Она на цыпочках пересекла коридор, как можно тише отворила дверь напротив и проскользнула внутрь. В комнате Терезы царил полумрак, разбавляемый светом полной луны, оттого женщина, что сейчас лежала на постели, казалась мертвенно-бледной, хрупкой, точно сотканной из лунного света и сияния звезд. На нее было страшно смотреть. Сперва Эрта боялась, что может потревожить деда, но в комнате царил такой раскатистый храп, что она тут же отбросила такую вероятность. Как и ожидалось, старик спал, развалившись в кресле рядом с кроватью.
«Тоже мне, целитель», – подумала она, взглянув на то, как беззаботно спит этот старик рядом с умирающей женщиной.
И все же девушка старалась не шуметь. Тихо подкралась к изголовью кровати, бросила быстрый взгляд на ненавистное лицо. В мире, где жила и выживала Эрта, никто и никогда не предупреждал о намеренье убить или навредить. Чем меньше шума, тем больше вероятность, что все получится и не привлечет внимания господ. Решил – так делай.
Эрта осторожно достала небольшую подушку в изголовье кровати и, опустив ее на лицо женщины, надавила на нее руками. Но девушка никак не ожидала, что в тот же момент ей самой прилетит аккурат промеж глаз. Как старик умудрился ударить ее, продолжая так умиротворенно храпеть, девушка так и не поняла. Эрта потеряла сознание.
* * *
– Дилетанты, – фыркнула я, соскакивая с кресла и легко опираясь о свое любимое оружие. – Включай день давай, не вижу ничего, – обратилась я к еще одному своему сообщнику. Дворец, который любил авантюры не меньше моего, с готовностью подчинился. Небо за окном стало ясным. Светило яркое летнее солнце, и даже птицы пели.
То, что одна моя подопечная узнала другую, можно было не сомневаться. Как и то, что отношения между ними весьма непростые. Я не имела права судить ни ту, что попыталась убить, ни ту, что стала причиной такой ненависти. Это не мое дело. Возможно, я бы просто развела и заперла их по разным комнатам или уже сегодня утром спровадила несостоявшуюся убийцу в любую из возможных стран, которую бы та выбрала. Но… Тереза была магом, который по совершенно неизвестной мне причине сгорел. А у бывшей рабыни был ребенок-полукровка – само по себе явление редкое, как и маг со столь обожженными энергоартериями. Но больше всего меня волновали, как это ни странно, дошедшие до меня ранее слухи о возможности принесения в жертву ребенка. Особенно условие, которое между делом озвучила мне попутчица в караване рабов. Отдать ребенка мать должна была добровольно. Не одно столетие назад именно мы развивали теорию о добровольной передаче силы. На настоящий момент большая часть моих размышлений были всего лишь домыслами. Но в силу своей не в меру развившейся за прожитые годы паранойи я хотела узнать историю, что в свое время переплела нити судеб этих двух женщин.
Потому, сноровисто подхватив молодую мать, имя которой я так и не удосужилась спросить, за ноги, я потащила ее к небольшой кушетке у окна. Самой себе я сейчас напоминала горничную с замысловатой шваброй. Волосы у девушки были длинными и сейчас распущены, оттого выглядело это перемещение по комнате весьма забавно. Далее пришлось немного постараться, чтобы затащить бессознательное тело на кушетку. Но уж если мне по силам вправить взрослому мужчине вывих бедра, то уж с подобным я была просто обязана справиться.
Что делать дальше? Вот вопрос, на который я пока не знала ответа. В принципе, я могла бы поговорить с ней по душам, но, вероятно, она мне ничего не расскажет. Мой молчаливый подельник предлагал задействовать пыточные, устройство которых довольно давно подсмотрел в моих воспоминаниях. Похоже, старый мерзавец с замиранием сердца ждал возможности обратиться ко мне с подобным предложением. Стоило только разместить женщину на кушетке, как очертания комнаты резко поплыли, преобразовываясь в нечто, что я никогда бы не хотела вспоминать. Серые каменные стены, увешанные всевозможным инструментом; грязный пол, на котором смешалось все – начиная со свежей и уже запекшейся крови и заканчивая человеческими испражнениями и прочими малоприятными субстанциями.
– Э, нет, – решительно возразила я, – даже не думай! У нее молоко пропадет от твоих фокусов! Убирай сейчас же! Я не собираюсь ее расчленять даже понарошку!
