молодой аристократ и возьмет ее в жены. Едва Монима вышла из детского возраста, мужчины сразу начали донимать ее своим вниманием. Что там харчевщик Менар! На Мониму заглядывались первые граждане Стратоникеи, стоило ей появиться в театре или на агоре.
Вскоре долг Филопемена Менару достиг внушительной цифры. Одновременно и сборщик налогов пригрозил Филопемену долговой тюрьмой за просроченные платежи римскому наместнику. Однако и тот, и другой обещали избавить Филопемена от долгов и денежных затруднений при условии, что он проявит сговорчивость в отношении своей красавицы-дочери. Если Менар хотел видеть дочь Филопемена своей женой, то один из римских откупщиков, собиравший налоги в Стратоникее, желал сделать Мониму своей наложницей.
И вот тогда-то в жизни Монимы появился Митридат.
Он оказался в Стратоникее под видом торговца мулами, хотя своим сложением и умением ездить верхом более походил на воина. Монима сразу распознала в Митридате отпрыска знатных родителей, но она и представить не могла сначала, что этот загорелый юноша с гордым носом и пышными золотистыми кудрями- царь Понта.
Митридат и его люди несколько дней жили в доме Филопемена, расспрашивая о римском гарнизоне, о дорогах, ведущих к морскому побережью, о ценах на хлеб… Словоохотливый Филопемен рассказывал нежданным гостям все, что знал, ведь эти появившиеся неизвестно откуда торговцы отвалили ему столько серебряных монет, что он разом расплатился с долгами и еще целый год мог жить припеваючи, ничего не делая.
Уезжая, Митридат дал слово Мониме вернуться за ней, чтобы сделать ее счастливой. Он так и сказал.
Монима ждала несколько лет.
Наконец от Митридата прибыл гонец с письмом, в котором он сообщал ей, что служит в коннице понтийского царя и все время проводит в походах. Однако он не забыл данного слова. Монима написала ответное послание, в котором признавалась, что по-прежнему любит Митридата.
Один и тот же гонец долгое время доставлял Мониме послания Митридата и отвозил ее письма к нему. Иногда гонец привозил деньги к бурной радости Филопемена, который окончательно забросил свое ремесло и жил лишь этими щедрыми подачками.
В одном из писем Монима поинтересовалась у своего возлюбленного, что за человек царь Митридат, о воинственности которого ходит столько слухов? Еще о нем говорят, будто он убил мать и родного брата, не опасно ли служить такому царю?
В ответном письме Митридат удивил Мониму вопросом: «Что более пристало царю – проливать кровь или торговать мулами?» На нее вдруг снизошло озарение: ее обожаемый Митридат и царь