Быть побежденным Митридат не желал, поэтому он ринулся в битву, как рассерженный лев. Его коннице удалось-таки рассечь римскую пехоту надвое и окружить большой отряд легионеров. Митридат непременно уничтожил бы этих римлян, если бы не его пехота, обратившаяся в повальное бегство.
Еще сдерживал римскую конницу Митридат Младший. Еще держался Кратер с греческими наемниками. И Тирибаз не уставал ободрять царских телохранителей…
Однако битва была проиграна.
Давала себя знать изнуряющая жара. Закованные в железо всадники Митридата задыхались от жажды, их кони, защищенные кожаными и бронзовыми доспехами, выбились из сил.
Митридат дал сигнал к отступлению.
Еле заметный ветерок, напоенный запахом сухой земли, касался разгоряченного лица Митридата. Конница с глухим топотом двигалась по пыльной дороге в сторону Пергама. Позади были слышны ликующие крики римских воинов, грабивших стан понтииского царя.
* * *
Собрав свое рассеявшееся войско, Митридат был готов снова сражаться с римлянами.
Внезапно пришло известие из Эфеса. Там восстание. Эфесяне убили Зенобия, который прибыл к ним сразу после расправы с хиосцами. Тесть Митридата Филопемен с трудом выбрался из города. Другой гонец сообщил о смерти Эвмаха в битве с толистобогиями. Галаты вновь отбили свои крепости и города. Они полны гнева и готовы двигаться на Пергам.
Поступила и еще одна тревожная весть. Легат Суллы Лукулл побывал в Египте. К войне с понтийским царем склонить царя Птолемея ему не удалось, зато он выпросил у египтян корабли и с ними благополучно достиг Родоса. Действуя вместе с родосцами, Лукулл освободил от понтийцев остров Кос и захватил в Ионии город Колофон, пленив тирана Эпигона, союзника Митридата.
От этих известий у Митридата потемнело лицо. Все рушилось на глазах! У римлян появился свой флот!
– Надо немедленно заключать мир,- заявил Моаферн.- Сегодня же послать послов.
– К кому?- хмуро произнес Митридат.- К Сулле или Фимбрии?
– К обоим!- воскликнул Моаферн.
Почти все военачальники согласились с Моаферном. Только Тирибаз и Митридат Младший выступили против переговоров.
– Переговорами положение не спасти,- говорил Тирибаз и грозно хмурил густые брови.- Кто этого не понимает, тот или трус, или предатель. Нам нужна победа! И в первую очередь над Фимбрией. Тогда и галаты угомонятся, а с Эфесом расправимся позднее.
– Еще есть Лукулл…- мрачно напомнил Моаферн.
– Послать против него Метрофана,- нервно бросил Тирибаз.- Сколько у египтянина кораблей? Кажется, сорок?.. Хватит, чтобы отбросить Лукулла от азиатского побережья!
– Кого отправим против Фимбрии?- поинтересовался Митридат.
– Отправь меня, отец,- выступил вперед Митридат Младший. Митридат взглянул на Тирибаза. Тот еле заметно кивнул.
– Пусть идет, но дай ему в помощники Пелопида.
Совет еще продолжался, когда прискакал вестник с известием о восстании в Милете. Затем прибыл еще один, который сообщил, что толистобогии и тектосаги, вооружившись, идут к Пергаму.
Митридат в отчаянии обхватил голову руками и покинул совет, оставив всех в растерянности. Тирибаз, единственный не упавший духом, перед неукротимой волей которого преклонялись все, вынужден был принимать решения и отдавать приказы.
Он повелел Митридату Младшему и Кратеру поделить войско. Одному идти против Фимбрии, другому- против галатов. Сисину с конным отрядом Тирибаз отправил в Эрифры, где находились заложники из многих городов, с тем чтобы перевезти их в Сарды, подальше от морского побережья. Моаферну Тирибаз приказал готовить Пергам к обороне.