– А кто, по-твоему, это должен делать?! Я? – в углу комнаты возник фантом, судя по всему, бывшей поварихи королевской семьи. Женщина, обладательница пышных форм и здорового румянца во всю щеку, сейчас смотрела строго, уперев руки в боки. – Я уже выросла из того возраста, милочка, когда картошку приходилось чистить мне! Я тебя для чего тут держу, как думаешь, а?
– Ты совсем уже страх потерял, как я погляжу? – тихо и монотонно осведомилась я.
Женщину в углу сменил сухопарый немолодой и уже лысеющий мужчина в форме клерка. Некогда клерк при дворе Эйлирии выглядел всегда расстроенным и активно жаловался на вселенскую несправедливость.
– Я им все! И день, и ночь на побегушках! Размус, принеси то, подай это! – явно изображая кого-то, кто не мог правильно выговаривать «р», распинался мужчина. – За меня напиши, за него отнеси! Вот только зарплату как платили 30 шилонов, так и платят! А, у меня стаж! А ты иди, такого как я, поищи на замену?! Да где там, – в отчаянье махнул мужчина рукой, – молодые разве будут так работать за гроши?
– Бедненький, – фыркнула я, усаживаясь в кресло напротив кровати Терезы, – дельное лучше что-нибудь предложи.
Когда посреди комнаты появились два совершенно очаровательных карапуза лет пяти, и один другому предложил во дворе зарыть «секрет», я поняла, что мой дом еще больший псих, чем я сама. Как это ни странно, от подобного открытия моя самооценка пошла вверх. Оказывается, я еще ничего, можно сказать, даже милая.
Невольно улыбнувшись приятному открытию, я потянулась даром к женщине, что теперь мерно посапывала у распахнутого окна. Девушка заворочалась, тяжело вздохнула и тут же резко открыла глаза и так же быстро села, нервно озираясь по сторонам. Но стоило ей заметить меня, как она тут же замерла.
– Что? – изогнув бровь, поинтересовалась я. – А я тебе говорил, спи сама, когда малец спит. А ты? Видишь, до чего себя довела, даже неходячую бабу удавить не смогла, раззява, – подытожила я, с интересом наблюдая, как забавно приоткрылся рот молодой матери в изумленном «о». – Рот закрой, – просипела я и, тяжело опираясь о свой посох, поднялась с кресла. – Ну, как тебя звать хоть? – налила я в стакан, что стоял на прикроватной тумбочке, воды, приправленной легким успокоительным эффектом, и протянула его девушке. Та ожидаемо принимать его не спешила. – Ты вроде по-житейски девка должна быть не глупая, но что ж ты такая дура-то? – покачала я головой. – Хотел бы я тебя убить, то уж точно не травить бы стал. Тут, пока ты спала, знаешь, сколько способов можно было опробовать? – вздохнула я, все же всучив стакан женщине. – Ну? Так что насчет имени?
– Эрта, – тихо сказала девушка и тут же хрюкнула, готовясь, судя по всему, к продолжительным завываниям при одном пожилом зрителе.
– Ты, если надумаешь реветь, учти, – посмотрела я на палку в своих руках, – я такие приступы лечу еще лучше, чем все остальное, сечешь?
Эрта энергично закивала и тут же отхлебнула воды из стакана, попутно проливая часть содержимого себе на платье.
– Знаешь ее? – кивнула я в сторону той, что уже привыкла называть именем, какое принято давать безымянным больным женского пола.
– Да, – очередной нервный кивок.
– Вот что, Эрта, – опустилась я рядом с ней на кушетку и заговорила уже так, как это делают пожилые люди, обращаясь к своим бестолковым, но любимым внукам. – Зачем тебе это, дочка? Ты же молодая, сынок у тебя такой чудесный, к чему все это? – спросила я, проведя рукой по голове девушки.
Я так отвыкла жалеть кого бы то ни было открыто… Проявлять свои чувства через прикосновения, слова, жесты. Так что неизвестно, кого из нас больше шокировал такой вот шаг с моей стороны. Как это ни глупо прозвучит, сколько бы я ни утверждала обратное – я всегда с ними, с живыми, что окружают меня. Жалею их, переживаю за них. Раньше это было естественным состоянием для меня, как и проявление подобных эмоций. Но сейчас – почти дико. Особенно трогать кого-то. Очень странно. Но если уж я решила выбираться из собственной скорлупы, то стоит начинать. Понемногу, по крошечному шажку в одно доброе слово. Доброта, милосердие, открытость – это смелость. Я хочу снова стать смелой, я устала бояться саму себя и вздрагивать каждый раз, думая о том, куда может завести меня мое сердце, если кто-нибудь лишний узнает, какое оно на самом деле.
