«Что за наказание,- размышляла Лаодика, лежа в постели,- один сын беззастенчиво добивается моего тела, другой, случайно добившись, теперь сгорает от стыда».
Ее саму жег запоздалый стыд за ту мягкость, когда она уступала младшему сыну, с недетской настойчивостью просившегося с ней в баню или на ее ложе. И почему-то в ней не было раскаяния после соблазнения своего старшего. Она даже выстроила целую цепочку оправданий.
Прошла зима.
С началом весны поползли слухи о войске, собравшемся в горах и готовом идти на Синопу.
– Твои сторонники не теряют времени даром,- сказал как-то Мнаситей старшему сыну Лаодики,- но и ты имей в виду, если варвары нападут на нас, твоя голова живо скатится с плеч.
Митридат ничего не ответил македонцу. До него слухи доходили в последнюю очередь. Мать старательно оберегала его от них.
Видя вокруг в основном враждебные лица, Митридат находил отдохновение лишь у сестер.
Глава седьмая
АНТИОХА
– Что за разговоры ходят вокруг твоей женитьбы на одной из дочерей Багофана?- спросила Антиоха, подозрительно глядя на брата.
– Ты шутишь?- Митридат недоуменно смотрел на сестру.
Он только зашел к ней в гости, а она сразу ошарашила его таким известием.
– Мне не до смеха, дорогой брат,- решительно отрезала Антиоха.- Тебе, думаю, тоже будет не смешно, когда ты увидишь свою нареченную без одежд. Дочери Багофана больны какой-то кожной болезнью, у них пятна по всему телу. Это не проказа, но тоже что-то ужасное.
Митридат нахмурился.
– Откуда ты узнала об этом?- спросил он.
– Про женитьбу или про пятна?- переспросила Антиоха уже своим обычным голосом.- Да сядь же!
– Про женитьбу,- пояснил Митридат, присев на скамью.
– Мама поделилась со мной этим,- ответила Антиоха и села рядом с Митридатом,- она часто делится со мной своими заботами. Не беспокойся, она тоже против дочерей Багофана. Ей хочется подыскать тебе в жены гречанку. Однако царедворцы во главе с Мнаситеем настаивают на дочерях Багофана.
– Ты не слышала про войско, которое будто бы собирается напасть на Синопу, чтобы вызволить меня из плена?- вновь спросил Митридат.
Антиоха тряхнула своими завитыми в спирали локонами.
– Нет, не слышала.
Митридат, опустив голову, подумал про отчаянного Тирибаза. Неужели он сумел собрать целое войско?
Антиоха сидела подле брата, касаясь коленом его бедра, и смотрела на него в упор пытливыми синими глазами.
Этот пристальный взгляд заставил Митридата взглянуть на молчавшую сестру, которая была так прелестна в длинном карийском хитоне с застежками на плечах. Вся такая юная и свежая!
– У тебя новая прическа,- сказал Митридат.
– Наконец-то заметил,- улыбнулась девушка.- Ты подумал над тем, что я сказала тебе не так давно?
– Антиоха, я вряд ли стану царем, поэтому тебе лучше обратить внимание на моего младшего брата,- ответил Митридат.- Последнее время он занялся метанием дротиков и каждое утро плещется в бассейне. Думаю, к семнадцати годам он возмужает, как и я.
– Этот неженка мне неинтересен,- брезгливо поморщилась Антиоха.- К тому же наша мать хочет тебя видеть царем Понта. Она сама призналась мне в этом.
С самой первой их встречи после столь долгой разлуки Антиоха постоянно заводила об этом разговор с Митридатом. Она страстно желала ему наследовать отцовское царство, отводя для себя роль его жены. Их кровное родство ее не смущало.
Сначала Митридат пробовал отшучиваться, потом пытался образумить сестру, не замечая коварно расставленных сетей. Приходя на половину сестер, он засиживался у Антиохи дольше, чем у всех остальных.
То, что сестры живут недружно, стало понятно ему очень скоро. Антиоха не была навязчива в объятиях и поцелуях, никогда не пользовалась сурьмой и румянами, от нее веяло свежестью и здоровьем, как от пастушки. Все линии ее тела были женственны, как и движения. Ее не портила большая грудь и талия не столь тонкая, как у Статиры.
