– Ити вашу мать, – выходя в зал, обозначила я свое отношение к происходящему, – как так-то, идиоты? Вы зачем дите под потолок засунули?
Джарред вскинул на меня растерянный взгляд своих волчьих глаз и протяжно заскулил, виляя хвостом, точно маленький щенок.
– Да, иди уж, – махнула я рукой, – я все равно не понимаю. Приведи себя в порядок, а потом поговорим.
Вместо этого молодой волк подбежал к своей подруге и стал толкать ее своей лобастой головой, помогая прийти в себя. Уже вдвоем, на трясущихся лапах, шатаясь и нервно оглядываясь по сторонам, они поплелись в сторону жилого крыла.
– М-да… – провожая их взглядом, буркнула я.
– Вот тебе и да, – раздалось у меня над головой. – Сними меня, Соль, ведь угроза остается в силе… – чуть ли не со слезами в голосе бормотал внучек, продолжая раскачиваться на люстре.
– Как ты туда залез, лучше скажи? Чтобы тебя снять, мне следует понять механизм…
– Я не знаю! – вскрикнул парень. – Как-то так, – развел он руками, – получилось…
– А, – махнула я рукой, – совсем не интересно, придется снимать по старинке…
Я прошла на противоположный конец залы, отодвинула одну из гардин, за которой скрывался механизм, позволявший некогда опускать люстру, чтобы слуги могли ее помыть, и повернула рычаг. Люстра со скрипом начала опускаться.
– Я-то думала, мы с воображением подойдем к твоему спуску, но ты умеешь ставить ультиматумы, – усмехнулась я.
– Что бы это ни было, я рад, что умею их ставить, – нервно ерзая, бурчал парень, – твое воображение меня пугает… А побыстрее нельзя?
– Уверен? – прищурившись, поинтересовалась я.
– Я потерплю, – тут же пошел на попятную Кит.
* * *
Киран смотрел в окно, наблюдая за огнями ночного города. Со стороны казалось, что мужчина совершенно спокоен, точно его пленила сумеречная красота Аланис. Но самому Кирану казалось, что все внутри него горит огнем, в то время как тело оцепенело. Казалось, что он не в силах пошевелиться, вздохнуть, сделать шаг, отвести взгляд. Это все было невозможно сейчас. Единственная мысль крутилась в его голове: «Она жива! Она ушла! Я отпустил! Я отрекся!»
И, даже понимая, что иначе не мог, он все одно продолжал думать, сгорая в огне собственных упреков. Спустя триста лет он наивно полагал, что его сердце сгорело в ту самую ночь, когда он узнал, что она мертва. Его дар перевернулся, следуя за этой мыслью. Но сейчас он просто не мог дышать – так больно ему было. Именно то, что горело у него в груди, молило последовать за ней. Оно выло, кричало и вновь стучало с бешеной силой. Но он стоял недвижимо, продолжая рассматривать огни ночного города. Его разум говорил ему иное. Если он хочет защитить ее, то просто обязан пойти до конца, даже если это и впрямь станет концом для них двоих.
Дверь за его спиной бесшумно отворилась, но он все равно почувствовал, что теперь в комнате не один. Некоторое время он продолжал стоять в полной тишине, думая о своем, хотя прекрасно знал, кто вошел.
– Как все же перевоспитать тебя? – раздался ненавистный голос, который когда-то раньше он так любил слушать, ощущая в это время себя хотя бы частично живым.
Киран не удостоил вошедшего даже взглядом. Теперь тот надоел ему.
– Даже так, – усмехнулся Элтрайс. – Теперь ты даже не смотришь на меня, хотя бы изображая покорность.
– Ты более не интересен мне, – холодно ответил Киран.
– Как жаль, что ты все еще интересен мне, – не скрывая раздражения в голосе, ответил маг. – Похоже, мне стоит тебе напомнить, кто здесь хозяин?
– Хозяин… хозяин… – тяжело и безразлично вздохнул Киран, поворачиваясь лицом к Элтрайсу. Раньше его глаза светились голубым, как у любого целителя; теперь же это была глянцево-черная бездна, столь холодная и глубокая, что ее невозможно постичь, не потеряв себя на ее дне.
Трайс испуганно отшатнулся, но тут же взял себя в руки, не позволив себе запаниковать и закричать.
– Когда-то ты попытался стать бессмертным, – тем временем заговорил Киран, – но в результате стал никем, – усмехнулся мужчина, – паразитом. Решил поиграть с Богом и остался у разбитого корыта? Ни тебе бессмертия, ни собственной магии, как прозаично…
– Что ты несешь?! Я маг Императора! – вдруг зло воскликнул мужчина.
