Через три дня они заметили приближение персов, и служанки принцессы поспешили к своей госпоже, чтобы нарядить ее в шелковые платья императорского желтого цвета. Вскоре громовой топот копыт возвестил о прибытии персидского отряда в их лагерь. Стоя в дверях своего шатра, принцесса увидела, что рядом с предводителем отряда скакала женщина. Не требовалось большого ума, чтобы догадаться, кто она такая.
– Проклятая Шаннез… – сквозь зубы прошипела китайская принцесса. – Он привез с собой эту женщину! Мэй Цзе, беги и узнай, который из них шах.
Девушка-рабыня повиновалась и через несколько минут вернулась с сообщением: оказалось, что шах не приехал, но будет встречать невесту в столице своей страны.
Принцесса Пурпурный Нефрит рассердилась, но ее злость сменилась яростью, когда в шатер внезапно ворвалась Шаннез в сопровождении персидского воина – предводителя отряда.
– Уберите отсюда эту женщину! – завизжала китаянка.
Слуги принцессы бросились выполнять приказ, однако Шаннез остановила их движением руки.
– Вижу, ее императорское высочество, Дочь Неба, уже слышала обо мне! – Шаннез рассмеялась, затем повернулась к воину. – Клянусь Аллахом, она очень красива! А вот если бы она выглядела овца-овцой, как обычно бывает с девицами королевских кровей, то я могла бы ее пожалеть и даже сделалась бы ее подругой!
– Даже овца не захочет дружить с такой невоспитанной сукой, как ты! – в ярости закричала принцесса. – Как ты смеешь врываться ко мне без приглашения?! На колени, женщина! Я – твоя госпожа!
– Вы говорите на нашем языке?… – изумилась Шаннез.
– На колени!
Воин подтолкнул наложницу шаха, и та с ворчанием опустилась перед китаянкой на колени.
– Я прошу прощения у вашего императорского высочества, однако слишком уж велико было мое желание приветствовать вас в Персии, и я…
Царственным движением руки принцесса Пурпурный Нефрит заставила женщину замолчать.
– Для тебя я – «ваше величество», непочтительная рабыня! – заявила принцесса.
– Только после того, как вы сочетаетесь браком с моим господином, – отрезала Шаннез.
И тут принцесса отвесила ей пощечину и прокричала:
– Не кажется ли тебе, что шах может избавиться от рабыни, если она ему не угодит?! А я обещаю: он будет тобой весьма недоволен!
– Ваше величество, в своей необдуманной горячности я действовала слишком поспешно, проявив грубость и высокомерие, – пробормотала Шаннез. – Простите меня, моя госпожа, и позвольте стать вашей подругой! Я сумею быть вам полезной…
Принцесса Пурпурный Нефрит смягчилась, но слова женщины ее нисколько не обманули.
– Сомневаюсь, госпожа Шаннез, что мы сможем когда-нибудь подружиться. Но, возможно, мы хотя бы не станем врагами. А теперь оставьте меня. Я хочу отдохнуть.
Персиянка удалилась. Но потом, отойдя подальше от шатра, она тихо проговорила:
– Нельзя допустить, чтобы эта сука стала нашей повелительницей. Она слишком гордится своей страной и будет скорее предана Китаю, чем Персии. Она принесет шаху наследника, а потом обратит и его, и всю нашу страну в вассалов Китая! Хасан, ты должен мне помочь, – добавила Шаннез, пристально глядя на начальника шахской гвардии.
Хасана нисколько не тронула патриотическая речь наложницы, но все же он решил, что в словах женщины была толика правды.
– Госпожа Шаннез, вы ведь не можете ее убить… А если даже такое случится, то правда все равно дойдет до императорского двора в Китае. И тогда на наших руках будет кровь новой войны!
– Я не собираюсь ее убивать. Принцесса Пурпурный Нефрит выйдет за шаха, – только это будет ненастоящая принцесса. Никто из наших людей китаянку не видел и не увидит, пока не настанет время уезжать. Завтра китайцы отправятся в обратный путь. Вы настоите на том, чтобы оставить тут наших лошадей еще на один день, а я одна останусь прислуживать принцессе. Наступит вечер, и я опою ее сонным зельем. Затем двое ваших слуг отвезут ее в Багдад, чтобы продать на невольничьем рынке. А принцессу заменит ее невольница Мэй Цзе.