Ночью Митридату не спалось. Приступы отчаяния сменялись в нем наплывами неукротимой ярости. Царь сначала вызвал к себе в опочивальню Критобула и продиктовал ему послание к Архелаю, в котором умолял того договориться с Суллой о мире на любых условиях. Спустя час Митридат потребовал себе коня и оружие, кричал, чтобы поднимали войско, он сам поведет его против римлян! Появившийся Тирибаз успокоил Митридата, сказав, что войско уже ушло и что важные дела посреди ночи не делают.
Тогда Митридат велел принести вина, привести женщин. Он устал от забот и желает веселиться!
Дворецкий, дрожа от страха, поторапливал слуг, несших вино в кратерах, подталкивал полуодетых полусонных флейтисток и танцовщиц, которых бесцеремонно подняли с постели.
В небольшом зале для царя был накрыт стол, вокруг было поставлено множество светильников на подставках. Играли флейты, кружились посреди зала юные девы с еле прибранными волосами.
Гостями царя на этом позднем застолье были Тирибаз и дворецкий.
Митридат много пил и старательно делал вид, что ему весело, но раздражение и тревога то и дело прорывались наружу. Наконец не в меру упившийся царь уснул прямо за столом.
На другой день Митридат, отложив дела, снова окружил себя танцовщицами и флейтистками, опять без всякой меры пил неразбавленное вино. Критобул, пришедший к царю за распоряжениями, застал Митридата спящим на ложе у стола в обнимку с нагой танцовщицей, такой же пьяной, как и он. Рядом на скамье храпел пьяный дворецкий. Слуги расторопно убирали объедки, сметали с пола скорлупу от орехов и осколки разбитой амфоры.
Критобул постоял на месте, что-то соображая. Затем, приблизившись к спящему царю, секретарь взял его бессильную руку и приложил печать на царском перстне к воску на запечатанном письме. Это было послание к Архелаю, продиктованное Митридатом прошлой ночью.
В тот же день Критобул отправил письмо с надежным человеком в Грецию.
Стоял июль.
Митридат Младший изнемогал в нелегкой борьбе с войском Фимбрии. От него ушли пафлагонцы: они устали воевать. Ушли и скифины в свои степи близ Армянского Тавра. Царь скифинов Каргуш сказал
перед уходом, что среди его соплеменников назревает свара и ему необходимо ее предотвратить.
Кратер, с трудом одолев галатов, двинулся на подмогу к Митридату Младшему. Им удалось разбить авангард Фимбрии у города Адрамиттия, но в последовавшем затем большом сражении победил Фимбрия. Митридат Младший ушел в Стратоникею, чтобы хоть как-то пополнить поредевшее войско. Кратер со своим отрядом ушел в город Фиатиры, гарнизон которого просил о помощи против восставших жителей.
Митридат, проводивший в беспробудном пьянстве день за днем, сразу протрезвел, едва Критобул объявил ему, что Фимбрия стоит у стен Пергама. Царь потребовал к себе Тирибаза, велел собирать войско, слать гонцов к сыну.
– Твой сын осажден в Стратоникее галатами, которые вновь взялись за оружие,- сказал Митридату Тирибаз.- Я распорядился перевезти все сокровища из Пергама на берег моря, в Питану. Там их грузят на корабли. Пергам нам не удержать, как не удержать Ионию и Карию. Пока ты, друг мой, топил в вине свои печали, произошли печальные события. Боги окончательно отвернулись от нас.
– Что случилось, Тирибаз?- холодея, спросил Митридат.
– Лукулл хозяйничает на море, он разбил Метрофана у Книда, захватил остров Самос. Ликийцы и карийцы поклялись ему в верности. Войско Суллы стоит на фракийском берегу и готово переправиться в Азию. Пафлагонцы отказались сражаться за тебя, Митридат. Мисийцы тоже. Ушли скифины. И многие из греческих наемников разошлись кто куда…
– Где Стратоника?- вдруг спросил Митридат.
– В Питане,- ответил Тирибаз.- Она ждет тебя, царь. Митридат вывел из Пергама гарнизон и удалился в приморский город Питану, где у него стояли самые лучшие и большие корабли. Фимбрия вступил в Пергам, граждане которого добровольно сдались ему.