– Ты всего лишь пиявка, сосущая чужие жизни и силу, – не скрывая презрения, бросил Киран.
– И что? – спросил Трайс, когда вокруг него стала сгущаться энергия, чтобы обрушиться на Кирана по воле своего господина. – Я стольким пожертвовал, столько лет изысканий, столько сил и моих стараний, чтобы завершить то, что не смогли сделать вы!
– Пожертвовал?! – искренне изумился мужчина.
– Именно, – кивнул маг, – жертвы, которые и не снились таким, как вы! Какой толк был от вашего существования? Все равно что стадо овец, не способное ни на что иное, как блеять о спасении чужих жизней, любви и всепрощении! Этим миром правят волки, и такой дар, как у вас, не мог быть дан таким бездарям, как вы! Первородные целители? Нет, всего лишь стадо безмозглых овец! Я сделал все для того, чтобы в итоге вы отринули свой дар! В конце даже начал бояться, не получаете ли вы удовольствие от того, в каких условиях приходится выживать… Но что-то пошло не так, раз ты все еще передо мной и остаешься бессмертным. Но ведь ты понимаешь, что рано или поздно мы это исправим? – уже ласково закончил мужчина, начиная натягивать поводки заклятий, которыми буквально оплел ауру Кирана.
Мужчина, разумеется, почувствовал, что такое делает называющий себя магом, потому немного театрально поднес ладонь к плечу и, продолжая смотреть в глаза Элтрайсу, легко смахнул несуществующую пылинку, вместе с тем обрывая все подчиняющие поводки заклятий, просто растворяя их в воздухе.
– Я хотел убить тебя в день, когда узнал обо всем, – заговорил Киран, – но первым подвернулся Император, – лениво вздохнул он, – это оказалось скучно… убивать очень скучно, – поделился он. – Это не принесло мне ничего, – указал он пальцем на свое сердце. – Видишь ли, вся суть бессмертия в том, что смерть не приходит… эта жизнь… она длится, и длится, и длится… Раньше, до вас, моя жизнь была прекрасна. Я любил ее, любил свое предназначение, любил тех, с кем делил эту вечность. Но ты, твоя тупость, – зло сказал он, – отняли у меня все! Я смотрю на тебя и понимаю, что твоя смерть не утолит моей жажды! И я храню тебя как изысканный десерт. Так что, – взглянув в шокированные глаза мага, сказал Киран, – сиди тихо, Элтрайс Эль Дриэлл, и я приду за тобой в конце. И знай: все, что будет после, – это твоя вина! Ты породил это, – усмехнулся мужчина, – так найди в себе мужество досмотреть пьесу до конца.
Киран всего лишь поднял руку – и Трайс осознал, что не может дышать. Он смотрел в глянцево-черную гладь этих глаз и понимал, что на самом их дне лишь холод и пустота. Паника сковывала его бесстрастное сердце, когда он осознал, что ему нечего противопоставить этому прикосновению. Он тонул во тьме, задыхался и метался, не понимая, что с ним происходит, пытаясь найти объяснения в реакциях мужчины, что совершенно бесстрастно смотрел на него. Его непроницаемый взгляд, холодность черт его аристократического лица – ничего не говорило о том, что происходящее приносит ему удовлетворение что он всерьез вознамерился убить его. Никогда прежде Трайс не знал, что бывает настолько страшно, когда не можешь сделать и вдоха. Но в тот момент, когда мужчина почти потерял сознание, Кир неожиданно отпустил его.
– Я же сказал, в конце, – точно сплюнул, произнес он, исчезая прямо в воздухе.
Стоило Кирану исчезнуть, как Элтрайс упал на колени, страшно кашляя и хватая ртом воздух, не в силах надышаться. Что такое сейчас с ним произошло? Он был уверен, что Киран потерял силу триста лет тому назад. Ничто в поведении мужчины не вызывало в этом сомнений! Разве мог нормальный живой человек, обладающий подобной силой, терпеть все то, что делал с ним Трайс?! Разве такое возможно?!
Киран материализовался в темном коридоре, более всего напоминающем туннель, выбитый в скале. Неровные каменные стены буро-коричневого цвета, блеклый свет от чадящего факела. Дрожащими руками он оперся о стену, пытаясь отдышаться и побороть кашель, что душил его. Что сотворила с ними эта тварь, он уже знал. Но что он сделал конкретно с ним? Почему его обернувшийся дар оказался связан именно с этим аланитом?!