Вопреки всем моим угрозам, из глаз девушки по моему прикосновению, точно по команде, покатились две крупные слезы.
«Ну привет, вот тебе и пожалела», – растерянно наблюдала я за тем, как теперь рыдает эта молодая женщина. Достала из кармана куртки небольшой отрез ткани и тут же вытерла сопли подозреваемой. Поразмыслив, отерла и слезы: вдруг перестанет? В результате размазала и то и другое по лицу несостоявшейся душегубицы.
Когда я уже была готова свернуть с выбранного пути и провести воспитательную работу по старинке, Эрта заговорила.
– Мне было семнадцать, когда я попала в его дом, – сквозь слезы проговорила она. – Работа всегда была тяжелой, сколько я себя помню, вся моя жизнь складывалась из мытья, уборки, шитья, хлопот по чужому хозяйству. Встаешь – еще темно, ложишься спать – уже темно. Хорошо, когда хозяева заняты больше собой, чем тем, что у них под ногами. Потому как, если тебя заметят, то, значит, изобьют. По-другому не бывает… не бывало, пока я не попала к нему. Он аланит, – с придыханием в голосе, которое не стало для меня неожиданным, сказала она, – самый красивый, сильный и добрый, какого я когда-либо встречала. Даже подумать не могла, что он обратит свое внимание на меня. Но… со мной прежде никогда такого не случалось. Ни один мужчина не был со мной таким. Я даже не пыталась устоять, просто отдалась ему, стоило ему сказать, что он хочет этого со мной. Забеременела почти сразу, хотя и не была такой дурой, чтобы не заботиться о возможных последствиях… Не знаю, как это случилось! – вновь заревела она. – Но уж чего не смела и ожидать – так это того, что он будет этому счастлив! Вы бы видели, как он радовался, когда узнал! Сказал, что я исполню его мечту! – точно пытаясь меня в чем-то убедить, воскликнула она. Хотя, чует мое сердце, она убеждала в этом себя.
– И что же пошло не так? – тихо спросила я.
Эрта на миг замолчала, поджала губы и с ненавистью уставилась на кровать, где лежала Тереза.
– Это она во всем виновата! Я знала, что он никогда на мне не женится, как и то, что освободить меня или перевести в личный гарем у него не получится. Его просто не поймут и не позволят ему этого сделать. И никогда не рассчитывала на нечто подобное… – она замолчала, точно раздумывая, как рассказать о том, в чем видела причину всех бед, свалившихся на ее голову. – Все, о чем я мечтала, – это быть рядом с ним и с моим ребенком, что уж у нашего сына все будет совсем по-другому.
«Все, чего я хочу, Киран, – сквозь боль в сжавшемся сердце, – чтобы Дорин был с нами… Как такое может быть, что он послан нам, чтобы мы потеряли его? Точно искра, оторвавшаяся от огня, он однажды угаснет, и все, что у меня останется… что у меня останется?»
Не к месту всплывшие воспоминания заставили меня с силой сжать кулаки. Я давно уже смирилась со своей потерей, я пережила ее, переболела, но все еще скучаю. И, как это ни странно, я понимала, что двигало Эртой.
– Слуги в домах – все равно что тени. Мы незаметны для окружающих и можем ходить, где пожелаем. Я в тот день хотела сказать ему, что наш сын… я впервые почувствовала его внутри себя. Поднялась в его личное крыло. Он был в своем кабинете, я слышала его голос. Приоткрыла дверь и… он имел ее прямо на своем столе, – сквозь сжатые зубы процедила она. – Это было бы ничего, – покивала она самой себе, – я все понимала. И кто он, и что требовать верности я не имела никакого права. Но она говорила с ним. В тот момент она спрашивала, когда он избавится от меня и они уже смогут начать…
– Что начать?
– Не знаю, – пожала она плечами, – но он сказал, что, как только ребенок будет его, все изменится. Я ушла тихо, и никто из них даже не заметил, что я была там. А через несколько дней он спросил меня: хочу ли я другого будущего для нашего ребенка? И если да, то сразу же после родов нужно сделать так, чтобы я отдала ребенка ему. Тогда он сможет устроить его будущее и примет в семью.
– И?
