Поднялся тощий репортер в сером костюме, тростинка в рядах его профессионального братства.
— Вот дерьмо, — прокомментировал Алекс от дверей, — где-то есть еще репортеры, или она всех там собрала?
Бобби шикнула на него.
— Госпожа генеральный секретарь, вы сказали, что нападение на Землю — это не акт войны, а преступный заговор. Теперь, когда вы захватили пленных, что с ними будет?
— Заговорщиков перевезут на Луну и предоставят адвокатов. Следующий вопр...
— Только тех, что с Медины? Или с Паллады и Европы тоже? Не создаст ли это непосильную нагрузку на судебную систему? — напирал седовласый.
Авасарала слащаво улыбнулась.
— Кранты этому парню, — заметила Бобби.
— Это точно, — согласился Холден.
— На это потребуется какое-то время, — ответила Авасарала, — но вина в этой задержке лежит и на Вольном флоте. Если они хотели быстрого процесса, то не следовало разрушать так много судов. Следующий вопрос. Линдси?
— Ей не следует так уж эксплуатировать эту тему, — произнесла Бобби, когда место седовласого заняла блондинка и спросила что-то о восстановлении и роли АВП. — Её покусают.
— Это крупнейшая однозначная победа, которую мы одержали над Инаросом, — сказал Холден, — все остальные станции он обобрал до нитки и свалил. Или оставил нас ползать, убирая его мины-ловушки. Даже на Титане всё обошлось нам недешево. Земле нужна победа. Чёрт, да и Марсу нужна победа. Я очень рад, что в ней на нашей стороне сражались и астеры.
— Но если она слишком это разрекламирует, то всё станет очень плохо, когда мы снова потеряем Медину.
— А почему ты думаешь, что мы ее потеряем?
— Потому что мне пришлось грохнуть рельсовые пушки, — ответила Бобби, — а предполагалось, что мы их захватим, чтобы удержать станцию. Мы не смогли. Мы уничтожили ее оборону. Если мы сумеем заполучить с десяток кораблей вроде «Роси» или парочку линкоров класса «Доннаджер», то удержимся. Но их нужно еще сюда пригнать. При этом следует предполагать, что Инарос закинул побольше бомб и снарядов во все доступные корабли, чтобы примчаться сюда и дать нам по заднице. Это если его патрон за вратами Лаконии еще не отправил украденные им марсианские корабли, чтобы нас вышвырнуть.
Узел в животе Холдена, который начал уже исчезать после того, как он ступил на Медину, снова затянулся.
— Ого. Итак. У нас есть какой-то план?
— Драться как одержимые и надеяться, что гады будут убивать нас так долго, что не успеют всё восстановить к тому времени, как сюда доберутся те, кого пришлют Авасарала или Ричардс.
— Хм.
— Мы в полной заднице с той самой минуты, как я разнесла тот реактор. Не умаляет естественного величия ситуации. И это отличный холм.
— Что?
Бобби оглянулась, удивленная, что он не понял выражение.
— Отличный холм, чтобы умереть.
Глава сорок седьмая
Филип
— Ты о чём? — спросил Филип, стараясь, чтобы это звучало небрежно.
Девушку звали Марта. Лицо широкое, по скуле разбросаны несколько родинок, словно она чем-то забрызгалась. Волосы светлее, чем кожа. Кажется, из всех присутствующих в клубе одна она снисходительно отнеслась к новому парню. Когда начали петь караоке, она протянула ему микрофон, хотя Филип и не хотел его брать. А когда клуб переполнился, предложила место на краю своего стола. Не рядом с ней, но и не без неё. Девушка выросла на Каллисто, здесь и родилась. Работала контролёром на складе. Она оказалась примерно на год старше Филипа. Когда это случилось, ей было шестнадцать.
Она прищурилась, наклонила голову.
— На что похожа атака? Как это?
— Даже не знаю, — пожал он плечами.
В клубе было довольно темно, и возможно, она не увидела, что он покраснел.
Марта покачала головой, оглянулась. Кто-то, направляясь к бару, наткнулся на спину Филипа. Он уже подыскивал слова извинения, но тут девушка заговорила.