Киран не был ни дураком, ни романтиком. Это правда, что смерть Трайса ничего бы не принесла ему. Это бы не сделало его счастливым, не успокоило его. Но именно сейчас он готов был убить его и сделал бы это, а не строил из себя кровожадного одержимого мстителя. Сейчас, когда его Соль оказалась жива, это было особенно важно – уничтожить того, кто мог причинить ей вред. Но… Но он умирал вместе с ним. Стоило коснуться Даром того, кто однажды пытался собрать их силу, как он чувствовал, что эта самая сила точно петлей затягивается на его шее. Он узнал об этом случайно и довольно давно. Именно тогда он понял, что Трайс будет жить до самого конца, пока все задуманное им не свершится. Он с удовольствием закончил бы свой путь так. Это было бы его успокоением в конце пути. Он не знал, как его дар отреагирует, если кто-то другой прикончит мерзавца, потому и впрямь берег его. Какая ирония. Чем же он сам лучше паразита, в которого превратился Трайс после сорванного эксперимента? Чем, если вынужден беречь это отродье и смотреть на творимые им бесчинства, лишь бы выжить самому и прийти к своей цели? Он скатывался на то же самое дно, где были те, кого он ненавидел. За эти годы он слишком погряз в этом во всем, чтобы теперь иметь право на сомнения и надежду быть рядом с ней. Но было и еще кое-что, чего он не знал… Связал ли Трайс и Соль своим заклятием? Как все это отразится на ней? Но он узнает, обязательно узнает и поступит правильно.
Глубоко вздохнув, Киран выпрямился, и зашагал по уходящему вверх туннелю. Его новый дом ждал его.
Глава 4
– Такое ощущение, что ты просто гладишь ее по голове, – поделился Кит, наблюдая за тем, как я перебираю пальцами тонкие волосы Терезы.
– Хм, – усмехнулась я, посмотрев на парня, – Я не очень люблю трогать людей без особой нужды, – фыркнула я. – Но сейчас она слишком слаба, чтобы получать мою энергию в полной мере. Я могла бы привести ее тело в норму всего за пару дней, если бы она не была так истощена. Потому лечу, проводя силу через волосы… Забавно выглядит, да?
– Ты похожа на шарманку, – с умным видом изрек пацан.
– Шарлатанку, дубина, – с таким же видом покивала я в ответ.
– И долго ты так будешь?
– До вечера, ночь – перерыв, завтра – полноценный контакт, послезавтра я шарахну ее как следует – и свободна, – махнула я рукой в сторону женщины, – лети, Тереза, на все четыре стороны за новыми болячками.
– И куда же ей идти? Кругом пески…
– Ты не волнуйся, – поспешила заверить я парня, – уроки прошлого учтены. Доведу до границы, дам денег и бодрящего оздоровительного пинка про запас.
– Тебе неинтересно, кто она? – всматриваясь в черты лица девушки, что сейчас лежала на постели, спросил Кит.
– Нет. Меня не интересует удивительный внутренний мир людей, ибо ничего удивительного там по большей части нет.
Кит легко улыбнулся и посмотрел на меня. Потом нервно затрясся и начал неприлично хихикать.
– Что? – возмущенно спросила я.
– Иногда ты говоришь такую непонятную хрень, – посмеивался он.
– А тебя не огорчает, что по большей части именно ты не въезжаешь в то, что я говорю? – поинтересовалась я.
Тем временем дверь в комнату, где находилась Тереза, приотворилась, и внутрь вошла молодая мать с младенцем на руках. Женщина выглядела странно: то ли настороженной и напряженной, то ли уставшей, что в принципе могло объясняться наличием грудного ребенка.
– Ты что-то хотела? – спросила я.
– Просто, – заговорила она, метнув немного нервный взгляд в сторону Терезы, – решила поинтересоваться, как она, – попыталась безмятежно улыбнуться бывшая рабыня.
Ее реакции остались незамеченными Китом, и мальчик принялся рассказывать то, что совсем скоро она поправится, в то время как я следила за тем, как реагирует на это женщина. Хотя я и не считала себя слишком умной в житейских делах, но кое-что уяснила для себя. Люди не интересуются друг другом, но всем кажется, что каждый встречный о них думает. Женщина время от времени поглядывала в сторону Терезы, и в такие моменты что-то менялось в ее взгляде. Так смотрят люди, которые видят угрозу в ком-то для себя.