Глава двенадцатая
СУЛЛА
Народ, некогда живший на азиатском берегу Геллеспонта у горы Иды, долгое время не имел названия. Пока здесь не появился Дардан, сын Зевса. Он основал город на мысу, выступающем в море, и назвал его Дарданией. Окрестные жители, избравшие Дардана царем за его справедливость, стали именоваться дарданцами. Правнук Дардана Ил по воле Зевса построил другой город в долине реки Скамандра, названный в его честь Илионом. Этот город стал новой столицей дарданцев, а их прежняя столица понемногу пришла в упадок.
После разрушения Илиона ахейцами дарданец Эней, сумевший спастись с немногими спутниками, воцарился в Дардании и правил над дарданцами по праву родства с погибшим царем Илиона Приамом. Повинуясь предсказаниям богов, Эней покинул землю Азии, чтобы навсегда обосноваться в Италии. С той поры в Дардании больше не было царей.
Река времен уносит в прошлое, седое и легендарное, имена древних царей вместе с их деяниями… Сменялись века и поколения, не осталось никого из древнего народа дарданцев, был забыт даже их язык. И только развалины города, заросшие травой и колючим кустарником, по-прежнему хранят эхо ушедших времен- Дардания.
Близ города Дардании осенью 85 года до нашей эры произошла встреча понтийского царя Митридата Евпатора и римского полководца Луция Корнелия Суллы, положившая конец войне, названной римлянами Первой Митридатовой.
Митридат привел с собой двадцать тысяч пеших воинов и шесть тысяч конницы. У Суллы было четыре когорты пехоты и двести всадников. В море по одну сторону мыса покачивались на волнах двести военных кораблей Митридата, по другую- тридцать кораблей Лукулла.
Сулла и Митридат сошлись на виду у своих войск.
На Митридате был блестящий персидский панцирь из множества мелких чешуек и красный плащ. Его густые золотистые кудри были повязаны диадемой- знаком царского достоинства. Сулла был в легком кожаном панцире с украшением в виде орлиных крыльев на груди с двойной юбкой из кожаных полос, украшенных серебряными звездами. В руке Сулла держал короткий бронзовый жезл с орлом на верхушке- знак консульской власти.
Оба были безоружны. Оба всматривались друг в друга с затаенным любопытством.
Сулла был на целую голову ниже понтийского царя, но римлянин держался так, будто он бог, спустившийся с Олимпа. Его приподнятый подбородок, властно сжатые губы и та непринужденная грация, с какой он держал свой жезл, говорили о том, что этот человек упивается своим могуществом. Светло-голубые глаза Суллы глядели открыто, но без вызывающей надменности.
Чувствуя, что пауза затягивается, Митридат первым протянул Сулле руку. Но тот вместо рукопожатия задал царю вопрос, готов ли он прекратить войну на условиях, согласованных с Архелаем. Поскольку обмен пленными уже состоялся, Митридат был готов оспорить условия предварительного мира, как советовал ему Тирибаз, однако прямой взгляд Суллы словно сковал Митридату уста. Сулла прервал это молчание словами:
– Молчать пристало победителям, но не побежденным. Тогда Митридат завел речь о войне, пытаясь приписать победы
Суллы воле богов. Себя царь оправдывал тем, что с римлянами его поссорили Ариобарзан и Никомед. Он сам никогда бы не взялся за оружие, если бы не алчность Мания Аквилия… Сулла перебил Митридата:
– Я давно слышал от других о твоем красноречии, царь. А теперь и сам вижу, что ты силен в риторике: ведь даже держа речь о делах подлых и беззаконных, ты без труда находишь для них благовидные объяснения. Тебе впору поклониться мне в ноги, за то что я оставляю тебе правую руку, которой ты за один день погубил восемьдесят тысяч италиков по всей Азии! А ты твердишь мне, что не согласен с выдачей флота, да еще притязаешь на Пафлагонию. Одумайся, царь. И не заставляй меня снова браться за меч. Спра шиваю тебя еще раз: готов ли ты выполнить условия, о которых мы договорились через Архелая?
Превозмогая себя, Митридат ответил утвердительно.