– Но согласится ли невольница помогать нам?
– Конечно, если хочет жить долго и счастливо, – улыбнулась Шаннез. – И еще, Хасан, скажи своим людям, что я хочу, чтобы ее продали как девственницу. Они не должны ею пользоваться. Девственница стоит куда дороже. Чем больше за нее дадут, тем больше будет их доля. Пусть ее продадут на городском рынке для черни. Я сотру ее гордость в порошок!
– Но шах удивится, узнав, что у принцессы нет собственной рабыни-служанки. Ведь договор предусматривал, что она может оставить ее при себе… Что ж, скажу ему, что принцесса разгневалась на рабыню, которая проявила непочтительность, и сама продала ее, не желая тревожить шаха из-за таких пустяков.
На рассвете китайцы отбыли на родину, оставив принцессу Пурпурный Нефрит и Мэй Цзе на попечение персов. Шаннез настояла, чтобы они провели еще один день в тишине и покое, прежде чем пуститься в дальний путь. Уговаривая принцессу, наложница наигрывала ей на лютне приятные для слуха мелодии.
Наступила ночь, и любовница шаха предложила принцессе выпить чашу теплого козьего молока – сказала, что молоко поможет заснуть. К тому же, это любимое питье шаха. Принцесса Пурпурный Нефрит терпеть не могла козье молоко, но осушила чашу до дна… и тотчас же провалилась в глубокий сон. Уснула и Мэй Цзе, которой тоже позволили выпить молока.
Спустя несколько недель Хаджи-бей заглянул на невольничий рынок в Багдаде; впервые он уехал так далеко от дома в своих поисках, но уже испытывал разочарование. Посетив все известные невольничьи рынки в городе, он не нашел того, что искал. Конечно, там было много красивых девушек, – но искал-то он ту, что обладала сразу и красотой, и умом, и силой духа!
И вдруг краем глаза заметил на помосте девушку – обнаженную и грязную, присевшую на корточки и пытавшуюся прикрыть свою наготу длинными волосами. Хаджи-бей остановился, чтобы рассмотреть ее получше. В ответ на его пристальное внимание девушка бросила на него презрительный взгляд.
Хаджи-бей подал знак работорговцу и указал на девушку.
– Вот эта… Сколько она стоит? – спросил он.
Работорговец заставил девушку выпрямиться и проговорил:
– О, мой благородный господин, это редкий цветок из древней страны, что зовется Китай. – Схватив девушку за крепкую, грушевидной формы грудь, он воскликнул: – К тому же – девственница! Свежая и аппетитная!
– Хватит ее лапать, – буркнул Хаджи-бей. – Назови лучше цену. Сколько хочешь за нее?
– Пятьдесят золотых динаров. Я купил ее месяц назад у караванщиков и заплатил кругленькую сумму. Итак, пятьдесят золотых динаров, господин!
– Он купил меня три дня назад у двоих солдат, которые меня похитили, и дал им двадцать динаров, – сказала вдруг девушка.
Работорговец бросил на нее злобный взгляд.
– Тридцать динаров, – сказал Хаджи-бей, отсчитывая монеты и бросая их в протянутые ладони работорговца.
Спрятав деньги в складках одежды, работорговец толкнул девушку к Хаджи-бею.
– Ступай к своему хозяину!
И тут девушка вдруг резко развернулась и вцепилась ногтями в лицо работорговца.
– Не смей больше меня трогать, грязный негодяй!
Хаджи-бей обнял ее за плечи и ласково проговорил:
– Успокойся, дочь моя. Твои испытания подошли к концу. – Повернувшись к работорговцу, он добавил: – Отдай мне ее одежду. Она достаточно унижена, не следует ей идти обнаженной через весь город.
Работорговец сунул руку в сундук, стоявший тут же, на помосте, и извлек оттуда какие-то лохмотья.
– Вор! – закричала принцесса Пурпурный Нефрит. – Где мое шелковое платье?!
Хаджи-бей решительно оттолкнул работорговца и, снова подняв крышку сундука, быстро отыскал в нем желтое шелковое платье с белой вышивкой. Девушка выхватила платье из его рук и быстро надела. Хаджи-бей повел ее прочь, спросив на ходу:
– Как тебя зовут, дитя мое?
– Я принцесса Пурпурный Нефрит из Китая.
– Я буду называть тебя Зулейкой.
Девушка подняла голову и вопросительно посмотрела на него.