— Знаешь, был айн день. Проснулась утром, всё как всегда. Собиралась в школу. Мама сделала хаш и кофе на завтрак. Просто день, совсем как другие. Болтали с друзьями в общей комнате, и вдруг всё как затряслось, представляешь? Прям вот сразу. Сперва не сильно, но все почувствовали. Все спрашивали друг друга, в чем дело. Потом пришёл учитель, сказал, что всем надо идти в убежище. Что-то происходило снаружи, на марсианских верфях. Думали, взорвался реактор. Понимали, как это страшно. Мы уже почти дошли до укрытия, и тут снова грохнуло, сильнее. Намного сильнее.
— Но ведь это всё было на марсианской верфи, — сказал Филип.
— Камень тот же, — Марта пожала плечами и засмеялась. — Нельзя пнуть только половину мячика. В общем, сирены воют, все кричат. А потом всё кончилось, и нас повели обратно. Марсианскую верфь разгромили и половину нашей тоже. Это как... нет. Как будто до этого было одно, а потом стало другим.
— Но ведь с тобой ничего не случилось.
Марта чуть заметно покачала головой.
— Мама погибла. Убежище, где она пряталась, обвалилось.
— Мне жаль. — Слова жгли Филипу грудь.
— Говорили, это произошло быстро. Она даже не успела понять.
— Да, — вздохнул Филип. Его ручной терминал звякнул, уже в четвёртый раз за последний час.
— Уверен, что не хочешь ответить? — спросила Марта. — Твоя девушка очень хочет с тобой поговорить.
— Нет. Всё нормально, — ответил он. И добавил: — У меня тоже нет матери.
— Что случилось с твоей?
— Они с отцом разошлись, когда я был младенцем. Папа всегда говорил, что спрятал меня от неё, потому что она была чокнутая. Но не знаю. Несколько месяцев назад мы с ней впервые встретились, только она снова ушла.
— А тебе она показалась чокнутой?
— Да, — сказал Филип. Потом поправился: — Нет. Мне показалась, она просто не хотела быть с ним.
— Жесть.
— Она сказала, что единственное право, которое у тебя есть в отношениях, это право уйти.
Марта недоверчиво усмехнулась.
— Что за сука — говорить такое сыну?
Вход в клуб напоминал шлюз с внешней и внутренней дверью, отгораживающими короткий проход, который не пропускал свет из внешнего коридора. Когда обе двери открывались одновременно, показывались силуэты входящих. Филип раздумывал, не сказать ли девушке больше. «Мне казалось, что вижу, как она покончила с собой, но только оказалось, что она не умерла. Просто снова ушла». Это было правдой, но выглядело неправдоподобно. Кое-что не получится рассказать никому кроме тех, кто там был. Ручной терминал Филипа снова звякнул.
Кто-то сильно его толкнул. Стул Филипа пошатнулся, и он ухватился за столик, чтобы не упасть. Марта взвизгнула и вскочила на ноги с криком:
— Берман! Что ты делаешь?
Филип медленно обернулся. Толкнувший его был примерно того же возраста, может, на пару лет старше. Тёмно-зелёный комбинезон с логотипом грузовой компании на рукаве. Подбородок выдвинут, грудь выпячена, руки наизготовку. Всё в нём говорило, что он нарывается на драку, только Филипа он не ударил.
— Тебя как звать? — спросил незнакомец.
— Филип.
Тяжесть пистолета в кармане тревожила, будто звала. Медленно и осторожно он разжал ладонь, уже сжимавшую рукоять. Марта встала между ними, раскинув руки. Она вопила, что Берман — должно быть, этот тип со вздёрнутым подбородком — совсем рехнулся. Что он тупица. Что она просто разговаривала с этим койо, а Берман — безмозглый ревнивец, и к тому же вконец охреневший. Берман продолжал вертеть головой, чтобы из-за её спины таращиться на Филипа. А гнев Филипа раздувался, как дым над огнём. Вытащить пистолет, подержать подольше этого типа под прицелом — пусть поймет, что происходит. А потом — выстрел, и всё. Он Филип Инарос. Он убил миллионы. Он убил мать Марты.
— Ничего страшного, — сказал Филип и поднялся. — Недоразумение. Без обид, са са?
— Вот и вали отсюда, засранец, — выкрикнул Берман в спину Филипу, а потом Марта опять что-то завопила, а Берман заорал на неё.