У нее была привычка слегка растягивать слова и часто менять интонацию голоса, при этом даже резкие отзывы в ее устах не звучали грубо.
Однажды Митридат застал Антиоху переодевающейся. Он тотчас отвернулся.
– Тебе позволительно видеть то, что непозволительно другим мужчинам, ведь ты мой будущий муж,- игриво промолвила Антиоха брату.
Она взяла себе привычку встречать Митридата словами: «Приветствую царя Понта и моего супруга!»
При последних словах Антиоха мягко понижала голос, вкладывая в него некую страстность. Ее пленительный взгляд и улыбка чувственных губ, казалось, говорили то же самое, только иным языком.
Ни с кем из сестер Митридату не было так легко и хорошо, как с Антиохой.
Она не скрывала своих честолюбивых замыслов: стать женой царя-воителя либо родить сына-полководца, способного сравняться славой с Ганнибалом или Александром Великим.
Митридат, в глубине души мечтавший о военных подвигах, невольно проникался теплой симпатией к сестре, понимая и разделяя многие ее взгляды. Ему льстило, что Антиоха наметила себе в мужья именно его, узрев в нем качества, присущие великому человеку.
Она сама как-то сказала об этом Митридату.
– Наш отец и дед были знаменитыми царями, сокрушившими почти всех своих врагов,- с горящими глазами говорила Антиоха брату,- но росту их могущества помешал Рим. Затеять войну с римлянами они не отважились. В наше время настоящий правитель лишь тот, кто сможет одолеть римлян. Мне кажется, Митридат, тебе это по плечу. Ты сам еще не знаешь, какие силы таятся в тебе, на какие поступки ты способен ради власти и славы!
– А ты знаешь?- усмехнулся Митридат.
– Я знаю, поскольку видела твой гороскоп, составленный по моей просьбе предсказателем-халдеем,- ответила Антиоха.
– И что же в моем гороскопе?- заинтересовался Митридат.
– Тебе не будет равного в битвах, ты завоюешь многие царства, слава о тебе пролетит по всему свету от края и до края,- перечислила Антиоха.- Подобно Александру, ты построишь в захваченных землях города, названные твоим именем. Ты изгонишь римлян из Азии и Эллады, твоя нога ступит на берег последнего моря, за которым кончаются земные царства.- Антиоха помолчала и добавила:- Еще там сказано, что твоей женой станет одна из твоих сестер, либо все сразу.
– Прорицатель назвал имя сестры?- спросил Митридат, подозрительно глядя на Антиоху.
– Не назвал, к сожалению,- вздохнула Антиоха и, подсев к брату, обняла его.- Но мы ведь почти договорились с тобой, что твоей женой буду я. Договорились же?
Митридат промолчал, но и не отстранился от Антиохи.
Он был поражен услышанным. Значит, Судьба благоволит ему и за его долгие скитания дарует в будущем власть над миром! Оказывается, в россыпях звезд, что сверкают на ночном небе, все уже сказано о его жизненном пути и всех его деяниях. А он-то терзается сомнениями и тревогами по поводу отцовского трона, прислушивается по ночам к шагам за дверью, опасаясь неведомых врагов.
– Халдей не сказал, когда я умру?
– Жизнь у тебя будет долгая,- ответила Антиоха, положив голову брату на плечо.- Ты переживешь многих своих детей.
– Составлял ли прорицатель гороскоп моему брату?
– Не беспокойся, брат тебе не соперник. Он не доживет и до двадцати лет.- Антиоха убрала голову с плеча Митридата, почувствовав, как он еле заметно вздрогнул.- Надеюсь, ты не станешь лить по нему слезы. По мне так лучше смерть, чем прозябать в ничтожестве! А из нашего избалованного братца не получится даже колесничий, не то что царь. Самое печальное, что он не понимает этого, а туда же- рвется в цари!
– Значит, наш младший брат будет убит, если не умрет от болезни,- хмуро промолвил Митридат.
– Да хоть бы и так, – небрежно заметила Антиоха,- лишь бы он не мешал царствовать тебе.