– Я сказала «нет», – уже навзрыд заплакала женщина. – Он на меня тогда разозлился. Сказал, что я сама буду умолять его об этом. С тех пор моя жизнь круто изменилась. Больше не было «нас». Больше не было тех условий, к которым я успела привыкнуть. Самая тяжелая работа, регулярные, хотя и осторожные побои, чтобы ребенку не навредить. И каждые две недели он спрашивал, хочу ли я вернуть все назад. Почему продолжаю упрямиться? В те дни, когда он приходил ко мне, он выглядел таким сияющим, невероятным, я уже не понимала, почему продолжаю говорить «нет». Он уверял, что любит меня, но не может мне позволить испортить жизнь нашему ребенку. А потом, когда я вновь отказалась, с моей кожи свели клеймо Дома Дриэлл и продали в караван, что уходил в Иртам. Он даже не пришел попрощаться со мной или спросить в последний раз…
Весь рассказ этой женщины свелся для меня всего к трем предложениям: «Дриэлл», «передача ребенка добровольно», «магичка, сила которой просто сгорела». Именно первое слово в моем списке заставило меня пораженно замереть. Элтрайс Эль Дриэлл, аланит, которого так интересовали мы, первородные. Аланит, рядом с которым до сих пор находился один из нас. Киран… Могло ли произойти так, что Киран рассказал ему? Могло ли случиться так, что, узнав нечто о наших исследованиях, лучший маг его Императорского величества просто доработал то, что создавалось во имя любви?
При этой мысли у меня нестерпимо защипало в глазах. Я не могла поверить, что наша любовь к Дорину могла привести к тому, что малыша, которого я приняла всего несколько дней назад, создавали на убой. Но зачем? Эксперимент? Зачем… зачем… зачем?! Мне стало трудно дышать. Перед глазами все поплыло от непролитых слез.
– Завтра я помогу тебе начать все с чистого листа, – сказала я, кое-как проглотив тяжелый ком в горле.
– Когда мы сбежали, я подумала, что это он прислал вас. Думала, что он все понял, осознал, что мы нужны ему… – тихо прошептала она.
– Вот что я тебе скажу, девочка… – глубоко вздохнула я. – Постарайся запомнить и не забывать: ты теперь мать – это главное. Ради блага своего сына никогда не говори ему, кто его отец. Никогда не рассказывай никому о том, что рассказала мне. И больше не жди, что однажды он вспомнит о вас. В день, когда это произойдет, твоя жизнь рухнет. Запомни.
– Что? – испуганно посмотрела она на меня.
– Тебе очень повезло, что все закончилось именно так.
Я говорила, подкрепляя каждое сказанное слово частицей своего дара. Совсем скоро Эрта забудет небольшой отрезок своей жизни, но эти слова она должна будет запомнить навсегда.
На рассвете я увела ее из песчаного сердца Элио. Мы переместились в небольшую деревушку на северной границе Алании. Это было очень далеко от столицы. Здесь зимой выпадал снег, а тепло было лишь летом и поздней весной. Деревенька располагалась в окружении лесов и озер. Иногда я тут жила, и у меня здесь был дом. Люди знали меня как знахаря с востока, что приезжал в эти края для сбора трав. Потому мне не составило труда представить Эрту старосте деревни и объяснить, что это моя племянница и молодая вдова. Муж ее погиб в день прорыва на восточной границе. Девка молодая и работящая, а вот жить теперь, где привыкла, не может. Дом, что выделила империя, отобрали, так как муж погиб, не выслужив положенного срока. История была простой и прозаичной, подозрений ни у кого особенно не вызвала. Да и люди здесь жили по большей части простые и немного дремучие. Что такое полукровка-аланит, даже примерно не представляли. Оно и к лучшему. Сыну Эрты я на прощание дала небольшой невзрачный медальон из той коллекции, что некогда подарили нам с Кираном, который будет скрывать ауру ребенка, и точно так же, под воздействием, наказала ребенку никогда его не снимать. Даже если мальчик унаследует часть силы своего отца, он будет всего лишь невероятно очаровательным парнем, легко покоряющим женские сердца. Пока на нем эта вещь, никто и никогда не заподозрит, какое у него происхождение.
Дом, который я передала Эрте, располагался на окраине деревни. Простой, но крепкий. С небольшим садом, который требовал хозяйской руки. Сейчас была середина осени, потому вырастить что-то в этом году было уже сложно. Я оставила девушке денег, которых бы ей хватило, чтобы пережить зиму. Монеты, что некогда позаимствовал из кошелька Ферта Кит, наконец-то пригодились, как и зарплата, что выплачивал мне Рейн.