Филип вошёл в поддельный шлюз, толкнул дверь и оказался в общественном коридоре. Горел яркий свет. Запахи спиртного и дыма держались вокруг Филипа ещё пару минут, пока лёгкий ветерок из системы очистки не унёс их прочь. Филипа трясло. И ему так нужно было ударить кого-нибудь или что-нибудь, что заболели руки. Он побрёл сам не зная куда, просто чтобы идти. Дать утихнуть тому, что бурлило в крови.
Вокруг него тянулась Каллисто. Тусклые коридоры, шире, чем на любой другой станции или корабле, где ему случалось бывать. Сетчатые, как соты, узоры на закруглённых стенах напоминали о футболе. Тлеющие на потолке блоки обогревателей тревожно постукивали, посылая лучи тепла ему на макушку, а с пола крался вверх холод поверхности спутника. Люди шли пешком, ехали на велосипедах и карах. Филип спрашивал себя, сколько из них потеряли близких во время нападения на Каллисто. В его версии той атаки гибли лишь марсиане. Солдаты, чья работа — держать голову Пояса под водой, покуда тот не захлебнётся. А ещё в этой его версии, отец вёл Пояс к объединению, против всего, что ломало и уничтожало их будущее и стирало прошлое.
Филип и теперь так думал. Он верил, даже когда сомневался. Только всё в его мире как будто стало двойным. Одна Каллисто была мишенью при их нападении. Его важнейшей победой, которая привела к бомбардировке Земли и освобождению Пояса. Другая Каллисто, по которой он шёл сейчас, — та, где простые люди потеряли матерей, детей, супругов и друзей в катастрофе. Эти два места казались совсем разными, не связанными друг с другом. Как два по-разному устроенных корабля с одним именем.
И отцов у него теперь тоже стало два. Один — тот, которой сражается против внутряков, которого Филип обожал, как травинка свет. И другой, тот, что изворачивается, отказывается от всего, что пошло не так, и винит в этом кого угодно, только не себя. Вольный флот, ставший первой реальной надеждой Пояса, и распавшийся Вольный флот. Меняющий своих генералов и лидеров чаще, чем воздушные фильтры. Обе версии никак не могли существовать вместе, а Филип не мог выбрать одну.
Ручной терминал снова запищал. Филип выдернул его из кармана. Запрос соединения от Карала с «Пеллы». Уже двенадцатый. Филип его принял.
— Филипито! — заговорил Карал. — Где, чёрт возьми, ты шляешься, койо?
Карал был на командной палубе и в форменном комбинезоне. Даже воротничок прицепил, чего обычно не делал. Правда, это всё равно не превратило его в военного. Карал походил на себя, только ряженого.
— Тут, недалеко.
— Недалеко, — покачал головой Карал. — Давай, иди на корабль. Сейчас же.
— Зачем это?
Карал склонился к экрану, как будто хотел что-то прошептать по секрету.
— С Медины просочились записи боя, понял? Рельсовые пушки разбиты. Медину охраняет один корабль. Один, и это...
— «Росинант», — сказал Филип.
— Марко собирает все корабли, от которых осталось больше, чем полкорпуса. Летим возвращать Медину, как на пожар.
— Понял.
— Получаем свежий сок. Пополняем реакторную массу. И тут же отходим. По дороге встречаемся с остальным флотом. Слушай, но твой отец... никогда не видел его таким...
За спиной Карала рявкнул голос, отвлёкший его от Филипа.
— Ты его разыскал?
— А как же, — ответил Карал. Не Филипу.
Картинка запрыгала, переключаясь с одной камеры на другую. Пустое кресло-амортизатор с туманной тенью у края. Тень упала назад и обрела чёткость, превратившись в его отца. Филип сжался, готовый к оскорблениям и унижению. Несмотря на всё свое презрение, он страдал. Скажи это как мужчина. Скажи «я не справился». Живот скрутило.
Марко радостно улыбался ему, глаза сияли.
— Слышал? Карал тебе сказал?
— Про Медину и тот корабль? — Филип отчего-то не мог произнести вслух «Росинант». Он чувствовал, что это было бы не к добру.
— Это наш час, Филипито. Всё наконец-то сошлось. Мы их бьём и уходим, бьём — и исчезаем во тьме, пока они не рехнутся. Они выползли за линию обороны, теперь мы можем ударить по ним, как молот.
Они. Он имел в виду не Землю и Марс. Не правительства внутренних планет. Неизвестно, понимает он сам или нет, но Филип был уверен, как никогда: «они» — это Джеймс Холден и Наоми Нагата.