К удивлению Митридата, Сулла тотчас приветствовал его и, обняв, поцеловал.
Дальнейшая их беседа протекала самым дружеским образом.
Сулла признался, что завидует Митридату, которому не нужно оспаривать власть в своем царстве.
– В Риме не так,- молвил Сулла.- В Риме, чтобы добиться хоть какой-то власти, надо прежде заискивать перед толпой, угождать сенаторам, быть полезным кучке разжиревших негодяев, именующих себя высшей аристократией. Кроме этого существует возрастной ценз, через который невозможно переступить без громкого судебного скандала. Ты можешь быть храбрее и находчивее всех на поле битвы, но если тебе не исполнилось сорок три года, значит, консулом ты не станешь. Как будто молодость- это порок!
Митридат согласился с Суллой. Действительно, у кого есть склонность к честолюбию и славным деяниям, тому незачем ждать зрелых лет и тем более старости, чтобы прославиться. Глупо вгонять свою жизнь в рамки закона да еще такого закона, который уравнивает храбрецов и трусов.
Сулла с восхищением посмотрел на Митридата.
– Ты меня понимаешь, царь. Клянусь Юпитером, ты мыслишь как и я!
Под конец их беседы Сулла сделал благородный жест: он согласился забрать у Митридата не весь флот, а только семьдесят пяти-палубных кораблей, обитых медью. И еще он попросил у царя пятьсот лучников.
– Твои лучники, царь, гораздо лучше моих,- признался Сулла.- Мне предстоит сражаться с Фимбрией, который засел в Пергаме и не желает мне подчиниться. А затем меня ждет нелегкая война с моими недругами в Италии. Хоть это и нелепо звучит, но большинство моих сограждан желали мне поражения в этой войне. Однако я разочаровал их.
И Сулла засмеялся, да так заразительно, как может смеяться самый счастливый человек на свете. Не удержался от смеха и Митридат, глядя на Суллу. На душе у Митридата вдруг стало легко, его восхитило великодушие Суллы и то, как просто он говорит о грядущих опасностях.
«Поистине, это необыкновенный человек!- думал Митридат, возвращаясь к своему стану.- Хотел бы я иметь его своим другом».
Глава тринадцатая
АРХЕЛАИ
Мирный договор не был записан на пергаменте, как обычно делалось в таких случаях, и не был выбит на мраморной плите для ознакомления с ним всех желающих. Сулла объявил Митридата другом и союзником римского народа и своим честным словом гарантировал Митридату соблюдение всех условий договора, взяв слово и с понтийского царя впредь не нарушать мира с Римом. На вопрос Митридата, утвердит ли римский сенат данный мирный договор, Сулла с усмешкой ответил: «Мое слово весомее мнения сената и всего римского народа!»
Многие в окружении Митридата остались недовольны таким положением вещей.
– Договор без письменного документа более похож на соглашение двух человек, но не двух государств,- говорил царю Критобул.- Это чревато злоупотреблениями со стороны римлян, ведь Сулла не вечен. Стоит ему покинуть этот мир, и у его преемников будет возможность исказить заключенный им мирный договор. Без письменного текста мы не сможем отстаивать свою правоту ни в римском, ни в третейском суде.
С Критобулом соглашался Моаферн:
– Митридат, ты допустил ошибку, поверив Сулле на слово. Если бы Сулла был царем в наследственном царстве, его клятвы отеческими богами были бы допустимы и весомы. Но в демократическом Риме нынешний властелин завтра может уйти в изгнание либо вовсе лишиться жизни, тогда сенат попросту аннулирует заключенный Суллой договор.
– Сговорчивость и миролюбие Суллы понятны, ведь ему еще предстоит воевать с Фимбрией и со своими врагами в Риме, объявившими его вне закона,- заметил Пелопид.- Но будет ли Сулла столь же миролюбив и благороден с понтийским царем, если он одолеет и Фимбрию и популяров? Не воспользуется ли он тем, что договор с Митридатом существует только на словах, и не выставит ли тогда более жесткие условия мира уже как истинный победитель и властелин Рима?