В тот момент Митридат впервые взглянул на Антиоху не глазами брата, стараясь понять, как вышло, что у столь очаровательной и улыбчивой девушки оказалось такое жестокое сердце.
* * *
Земля, согретая горячими лучами солнца, зазеленела свежей травой в долинах и по склонам гор. Сады украсились белыми, желтыми, розовыми цветами плодовых деревьев- яблонь, персиков, слив. Теплый морской ветер разносил благоухание садов по всей Синопе, примешивая сюда тяжелый запах смолокурен с верфи, где строили боевые корабли.
Митридат часто поднимался на дворцовую башню, соединенную крытым переходом с мегароном.
Отсюда открывался чарующий вид на городские черепичные крыши, темно-красным ковром расстилающиеся на перешейке между двумя бухтами. Кое-где этот черепичный ковер, прорезанный узкими улочками, разрывали площади, обсаженные стройными кипарисами и могучими платанами. На холмах высились храмы с беломраморными колоннами портиков.
Там, где неприступные кручи вплотную подступали к городским строениям, возвышалась каменная стена с башнями, ограждая Синопу со стороны суши. С трех сторон город окружало море, набегавшее на береговые скалы.
Глядя на морскую сине-зеленую гладь с пенными барашками волн, Митридат вспоминал отца, который часто брал его прокатиться на многовесельном военном корабле от гавани Синены до оконечности скалистого мыса. Отец любил море и корабли. У него было много друзей среди купцов, кормчих и военачальников-навархов.
Митридат же побаивался моря, пугавшего его своей необъятностью, своенравием ветров, гуляющих над этой бурной толщей соленой воды.
«Если мир создан богами, то это их самое неподвластное и непредсказуемое творение»,- думал он.
Больше всего Митридат любил глядеть на далекие горы, замыкающие горизонт с юго-востока. Казалось, горы наступают на море из глубины материка. Между горными отрогами и морским прибоем лежала узкая прибрежная долина, с давних времен облюбованная и заселенная эллинами.
Горам Митридат доверял больше. Он умел верно выбирать направление и в заросших лесом ущельях, и на заледенелых вершинах под самыми облаками; мог читать по следам на горных заснеженных тропах, знал повадки хищников и разбойных людей. В нем не было страха перед камнепадом или головокружительной высотой. Митридат даже завидовал орлам, парящим выше вершин. Эти гордые птицы могли обозревать в полете всю землю.
«Велика ли Ойкумена?- часто спрашивал себя Митридат.- Где он- берег последнего моря?»
В один из солнечных весенних дней в Синопу примчался гонец из Амасии. И сразу для царицы и ее приближенных потускнели краски пробуждающейся природы, во дворце поселилась тревога.
– В Амасии зреет восстание,- сообщил вестник, посланный одним из соглядатаев Гергиса.- Знать Амасии открыто ссылается с теми, кто скрывается в горах. У всех на устах имя Митридата-старшего, якобы казненного в Синопе. Царственные родственники нашей царицы вооружают своих сторонников, покупают коней. Они хотят свергнуть Лаодику и ее младшего сына, чтобы посадить на трон Сузамитру как прямого потомка царя Фарнака.
Лаодика собрала на совет тех, кому доверяла. Это были Гистан, Гергис, Мнаситей, Багофан и Дионисий.
– До каких пор мне будет угрожать вся эта свора бешеных собак!- негодовала царица. – Когда наконец угомонится вся эта жадная до власти родня моего умершего деверя! Клянусь Герой, я была слишком милостива к ним в день смерти моего мужа. Надо раздавить это осиное гнездо! Мнаситей, собирай войско.
– Позволь сказать, царица,- почтительно вставил Багофан.- В войске произошел раскол. Конница поддерживает персидскую знать Амасии, на нашей стороне лишь пехота.
– Я предупреждал, что нельзя размещать конников в окрестностях Амасии,- сказал Гергис,- но меня не послушали в свое время. Надо было разместить конные отряды здесь, на побережье.
– Возле Амасии прекрасные пастбища,- ответил гаушаке Багофан,- а чем кормить шесть тысяч лошадей на побережье- ракушками или песком?