— Хорошо, — сказал Филип.
— Хорошо? — воскликнул отец. — Это он! Наш шанс, который мы ждали. Так мы их и разобьём. Всех лживых сук АВП, прихвостней Фреда Джонсона. Па, Остман, Уокера — всех. Всем придёт конец вместе с Холденом — мы его у них заберём, уничтожим, как Джонсона. Накажем их за измену.
Филип ощущал лёгкий трепет волнения. Мысль о победе — триумфальной, громкой и заключительной — пьянила. Радость отца подбадривала и его, обещая навсегда смыть злость и сомнения. Но появился другой, новый Филип, который с отвращением наблюдал за этим растущим энтузиазмом.
Выманить на Медину Наоми вместе с её любовником, уничтожить их — таков теперь план. Более того, и убийство Джонсона, и оставленная Церера — тоже части этого плана. Мощные и скоординированные удары объединённого флота разбил Вольный флот ради блестящего отцовского замысла, только чтобы их выманить.
А если план не удастся, если что-то пойдёт не так — у отца всегда есть план и на этот случай. Появятся новые генералы, с каждой чисткой они становятся лучше. А когда всё станет так скверно, что уже никак не притвориться, будто это победа — найдётся тот, кто ошибся. Кто-то другой, не отец. Возможно, и Филип.
— Нас ждёт небывалое, самое высокое ускорение, — вещал Марко, — но оно того стоит. Но нельзя терять время. Вылетаем в течение часа. Все экипажи. Все корабли. Расплавим долбаное кольцо тормозными импульсами, спалим Холдена в пепел.
Марко захлопал в ладоши, наслаждаясь грядущей перспективой. Филип улыбался и кивал.
— Уходим, как только пополним припасы, — сказал Марко, уже чуть серьёзнее. — Чтобы через полчаса был на корабле, ясно?
— Ясно, — ответил Филип.
Марко с экрана глянул ему в глаза. Лицо светилось от радости. Чувственное удовольствие, почти неотличимое от любви.
— Это будет великолепно, — сказал отец. — Они навсегда запомнят.
А потом, как актёр, подавший со сцены последнюю реплику, Марко разорвал соединение.
Филип отвёл взгляд от терминала, словно очнулся от сна. Он был где-то, с кем-то. А теперь опять оказался здесь, в коридоре станции. Если пойдёт обратно, то вернется в клуб. Отчего-то ему стало казаться странным, что героический боевой план отца и общий коридор верфи Каллисто существуют в одной вселенной. Может быть оттого, что это не так.
Доки располагались недалеко. С ближайшей станции подземки он добрался бы за пять минут, но пешком потребуется гораздо больше получаса. Ручной терминал Филип сунул обратно в карман, и при каждом шаге он чуть слышно звякал о пистолет.
Путь из жилых коридоров в доки был отмечен тысячей мелких знаков. Здесь совсем не встречались молоденькие девушки, а на большинстве несущихся через перекрёстки людей были рабочие комбинезоны и пояса с инструментами. Воздух пах по-другому. Даже если фильтры использовались те же самые, в доках всегда пахло сваркой, синтетическим маслом и холодом. У Филипа оставалось ещё двадцать минут.
Площадь между военной и гражданской верфями имела форму большой буквы Y. Кому-то на станции пришло в голову поставить там, где сливались две дорожки, массивную статую — что-то вроде абстрактного Минотавра из матированной стали. Расположенный прямо над этим чудищем экран показывал список причалов и кораблей. На военной стороне стояли семь кораблей Вольного флота, грузовик с Земли, захваченный при взятии станции, а три причала пустовали. На пару секунд Филип задержал взгляд на слове «Пелла», как будто это такое же произведение искусства, как уродливый человекообразный бык под ним. На гражданской стороне — с десяток кораблей. Старатели, транспортники, шахтёры. Медицинская скорая помощь. Он подумал — если бы не война, кораблей тут было бы больше.
Другой экран, на противоположной стене, показывал изменение курсов не то пятидесяти, то ли шестидесяти видов валют — акционерных, государственных, объединённых, товарных. По полу под экраном пробежала маленькая серая крыса, скользнула в дыру, которую Филип даже не замечал в тени. Ручной терминал звенел, но он его игнорировал. Доки уже совсем рядом.