– Зулейка, – пояснил он, – была знаменитой принцессой-воительницей.
– А потом, – завершила свой рассказ Зулейка, – мы вернулись в Дамаск забрать Фирузи и, услышав о тебе, поспешили на Крит.
Джанет в изумлении смотрела на своих товарок.
– Вы уверены, что отсюда нельзя сбежать? – спросила она.
– Никоим образом, – ответила Фирузи. – Но почему ты так хочешь сбежать? Куда ты пойдешь? Домой тебе нельзя. Никто не поверит, что ты все еще невинна. Люди на улицах будут показывать на тебя пальцами, и ни один уважающий себя отец не позволит своему сыну взять тебя в жены. Ты состаришься, так и не познав любви. Возможно, тебе дадут кров. И, возможно, ты будешь… Будешь, например, нянчить детей своего брата. Ни служанка, ни уважаемый член семьи! А в доме султана Баязета нас ожидает роскошная жизнь. Может быть, мы найдем там любовь. Может, у нас даже будут дети! Так ты по-прежнему хочешь сбежать?
Джанет со вздохом покачала головой.
– Нет, наверное… – пробормотала она. – Пожалуй, ты права. Путь домой для нас отрезан. Я слышала, что женщины в гареме султана плетут интриги одна против другой, чтобы не лишиться его благосклонности. Каждую из нас оторвали от родных, и все мы познали горе и несчастье. Вместе мы будем сильнее. Если уж нам суждено остаться в рабстве, – давайте, по крайней мере, заключим союз. Договоримся, что будем поддерживать друг друга – что бы ни случилось. И тогда в один прекрасный день мы будем управлять не только гаремом, но и самим султаном.
Зулейка и Фирузи улыбнулись.
– Сира, дорогая, ребенок, который все еще живет в тебе, на рассвете исчезнет, – сказала Фирузи.
– Да, наверное… – кивнула Джанет. – Нет больше принцессы Пурпурный Нефрит из Китая, Марии Ростовой с Кавказа и леди Джанет Лесли из Шотландии. Все были наивными девочками. Вместо них теперь появились три женщины из дома султана Баязета – Зулейка, Фирузи и Сира. Так вы согласны заключить договор?
– Да, – ответила Фирузи, накрывая рукой руку Джанет.
– И я согласна, – ответила Зулейка, также протягивая руку.
Рассвет уже забрезжил над островом Крит, когда три девушки, утешившись в обществе друг друга, переоделись ко сну и легли.
Бросив последний взгляд на бухту Кандии, Джанет горестно вздохнула, отыскав глазами корабль, который уже направлялся в открытое море. На его мачте развевался флаг с золотым ястребом – флаг Сан-Лоренцо. Отвернувшись от окна, она снова легла на свою кушетку и вскоре уснула. И почти в тот же миг в другом конце комнаты отошла небольшая панель в стене, и стоявший там Хаджи-бей, словно обращаясь к самому себе, тихо произнес:
– Я сделал правильный выбор. Да благословенно имя Аллаха. Теперь империя спасена.
Глава 8
Плавание от берегов Крита до Константинополя получилось весьма приятным. Сире, Зулейке и Фирузи было дозволено сидеть под навесом, который установили для них на палубе. Хаджи-бей велел им закутаться как следует и запретил ходить по кораблю, чтобы не разжигать страсти среди рабов-гребцов, многие из которых были родом из Европы.
Корабль проворно скользил по волнам мимо очаровательных островков Эгейского моря. Хаджи-бей показал девушкам несколько мест, отмеченных самой историей, и Сира нашла его рассказ куда более увлекательным и романтическим, нежели повествование капитана Венутти, который рассказывал в основном о еде и питье. Они видели остров Наксос, где Тезей оставил Ариадну, и Хиос, который считался родиной Гомера, а также Лесбос – дом знаменитой поэтессы Сафо.
Наконец корабль вошел в устье Дарданелл, древнего Геллеспонта. На берегах пролива, который был сорока миль в длину и от одной до четырех в ширину, стояли сторожевые башни Оттоманской империи – неотъемлемая часть обороны Константинополя. Башни служили для раннего предупреждения о врагах, которые осмелились бы напасть на столицу со стороны моря. Пройдя Дарданеллы, корабль вскоре вошел в воды Мраморного моря. Путешествие близилось к концу.