– Кормили бы боспорским зерном, на худой конец рубленой соломой,- не растерялся Гергис: у него на любой вопрос был готов ответ.
– Боевых коней соломой не кормят,- раздраженно проговорил Багофан.- Впрочем, человеку, с трудом взбирающемуся на лошадь, это не понять. Как не понимает дельфин клекот орла.
Едва начавшуюся перепалку остановила Лаодика.
– Все это мне неинтересно и об этом говорить уже поздно, уважаемые блюстители государства. В конце концов, можно обойтись и без конницы. Все равно для штурма стен она непригодна.
– До стен Амасии еще надо дойти,- заметил Мнаситей,- а разбить конницу пешим войском да на равнине дело непростое.
– Иными словами, ты за это не возьмешься,- усмехнулась царица.- Может, мне возглавить войско?
– Зачем раздувать пожар, если его можно потушить без войны,- подал голос Дионисий.- Не проще ли показать мятежной знати Амасии живого Митридата, для вида облеченного царской властью. Пусть Сузамитра и все те, кто стоит за его спиной, убедятся в ложности слухов. Это если и не образумит их, то хотя бы смутит либо внесет раскол в их среду.
– Задумано неплохо, клянусь Зевсом,- похвалил секретаря Мнаситей.
– Это еще надо обдумать,- сказал осторожный Гергис.
– Размышлять некогда,- нетерпеливо возразила Лаодика.- Я нынче же увенчаю Митридата диадемой. Он и пойдет с войском к Амасии.
Гистан и Багофан промолчали, хотя не одобряли совет Дионисия.
* * *
Собрав всю знать Синопы, эллинов и персов, Лаодика провозгласила своего старшего сына своим соправителем, вышедшим из-под ее опеки вследствие совершеннолетия.
Когда евнухи ввели в тронный зал облаченного в пурпур Митридата, когда голову ему увенчали диадемой и возвели его на тронное место, когда вся собравшаяся знать громогласно стала приветствовать его как царя, на глаза юноше едва не набежали счастливые слезы. Сбылась его мечта- он унаследовал трон отца.
Из желания сделать сыну приятное, а также стремясь придать происходящему больше торжественности, Лаодика встала со своего места и, стоя, как и все, приветствовала Митридата.
Среди знатных женщин, выделявшихся яркостью одежд, Митридат увидел своих сестер, всех четверых.
Ниса таращила на него восхищенные глаза, держась за руку серьезной Роксаны, которая хранила подчеркнутое спокойствие, будто видела такое каждый день. Статира была одета как персианка- в широкую столу и накидку, край которой до половины закрывал ей лицо. Митридату были видны только ее жгучие глаза, подведенные сурьмой от уголков к вискам. Статира несколько раз помахала брату рукой, делая вид, что поправляет покрывало на голове.
Позади Нисы и Роксаны стояла Антиоха в дорийском пеплосе с волосами, уложенными на эллинский манер. Солнечный луч, падая сверху из окна, зажигал в ее синих глазах счастливые искорки. Лицо Антиохи, озаренное мягкой улыбкой, казалось, говорило Митридату: «Видишь, я была права. Ты стал царем! Не забывай же о той, что должна стать твоей супругой».
Потом был пир в ознаменование этого события, которое по счастливой случайности совпало с праздником Дионисий.
Эллины любили справлять этот праздник в честь Диониса, бога виноделия. В большинстве городов Эллады Дионисии праздновались два раза в год, зимой и весной. Но в некоторых эллинских государствах Дионисии справлялись четыре раза в году. Например, так было в Афинах.
Митридат, впервые узревший торжество, посвященное Дионису, был поражен разнузданной непристойностью, царящей вокруг. Ему стало понятно, почему в детстве его не допускали на этот праздник. На пиру было выпито много вина.
И если жены и сестры первых людей Синопы соблюдали приличие, а иные и вовсе удалились с пира, то захмелевшие вельможи состязались в непристойных шутках, орали песни самого неприличного содержания, хватали за ноги танцовщиц.
Гетеры, также допущенные во дворец по случаю праздника, целовались со всеми желающими, позволяли лицезреть свою наготу, а одна нагой станцевала на столе непристойный александрийский танец под рев пьяных мужских глоток.