– Шла б лучше мальцу задницу помыла, – прокряхтела я, тяжело поднимаясь с колен и вставая между кроватью с больной и рабыней. – Если попахивает так, представь, каково ему в этом лежать, – буркнула я.
– А? – непонимающе посмотрела она на меня.
– Она очень плоха сейчас, – кивнула я в сторону больной, – этой ночью все и решится: либо примет мою силу, либо нет. Так что иди и не отвлекай меня, сегодня еще поспать хочу, – буркнула я.
Конечно же, это было неправдой, но было слишком много «но», которые заставляли меня чувствовать себя настороженно. Что-то было не так, и что именно так беспокоило меня – я пока сказать не могла. Мне не нравилось, как эта женщина смотрит на Терезу. Не нравилось, что она интересуется ею. Не кем-то еще, а именно лежачей больной. Зачем ей это? Я достаточно видела в своей жизни, чтобы полагать, что это неспроста.
Стоило беглой рабыне выйти за дверь, как я тут же столкнулась с непонимающим взглядом Кита.
– Зачем ты ей сказала, что Тереза вот-вот умрет?
– Потому, – прикусила я губу, думая о том, стоит ли делиться с ребенком своими подозрениями. Для кого-то Кит был уже юношей, молодым мужчиной, но для меня… они все еще дети. – Я расскажу тебе завтра, а сейчас ступай спать.
Кит не пошевелился, продолжая молча смотреть мне в глаза.
– Я все равно не скажу, – покачала я головой.
– Я чувствую, – наконец заговорил он, – что ты многое недоговариваешь. И, что бы ты там ни думала, я не такой маленький и совсем не идиот.
– Ну, не совсем, но допустим, – пробормотала я, вновь садясь у изголовья кровати, где лежала Тереза.
– И я не глухой, – уже стоя у самой двери, высказался Кит и был таков.
– Знаю, – тяжело вздохнула я, продолжая поглаживать женщину по волосам. Даже их, казалось, покинула жизнь. Редкие, блеклые, ломкие. Кем бы ни являлась эта девушка когда-то, мне было безумно жаль ее сейчас. Люди говорят, что жалость – отвратительное чувство. Что они никогда бы не хотели испытать нечто подобное по отношению к себе. А я жалела ее и любого из своих пациентов всем своим сердцем, и каждый раз оно плакало вместе с ними.
* * *
Эрта сидела на кровати в выделенной ей комнате. Сейчас девушка боялась лишний раз пошевелиться, чтобы не потревожить своего спящего малыша и кого бы то ни было в этом странном месте. Она не понимала, какое сейчас время суток. В ее комнате царил закат. Невероятные оттенки багряного, нежно-розового, лилового и золотого окрасили небосклон за ее окном. Без умолку стрекотали цикады. Было душно. Хотя в столовой, где все они ели несколько часов назад, бушевала ночная буря. То и дело слышались раскаты грома, по стеклам окон стучал дождь такой силы, что было ощущение: еще немного, и стекло под этими хлесткими ударами треснет.
Она совершенно не понимала, во что ее угораздило вляпаться. Что это за странный дед, и куда он ее притащил? Но одно она знала точно: Лурес неспроста проложила для нее этот путь. Это шанс. Шанс отомстить той, что стала причиной ее падения. Да, именно эта Тереза, как все звали ее в этом месте, разрушила ее жизнь и возможность на счастье. Возятся с ней, даже понятия не имея, какую гадюку пригрели.
Девушка решительно встала с кровати, рассудив, что прошло достаточно времени, чтобы старик уснул, и, осторожно ступая, двинулась к выходу из комнаты. Идти куда-то далеко не было необходимости – ее поселили напротив комнаты, где разместили лежачую больную. Что она собиралась делать с ней? Убить? Почему, собственно, нет? Уж кто-кто, но эта заслужила! Если есть хоть малейший шанс, что дед вылечит и ее… Нет уж, она ждать не станет. Быть может, побоялась бы, если бы Тереза очнулась, а так и мороки меньше, и шанса на то, что она будет сопротивляться, нет. Это раньше женщина могла смотреть на нее как на ничтожество. Теперь же беспомощной была она сама. Слишком долго Эрта жила среди людей, которые, точно стая голодных акул, безошибочно определяли слабость в другом человеке. Стоило им почувствовать это, как жертву загоняли и разрывали. Она с семи лет была в рабстве и жила среди рабов. Вот только рабами они были перед господами, а друг другу – врагами, которые готовы бороться за место под солнцем любыми способами.