Вечером, накануне прибытия, Хаджи-бей позвал девушек в свою просторную каюту на корме корабля. Войдя, они заметили, что Хаджи-бей выставил возле дверей охрану – жестоких и безмолвных воинов. По его знаку девушки расположились на подушках, лежавших на полу возле круглого столика. Раб принес закуски и тут же вышел. После чего и сам Хаджи-бей уселся рядом со своими подопечными.
– А теперь, красавицы мои, я должен обсудить с вами дело величайшей важности. Как вы уже знаете, я – кызлар-ага, начальник над черными евнухами султана Баязета. Эта должность дает мне большую власть. И власть эту я хочу употребить на то, чтобы исправить одну ужасную ошибку, но для этого мне понадобится ваша помощь.
Много лет назад мой господин взял в старшие жены – кадин, как мы говорим, – девушку-черкешенку по имени Кесем. Через год она родила ему чудесного здорового сына, которого нарекли Мустафой. Но в то время, когда она была в тягости, султан обратил свое внимание на сторону и взял вторую кадин, сирийскую девушку по имени Бесма. Когда сыну Кесем исполнилось полтора года, Бесма также подарила ему сына, принца Ахмеда.
Через несколько месяцев после рождения сына Бесма пригласила двухлетнего наследника Мустафу к себе, чтобы он познакомился со своим младшим братом. Кесем очень встревожилась, но позволила сыну пойти к Бесме. Принц вернулся несколько часов спустя – очень довольный и с полными карманами засахаренных фруктов, которыми он угостил мать. Та взяла у него лакомство, чтобы его порадовать. Но очень скоро принца скрутила жестокая болезнь – как и госпожу Кесем, которая, впрочем, страдала гораздо меньше. Лекарь сказал, что это яд. На рассвете принц Мустафа умер, однако его мать выздоровела.
Рыдая, Кесем обвинила в злодеянии Бесму, однако султан, который тогда звался просто принцем Баязетом, не захотел осудить мать наследника империи. Сердце Кесем было разбито. Сколько ни старался Баязет приободрить ее и вернуть к жизни – все было напрасно. Бедняжка лишь чахла и лила слезы, и он, наконец, оставил ее в покое.
А теперь позвольте немного отклониться от главной линии моего повествования и объяснить вам, почему я так предан госпоже Кесем. Когда меня привезли в гарем, я был всего-навсего испуганным ребенком. Кесем, сама едва вышедшая из детского возраста, заботилась обо мне и отдала в обучение, чтобы я смог добиться успеха. Когда же она стала старшей женой султана, или баш-кадин, меня сделали главным евнухом. А когда родился принц Мустафа, султан назначил меня на должность кызлар-аги – вместо старого аги, который умер незадолго до того. Я очень любил госпожу Кесем, не мужской любовью, конечно, – ведь я не мужчина, – но как добрый и преданный друг. Я даже врачевал ее втайне, чтобы вернуть к жизни – лечил не столь тело, сколь душу. На это ушли долгие месяцы, ибо горе ее было огромно. А затем в один прекрасный день она тайно пришла ко мне и спросила: Хаджи-бей, если бы я родила султану еще одного сына, помог бы ты мне завоевать для него престол?
– Ты думаешь, султан снова захочет взять тебя на свое ложе? – удивился я.
– Он недавно сделал своей фавориткой мою сестру Рефет, а ведь мы с ней – близнецы, – отвечала Кесем. – Поэтому мне кажется, что он все еще хочет меня…
– И я согласился помочь Кесем. Впервые за долгие месяцы она предстала перед султаном во время приема, который он устроил своим женщинам.
В тот вечер Кесем была ослепительно прекрасна, и Баязет, снова поддавшись ее чарам, в ту же ночь послал за ней. Спустя девять месяцев она родила сына по имени Селим. – Хаджи-бей сделал паузу, чтобы угоститься шербетом. Подкрепившись, он продолжил свой рассказ.
Кесем была умна, и в те месяцы, пока она носила в чреве Селима и не могла посещать ложе своего господина, ее заменяла сестра Рефет. Бесма же пребывала в ярости, потому что султан, влюбленный в Кесем, был очарован также и Рефет. Кроме того, Бесма вообще впала в немилость, так как Сафие, третья кадин султана, подарила нашему господину сына через два года после рождения Ахмета, в то время как у самой Бесмы второй сын родился мертвым.